С мальчиками все происходило совершенно по-другому. Я читала «Библию имен…», и с каждым именем в книге у меня была проблема (правда, не из самых реальных проблем). На седьмом месяце я как-то жаловалась нашей соседке на то, что безупречных мужских имен просто не существует. И мы никогда не выберем подходящее, рыдала я. «Как насчет Бенджамина?» – спросила соседка. Бенджамин. Совсем неплохое имя. Из инициалов нельзя будет придумать что-нибудь обидное или смешное, и есть пара-тройка очень хороших коротких имен и прозвищ. Оно звучало очень респектабельно, очень классически, и я не смогла найти в нем никаких изъянов. Так что через два месяца у нас появился Бенджамин. Замечательное имя.
Все было чудненько до тех пор, пока через несколько лет он не пошел в детский сад. Я обомлела, когда увидела список детей. Только в его группе был не один и не два, а целых три Бена – кроме нашего. Действительно очень оригинально! С этого момента он стал называться Бен С., и я пополнила список матерей, выбравших для ребенка одно из двадцати пяти популярных имен. Ну что за хрень!
Я усвоила урок. Как угодно, но со следующим ребенком я решила держаться подальше от списка самых популярных имен, который теперь, к моему ужасу, включал и имя нашей дочери. До рождения Ивена мы навыбирали для него несколько имен: Джулиан, Натаниэль, Калеб, Эдриан. Но, когда он родился, ни одно из них ему просто не подошло. Я кинула «Библию имен…» Джеффу. «Смотри!» – рявкнула я, и он повиновался.
– Джек?
– Нет. Помнишь Джека и Джилл? Нам что, гребаная считалка нужна?
– Уильям?
– Боже, Джефф! Джилл и Уилл? Хватит уже.
– Зэкери? Ноа? Эйдан?
– Нет. Нет. Нет.
– Как насчет Ивена? – выдохнул в отчаянии Джефф.
Ивен?
Это было не страшно. Меня не воротило от него.
Хорошо, Ивен. Я привыкну. Мне так кажется.
Ну вот, так он стал Ивеном и остается им по сей день.
Лили, Бен и Ивен. Я думаю, это приятные, солидные имена, а как вам кажется?
Ой.
Забудьте, я ничего не спрашивала.
Глава 7 Пушистый малыш
...
Признания мамаш
• Боюсь, что я не смогу полюбить ребенка, которым я беременна, так же, как старшего.
• Мой первенец в десять месяцев мог написать свое имя и изображал любое животное, которое я ему называла. А третьему уже два года, и он «мама» не может выговорить.
• Я родила шестерых, чтобы они жили дружно и помогали друг другу. Только двое общаются между собой, один уехал за границу, а остальные не поддерживают с нами контакт.
• Я не кормила второго, чтобы первый не таращился на мою грудь.
• Я жду второго ребенка, и меньше всего меня волнует, буду ли я любить его так же, как его брата. А ВОТ КАК МНЕ СНОВА СБРОСИТЬ ВЕС?
• Я старалась, чтобы моя первая не заснула, не поужинав. Если это случалось, я ее будила и кормила. А со второй – я плохо помню, ела ли она вообще.
Лили – наш первый ребенок, но она не претендует на звание нашего первого малыша. Это звание принадлежит единственной и неповторимой Пенелопе – тому самому щенку, которого мы взяли, когда вернулись из свадебного путешествия.
В течение четырех лет до появления детей все в нашем доме вращалось вокруг Пенелопы. Мы сокращали отпуск, чтобы поскорее к ней вернуться, и вставали на рассвете, чтобы ее выгулять. В обеденный перерыв я рвалась домой через жуткий трафик, чтобы вывести ее: мысль о том, что она будет в клетке восемь часов, была непереносимой для меня. Ее дни начинались с часа веселой возни на собачьей площадке и заканчивались часовой прогулкой по прекрасным улицам Джорджтауна. Промежутки заполнялись играми и собачьими лакомствами, включая собачьи пирожные. В следующей жизни, если таковая случится, я хочу быть собакой у бездетной молодой пары. Это просто офигительная жизнь.
За несколько недель до рождения Лили, когда мои гормоны просто зашкаливали, я обнималась с Пенелопой на ковре, вдыхая аромат ее свежевымытой шерсти. «Ты всегда будешь моей малышкой, – ворковала я. – Обещаю, ничто не сможет это изменить».
Это была самая большая ложь в моей жизни. С тех пор для Пенелопы изменилось все .
Пенелопа и сейчас остается любимой собакой, но ее положение в иерархии семьи менялось по мере появления каждого нового ребенка. Я не припомню, когда я последний раз ее вычесывала, и ее шерсть, когда-то мягкая и блестящая, теперь отдает запахом земли и попкорна. Мы выводим ее на прогулку скорее по необходимости, чем из удовольствия, и давным-давно не играли с ней. Поводок сильно износился, и хорошо, если я сама вспоминаю, что ее нужно покормить. Я очень не хочу стать собакой в семье с тремя маленькими детьми в следующей жизни, если таковая случится.
Я вспоминаю, что чувствовала примерно то же, когда была беременна Беном. Несмотря на мое первоначальное безразличие по отношению к Лили, очень скоро я полюбила ее, и она стала центром моей вселенной. Как свойственно каждой матери первенца, я внимательно следила за мельчайшими деталями ее развития, бурно радовалась каждому новому проявлению и страшно переживала, когда мне казалось, что происходит какое-то опоздание. Я часто звонила педиатру просто для того, чтобы убедиться, что все идет нормально, и регулярно вела дневник развития ребенка. Мы играли, ездили по магазинам, занимались и делали фотографии, которые я каждый день посылала Джеффу в офис. Она росла совершенно избалованной любовью и вниманием, как единственный ребенок в семье.
Последний месяц моей беременности ребенком номер два прошел под знаком компенсации скорого конца привычного для Лили порядка вещей. Я не понимала, смогу ли испытывать к новому ребенку такую же любовь. То есть я понимала, что полюблю его, но настолько ли сильно ? Лили всегда останется примерно на тысячу дней старше своего брата – значит ли это, что я всегда буду любить ее в тысячу раз сильнее? Я просто не понимала, что все может быть по-другому .
С рождением Бена я поняла, что материнская любовь к своим детям неисчерпаема. Существует неограниченный источник любви, гордости и восхищения, и каждый ребенок получает их в равной мере. Так, к счастью, мы устроены. Но есть нечто, что не может быть в равной степени отдано каждому ребенку, – внимание.
Поскольку у меня теперь было двое детей, логично было бы представить, что мое внимание будет поровну распределено между ними. Но в материнстве нет логики, и я продолжала убеждаться в этом. Внимание распределялось примерно на 75% в пользу Лили и только на 25% – Бену. И ему это было безразлично. Он казался абсолютно счастливым и вполне удовлетворенным своей ролью зрителя Великого спектакля Лили. Я не беспокоилась о его развитии так, как это было с Лили. Я знала, что он начнет ходить и говорить, когда наступит время, и оказалось, что я права. Вместо дневника я завела для него шкатулку с инициалами, в которую я складывала все памятные вещицы с твердым намерением однажды разобраться в них как следует. В таком спокойном состоянии я ужасно радовалась ему в первые дни, целуя его маленькие ножки и вдыхая запах новорожденного. Я обожала наблюдать за спокойно спящим сыночком, исследуя его пальчики и складочки, которые очень скоро уже не будут такими чистыми и вкусными. Я целовала его шейку и старалась запомнить его пальчики. Я наслаждалась каждым мгновением, которое могла уделить ему за счет Лили.
Когда родился Ивен, я отобрала часть внимания от Лили и Бена, и он получил примерно 10% того, что уделялось его сестре и брату. Он донашивал их вещи и унаследовал от Бена коляску и кенгуру, которые даже как следует не почистили после использования два года назад. Если бы мне предложили использовать подержанные вещи для Лили, я была бы возмущена, но теперь мне казалась не менее возмутительной идея покупки нового инвентаря. Я не вела его дневник и не могу сообщить вам, что именно он ел в тот день, когда сделал свои первые шаги. С Лили я панически боялась выходить из дому в первые несколько недель из опасения грязи и микробов, которые могут попасть на нее от окружающих. С Ивеном мы появились на публике через несколько дней. Мне не терпелось выйти из дому, и мы сделали это вместе. Представляете, что произошло? Он выжил!