– Это верно? – обратился Джонатан с вопросом к Мэг.

– «Ненависть» – это слишком сильно сказано, Феба, – заметила Мэг с ноткой жесткости в голосе. – Имеется немало причин для нашего желания вернуться в Англию.

Феба в ответ на замечание усмехнулась и заявила:

– Главное то, что мы все ненавидим Вест-Индию.

Мэг вздохнула и промолчала.

– Но я надеюсь, что они приедут еще до начала зимы. Видите ли, милорд, у Оливии очень слабое здоровье, – произнесла Феба таким тоном, словно сообщала большой секрет. – Мама очень редко позволяет ей выходить из дома.

– Мне очень грустно слышать это.

– В последнее время она немного окрепла, – сказала Мэг. – И я думаю, что климат Лондона будет для нее благоприятным.

– Вот как? – спросил Джонатан. – А в чем, собственно, заключается ее недомогание?

– Когда мы только переехали на Антигуа, ей было всего девять лет. Она и папа подцепили малярию. Оливия справилась с первым приступом, а папа нет.

Тут Мэг умолкла, но Феба продолжила с того, на чем та остановилась.

– Но эта ужасная болезнь наградила ее очень хрупким здоровьем. Она всегда очень бледная, легко теряет силы вплоть до обморока, ее часто лихорадит.

Мэг не смотрела на Джонатана, она сосредоточила внимание на улице, по которой они ехали. Сочувствие к ней охватило его, когда он заметил довольно глубокую морщину, появившуюся сейчас у нее между бровями.

– Но Оливия сильнее, чем кажется. Она победит болезнь, – проговорила она.

– Я уверен, что так оно и будет, – отозвался на ее слова Джонатан. – Тем более с вашей помощью и поддержкой.

Ее серые глаза сверкнули при взгляде на него. Господи, как ему хотелось прикоснуться к ней. Как она прекрасна. Он жаждал впитать в себя ее аромат, целовать пальцы, руки, пройтись губами по нежной, чувствительной коже от сгиба локтя до плеча, поцеловать шею. Хотел пощекотать языком впадинку за ушком, поцеловать подбородочек и, наконец, прильнуть к ее губам.

Эти полные губы, изогнутые в форме лука. Вот она провела кончиком языка по ним, и Джонатану захотелось попробовать их вкус. Однако он желал гораздо большего, чем поцелуй, жаждал, чтобы она открылась для него, мечтал овладеть ею со всей страстью.

Чтобы с нею у него было то же, что когда-то с Сереной.

Он бросил взгляд на Мэг. Она не Серена. Она не Серена. Он снова и снова повторял это в уме словно заклинание.

Черт побери, если он хоть что-то может понять. По тем чувствам, какие девушка в нем вызывала, она могла быть только Сереной и никем больше. Однако считать, что она выдает себя за Мэг, – полная бессмыслица. Серена не такой человек, чтобы пойти на нечто подобное. Она всегда была уверенной в себе, даже можно сказать, что весьма самоуверенной для того, чтобы в кого-то перевоплощаться – даже в Мэг. Особенно в Мэг…

– И Оливия может рассчитывать на мою помощь, – проговорила Феба звонким голоском, и это вывело Джонатана из навязчивой путаницы его собственных мыслей. Слава Богу.

А о чем это они, черт побери, говорили до этого? Ах да, о болезни их сестры.

Он улыбнулся Фебе и сказал:

– Само собой разумеется, и на вашу тоже, мисс Феба.

Господи, да что он тут делает? С Мэг Донован, которая сидит напротив него, взбудораживая мысли и доводя его тело чуть ли не до горячки от возбуждения? Не иначе, он бредил, если додумался до того, что из этого что-то может выйти. Она для него запретный плод. Она принадлежит не ему – она невеста Лэнгли. И пропади оно пропадом, она не Серена!

Он довел себя до безумия из-за того, что совершенно невозможно. Вопреки каким бы то ни было мрачным тайнам, которые она любой ценой должна сохранить, совершенно ясно, что она собирается выйти замуж за Уильяма Лэнгли. А Лэнгли его друг.

А если она выйдет за Уильяма, что тогда? Он, Джонатан, вернется к той жизни, которую вел последние шесть лет. Кутежи, сомнительные «наслаждения» и неодолимая горечь от всего этого.

Она для него лишь мечта, иллюзия в белом шелке и жемчугах. Боже, как она прекрасна! От ее красоты так теснит в груди, что он едва может дышать.

И почему именно Серена должна была иметь сестру-близнеца? Что, если она была послана на эту землю и живет совсем близко, всего на расстоянии двух домов от его собственного дома, просто для того, чтобы мучить его. Напоминать о том, что он мог получить, не будь таким глупцом и слабаком.

– А почему это мы на Стрэнде? – вдруг спросила она.

Он выглянул в окно кареты. Время приближалось к десяти часам, и на улице было бы совсем темно, если бы не горящие повсюду фонари.

– Мы ведь едем к Лэнгли, – напомнил он.

Нахмурив брови, Серена покачала головой.

– Но ведь это не самая прямая дорога до Кэвендиш-сквер.

Он прикинулся удивленным:

– Неужели?

– Именно так.

Она посмотрела на него, и в потемневшем взоре он прочитал, что она поняла, в чем дело. Джонатан заерзал на сиденье, придумывая подходящее оправдание, и наконец пояснил, стараясь говорить как можно более ровным и спокойным голосом:

– Ведь вы не из Лондона. Откуда вам знать наиболее короткую дорогу от Сент-Джеймс-стрит до Кэвендиш-сквер?

– О, это очень просто, – вмешалась Феба. – Мэг много часов провела, изучая папину карту Лондона.

И тут Мэг метнула в Джонатана огненный взгляд, который прожег его насквозь.

У него свело желудок. Мало того что он так страдал из-за своего недостойного поведения целых шесть лет, вот теперь он здесь, в Лондоне, терзаемый фантастическими домыслами о будущей жене своего друга. Это за пределами искупления.

– В таком случае я попрошу вас растолковать все моему кучеру, мисс Донован.

– Я это сделаю, – ответила она весьма холодным тоном.

Джонатан выдержал ее взгляд, не желая быть первым из них двоих, кто спасует.

Спустя несколько минут карета остановилась. Джонатан выглянул в окно и увидел, что Лэнгли ждет их, стоя на тротуаре перед домом, свет, падающий из окна, четко очерчивал его высокую фигуру, затянутую в черный флотский мундир.

Нет, это еще не все. Джонатану по-прежнему требовалось выяснить, что представляет собой эта новая для него Мэг Донован. Он должен повидаться с ней наедине.

Все запуталось окончательно и бесповоротно. Серена просто не могла контролировать себя в присутствии Джонатана Дейна.

Когда она шесть лет назад была покинута им, то думала, что сойдет с ума от тоски. Она так сильно хотела его, что по ночам сидела в постели и, обхватив руками колени, раскачивалась всем телом, пытаясь заставить себя забыть обо всем.

Серена мечтала о том, что он вернется; она молилась об этом поздно ночью, когда все уже спали и не могли ее услышать. Она надеялась, что его пренебрежение скорее всего просто ужасная ошибка.

Однако он, разумеется, не приходил никогда. Он отрекся от нее в Лондоне, оставил с разбитым сердцем и неисполнимыми желаниями. Он обрек ее на жизнь без любви, в полном одиночестве.

А потом появился Уилл. Вот сейчас он опустился на сиденье напротив нее рядом с Джонатаном, сама любезность и добросердечность. Однако она обидела его на прошлой неделе в парке своей скверной реакцией на его поцелуй, и с того вечера отношения между ними не более чем холодная вежливость.

Сначала она сказала себе, что Мэг отреагировала бы на этот поцелуй точно так же, потому что была очень скромной и невинной. Однако это было неверно. Сестра любила Уилла. Она всегда вела себя достойно и сдержанно, но от такого поцелуя растаяла бы. А она, Серена, шарахнулась прочь, словно от укуса ядовитой змеи.

Последние несколько дней она провела в раздумьях о том, как поладить с ним, но так ничего и не придумала. Даже теперь, когда он вел вполне любезный разговор в тесных пределах небольшой кареты, Серена заметила в его темных глазах выражение обиды, вызванное ее отказом в поцелуе.

Серена была в ужасе. Ситуация складывалась весьма неприятная. Если бы она знала, что Джонатан и Уилл – близкие друзья, то осознала бы неосуществимость задуманной интриги и отвергла шараду до начала ее розыгрыша. А теперь она в ловушке.