Я нерешительно принимаю коробку из его рук, нахмурившись, чувствуя мягкий бархат под пальцами.

— Похорони это здесь, детка. Я думаю, она бы поняла.

Он поворачивается и уходит, с треском исчезая в нескольких футах от меня, оставляя меня наедине с серебряной луной и миллионом равнодушных звёзд.

Я смотрю на коробку, гадая, хочу ли я её открыть, гадая, смогу ли я вернуться к притворству. Я чувствую, как мой безопасный, прочный мир дрожит, готовый в любой момент рухнуть. Может быть, теперь это неизбежно.

Я сажусь на холодную землю, под деревом, рядом с надгробием Джинни Уизли, поджав под себя ноги. Мне наплевать на платье. Я пропускаю свободные концы банта между пальцами и тяну за ленточки, наблюдая, как распускается узел, словно его никогда и не было, видя в этом определённый символизм. Я развязываю золотую нить и провожу пальцами по бархату, чтобы найти швы, осторожно отрываю уголки и разворачиваю обёртку. Коробка под ней глянцево-белая и без опознавательных знаков.

Осторожно я поднимаю крышку.

Внутри, поверх красиво сложенной белой папиросной бумаги, лежит большой прозрачный кристалл в форме ромба. Это регистратор связи для ретрансляции сообщений.

Я осторожно ставлю его на маленькую подставку, отодвигаю бумагу в сторону и стучу по нему палочкой.

Кристалл немедленно вспыхивает, края сверкают, как призма. И появляется изображение Гарри. Я замираю, в таком ужасе, что меня тошнит, потому что это означает, что Гарри всё знал.

— О, Гермиона, — образ Гарри так реален, что мне хочется сжаться и исчезнуть. Он, должно быть, ненавидит меня. Он должен ненавидеть меня. Я так сильно ненавижу себя…

— Мне так жаль. Я не знал. Я понятия не имел.

Что?

Я моргаю и смотрю на изображение.

— Когда Малфой пришёл ко мне, я ему не поверил. Я имею в виду, что я, в принципе, никогда не верю Малфою. Это просто, как правило, знаешь, я… и ты… Я не знал Гермиона. Ты мне никогда не говорила. Ты никогда не казалась в ком-то заинтересованной, абсолютно ни в ком. Я никогда не думал, что есть кто-то, кого ты… любишь. Я никогда не хотел причинить тебе боль. Я не понимал, что делаю. Ты должна понять, смерть Джинни… она чуть не убила меня. Были ночи, когда я просто не хотел просыпаться по утрам. Я был просто слишком эгоистичен, чтобы понять, что для тебя тоже были такие ночи. Гермиона, если быть до конца честным с самим собой и с тобой, я никогда не винил Малфоя в смерти Джинни. Он был просто козлом отпущения, удобной мишенью. Он был тем, кого следовало ненавидеть за то, что произошло. Но ни за что на свете он не смог бы предсказать, что миссия пойдёт не так, и даже если бы он это сделал, он, вероятно, погиб бы, пытаясь спасти её, и я рад, что он этого не сделал. Я этому рад, потому что я ни за что не хочу, чтобы ты чувствовала то, что чувствовал я, когда мне сказали, что Джинни больше нет. Гермиона, я не приеду к тебе на это Рождество. Я хочу, чтобы ты вышла из тени, и я хочу, чтобы ты знала, что у тебя есть моё благословение… и я люблю тебя.

Его голос срывается, и это пронзает мне сердце. Изображение Гарри исчезает, и появляется Рон. Он немного неуверенно улыбается.

— Гермиона, ты абсолютная чокнутая, раз влюбилась в Малфоя. Я был лучшего мнения о твоих мозгах. Ну, я не такой, как Гарри. Я действительно виню Малфоя, я виню его во многих вещах, и я думаю, что буду ненавидеть его всю оставшуюся жизнь. Но я также знаю, что на его месте мог оказаться кто-то другой, любой из нас мог быть ответственным за ту миссию. Я знаю, что он сделал то, что считал лучшим. Я знаю, что он сделал это не нарочно. Я знаю, что это так, и мне жаль, что я наговорил ему таких вещей. Мне всё равно, что он принял это близко к сердцу, но мне жаль, что это также огорчило и тебя. Гермиона, он рассказал нам о… о вас … во время войны, и я понял… Я понял, каково, должно быть, тебе было. А потом я понял, почему у тебя всё нормально. Вот почему… вот кем он был для тебя, вот что он сделал для тебя, и никто из нас не знал. Я не знал. Послушай, я знаю, что Джинни не винила бы Малфоя. Я знаю, что она любила тебя. Я знаю, что она всегда будет любить тебя. Я знаю, она хотела бы, чтобы ты была счастлива, и я тоже хочу, чтобы ты была счастлива. Мерлин, Гермиона, больше всего на свете я хочу, чтобы ты была счастлива. Пожалуйста… будь счастлива.

Он судорожно вздыхает:

— Я везу Луну в небольшое путешествие на это Рождество. Я хочу, чтобы ты разобралась со всем этим бардаком, пока меня не будет. И я люблю тебя.

Кристалл слабо мерцает, и свет гаснет, и, кажется, что все силы просто покидают моё тело. Я буквально падаю на землю и сворачиваюсь калачиком на боку, долгое время не издавая ни звука. Моя душа окаменела, но тело дрожит, и я действительно желала бы… превратиться в камень.

Война была тяжёлым временем для всех нас, для Гарри и остальных ребят, особенно после того, как мы поняли, что не можем рассчитывать на взрослых. Что мы не могли рассчитывать ни на кого, кроме самих себя. Ближе к концу мы стали не просто врагами Волдеморта. Министерство заклеймило нас как линчевателей, а пресса как опасных, неуправляемых маргиналов.

Нам пришлось скрываться с первых месяцев нашего седьмого курса. Нас бы выгнали, или арестовали, или убили в собственных постелях, если бы мы остались.

К тому времени половина учеников либо была исключена из Хогвартса, либо ушла по собственному желанию. Многие из них пришли к Гарри, чтобы вступить в ряды сопротивления. В итоге я стала отвечать за их обучение. Я научила их всему, чему могла. Я учила их даже Тёмным искусствам. Я учила их, как сражаться, как убивать, как выживать.

Вот кто я такая на самом деле, а не неуклюжая стажёрка Министерства, которая изучает экспериментальную магию и каждый день возвращается домой в свою скромную квартирку в районе колледжа. Я ветеран войны, мастер Тёмных искусств, и я давным-давно отказалась от всех своих идеалов и мечтаний. И как трудно бывает притворяться нормальной, притворяться, что мне до сих пор не снятся кошмары, притворяться, что я не убивала людей, притворяться, что я никогда не применяла Тёмную магию, притворяться, что я не просыпаюсь посреди ночи, тоскуя по человеку, который убил мою лучшую подругу.

Тогда я каждый день жила в ожидании смерти. Не было никаких мыслей о том, какое будущее нас ждёт после войны. Не было мыслей о «лучшем завтра». Существовало только «сегодня», в котором требовалось найти достаточно еды, согреться, найти одежду и кров, обеспечить тех, кто находится под нашей опекой, и похоронить тех, кто умер. Я никогда не верила, что переживу войну. Я ни разу не осмеливалась представить, что моя теперешняя жизнь, жизнь в уютном доме с постоянной работой, возможна. Я никогда не верила, что меня ждёт что-то большее, чем кровь, смерть и тьма.

Таков был мой жребий в жизни, и я смирилась с этим. Мне пришлось.

Все мы по-своему справлялись со стрессом и ужасом. Гарри стал заядлым курильщиком. Джинни рано забеременела. Она родила рёбенка, Лилиан Джин, которой сейчас пять с половиной, прежде чем умерла, оставив Гарри отцом-одиночкой. Рон дрался или трахал всё, что движется. Я почти уверена, что однажды он даже переспал с Блейзом. Забини никогда не участвовал в войне. Он был гражданским, но как-то намекнул, что, возможно, спал с Роном. Я думаю, он хотел знать, не чувствую ли я себя странно из-за этого. Я прямо сказала ему, что нет.

Мальчики были поглощены своими делами. Они просто никогда не догадывались, что и я не отставала. Я трахалась с Драко Малфоем.

Это не было отношениями, или назвать это отношениями было бы большим заблуждением. Мы по-настоящему никогда даже не разговаривали друг с другом, за исключением того первого раза. Когда он прижал меня к стене, уткнувшись лицом в мою шею, со спущенными до лодыжек штанами, будучи всё ещё внутри меня, моё тело пульсировало, и я всё никак не могла осознать, что же, чёрт возьми, только что произошло. Он сказал:

— Извини. Мне очень жаль.

Но мне было всё равно, и он больше никогда не извинялся.