Антенны очень подвижны, муравей без конца ощупывает и обнюхивает ими все предметы вокруг. Поскольку впечатления о форме и запахе «осязаемо-обоняемого» предмета муравей получает одновременно, ему трудно, наверное, разделить эти два представления, то есть запах и форму, и они сливаются в его ощущениях в одно комплексное топохимическое чувство.

Иначе говоря, муравей, по-видимому, воспринимает мир вещей в таких необычных для нас категориях, как круглый или квадратный запах, запах шершавый или гладкий, мягкий или твердый. Но это пока всего лишь гипотеза…

Запах муравьиных меток быстро улетучивается: у некоторых муравьев, обитающих в наших широтах, уже через 104 секунды! А в жарких песках пустынь или полупустынь, где тоже живут муравьи, их метки, испаряясь, наверное, моментально теряют свой запах? Целесообразны ли здесь ориентиры из капелек жидкости?

Нет, нецелесообразны. И природа нашла очень оригинальный выход из трудного положения, созданного жарким солнцем. Больше того, солнце даже помогает муравьям наносить дорожные знаки. Муравьи бегают, не касаясь концом брюшка земли, а, напротив, приподняв его. Одмихнионы выделяются прямо в воздух. И чем ярче солнце, тем скорее испаряются капельки феромонов! Они создают, так сказать, воздушный коридор запахов, который в безветренную погоду, нередкую в пустынях, сохраняется достаточно долго.

Установлено, что и пчелы, вылетая за взятком к богатым нектаром медоносам, тоже метят особым запахом воздушные трассы. Это дополнительное пояснение к информации, полученной во время «танца». На брюшке рабочей пчелы есть небольшая «сумка», или «кармашек», которая может выворачиваться наружу, распространяя вокруг себя особый запах. В этой сумке располагается пахучая железа, названная железой Насонова, в честь первого ее исследователя.

Пчелы, у которых нет языка танцев (например, мелипоны), указывают собратьям путь к богатым медоносам, кусая на манер шмеля листья и стебли растений. У мелипон пахучие железы помещаются в основании челюстей.

Да и шмели тоже. Весной в пору размножения выделения их челюстных желез служат эпагонами (привлекают самок), летом же, во время воспитания потомства, они уже одмихнионы (указатели пути). Члены каждой семьи, покусывая стебли трав, листья и ветки деревьев, прокладывают обонятельные тропы к медоносам и обратно к дому, вокруг которого все «надушено» специфическими ароматами гнезда.

В лесах Южной и Юго-Восточной Азии живут похожие на белок близкие родичи полуобезьян, или лемуров, — тупайи. У каждой пары своя территория, которая охраняется весьма ревниво. Несколько раз за день самец-тупайя обходит дозором свои владения: подновляет старые метки, ставит новые. На горле у него, как у некоторых насекомоядных, особые пахучие железы. Пышнохвостый хозяин куста прижимает горло то тут, то там к веткам в пределах захваченного ревира (индивидуальной территории). Трется горловой железой о камни и другие предметы. Но и этого мало ему: прохаживаясь или пробегая туда-сюда мелкими, нервными шажками, зверек прыскает на ветки каплями своей мочи (экономно, как волк, чтобы сразу весь запас не истратить). Смазывает лапки той же жидкостью. И, снарядившись таким образом, отправляется в турне по своим владениям, автоматически их маркируя.

Лемуры — тонкий лори и галаго, а из обезьян капуцины метят клетку, если живут в ней, а на воле ветви деревьев лапками, смоченными мочой.

Толстые лори обозначают границы своего ревира или клетку, в которой живут, иначе, чем лори тонкие: рук и ног не марают, а просто, ползая с сука на сук, прыскают мочой, где считают нужным.

Хвост у мадагаскарского лемура катта — главный информационный орган: словно черно-белый полосатый флаг, задранный вверх, он приводит в возбуждение его сотоварищей. Когда катта направляет свой «флаг» в их сторону, те мурлычат, мяукают удовлетворенно. Но обычно началу «собеседования» предшествует ароматизация хвоста. Подогнув его под себя и пропустив под брюхом между всеми четырьмя лапами, катта прижимает конец хвоста к внутренним сторонам правого и левого предплечья. Натирает конец хвоста об имеющиеся тут пахучие железы, отмеченные роговыми шипами. Надушив хвост, поднимает его сначала над головой и, помахивая им, развевает по ветру приобретенную хвостом отдушку. Затем, встав на задние лапки, катта выносит хвост вперед и, пригибая к нему то правую, то левую лапу, опять натирает ими хвост. Потом трется о ветки железами предплечий, подмышек и анальными, которые у катта тоже есть.

Пахучими железами на предплечьях снаряжены и другие лемуры, например гапалолемур и черный лемур.

У сумчатой летяги железами, выделяющими одмихнионы, обладают и самец и самка. Но у самца они на лбу, у самки — на груди. Почему так? В этом есть свой смысл. Самец, прежде чем отправится в обход своих владений, трется лбом о грудь самки. Приобретая таким образом ее запах, ставит метки, несущие сразу две информации, предназначенные себе подобным: первая — «здесь границы моей территории», вторая — «у меня есть жена, третий здесь будет лишним».

У индийской антилопы гарны и у разных других антилоп пахучие железы расположены спереди, перед глазами. Их выходное отверстие антилопа может произвольно сужать и расширять столь сильно, что «человек легко может ввести кончик своего указательного пальца в их проток». Границы территории антилопа отмечает так: найдет сухую ветку или крепкий стебель и слегка втыкает их тонкие концы в расширенные протоки своих орбитальных желез. Со стороны кажется, будто антилопа решила выколоть себе глаза об острый сучок.

У коров, коз, овец и многих других парнокопытных «секрет желез, — пишет профессор Я. Д. Киршенблат, — открывающихся между копытцами, служит не только для смазывания поверхности копыт, но содержит также одмихнионы для оставления пахучих следов во время передвижения животного».

Карл Фриш, исследуя однажды органы слуха пескарей, приучил стайку этих рыбешек собираться в определенном месте у берега. Кормил их тут. Затем решил пометить одного пескаря: поймал его и легонько поцарапал иглой мышцу, после разрушения которой у рыбки темнеет хвост.

Ученый выпустил пескаря в воду, и, как только тот подплыл к стае, произошло нечто неожиданное. Пескари в панике бросились врассыпную и попрятались на дне, зарывшись в песок. Потом снова сбились в стайку и уплыли подальше от этого места. Долго они здесь не появлялись, как их ни подманивали. Не сразу снова привыкли собираться для кормежки.

Этот случай заставил ученых задуматься: мог ли раненый пескарь рассказать собратьям о своем неприятном переживании? Очевидно, не мог. Тогда что же их испугало? Может, раненый кричал от боли? Теперь ведь ни для кого не секрет, что рыбы умеют «кричать».

Поймали еще одного пескаря. Разрезали его на куски и бросили в воду. Пескари опять в панике удрали. Может быть, напугал их вид мертвого тела? Чего в природе не бывает…

Еще одного пескаря разрезали на куски, растерли их в ступке, профильтровали сок и по каплям вылили в воду. Паника была как во время пожара в театре. Все пескари попрятались.

Так было установлено, что кожа пескарей, если ее поранить, выделяет какие-то вещества, почуяв которые, рыбы обращаются в паническое бегство. Биологический смысл этого удивительного приспособления вполне ясен. Если щука поймает рыбешку, она обязательно поцарапает зубами ее кожу. И рыбешка пошлет «прощальный предупредительный сигнал» собратьям. Получив его, они вовремя успеют попрятаться.

Заметили также, что химический сигнал тревоги, поданный скажем, пескарем, пугает и других родственных ему рыб, голавлей, например, или подустов. Чем дальше родство между рыбами, тем хуже они понимают друг друга.