Их совсем не было видно под стеной, когда он в первый раз выглядывал через решетку, и в первый миг Йаати просто не поверил глазам… а потом вообще крепко зажмурился, чтобы не свихнуться. К его счастью, твари были уже слишком близко, чтобы атаковать его Куклами, а потому просто набросились со всех сторон и схватили его, оглушая диким не то воем, не то писком — от одного этого запредельно чужеродного звука все волоски на его теле встали дыбом.

Йаати бешено задергался от прикосновений их отвратительно холодной, гладкой плоти, — казалось, что в него вцепились мертвецы, скрипя и стрекоча, словно орда каких-то невыразимо мерзких, чудовищных насекомых, — но десятки цепких лап всё же пересилили его и повалили на пол.

Йаати оцепенел, уже совсем не думая от страха, — и тут весь этот треск и писк перебил мощный гул очереди. В лицо, на все тело брызнуло что-то горячее, остро и страшно запахло кровью и озоном. Десятки вцепившихся в него лап сжались так сильно, словно вместо пальцев у них вдруг проросли стальные стержни.

Ну, вот и всё, подумал он почти с облегчением. Потом в нем словно что-то лопнуло и обрушилась тьма.

Но это, однако, был ещё не конец. Когда на него навалилась воющая орава, затрещали выстрелы и сверху полилась горячая кровь, в голове у Йаати словно выбило пробки. Следующее его воспоминание, — он стоит у монолитной стены, залитый кровищей, но целый. В голове ухало и гудело, мир вокруг плыл, кружился и куда-то проваливался, — но уже не пытался исчезнуть. Йаати ошалело помотал ей, потом осмотрелся. Он стоял по пояс в груде мертвых, порубленных очередями руммов, в облаке невыразимо мерзкой дымной вони, похожей на вонь сгоревшего хитина. Метрах в десяти из люка в высоченном потолке свисала уже знакомая ему турель, которая и устроила всё это кошмарное побоище. Коротко пискнув, она поднялась вверх, люк закрылся, — но Йаати успел разглядеть рельсы, по которым она двигалась. Похоже, что вдоль всего монолитного на вид потолка шли ряды таких вот откидных панелей. Враг никак не мог знать, откуда ему ждать «сюрприза». Такое вот решение было не в пример разумнее обычных, стационарных турелей, всё же уязвимых к огню противника…

Йаати какое-то время думал об этом, просто чтобы не свихнуться (для одного дня переживаний набралось уже, пожалуй, многовато), потом, всё ещё жмурясь и кашляя от едкой вони, распихал груду чудовищных тел и выбрался на пол. Сейчас он разглядел, что залит вовсе не кровью, а всё той же густой оражневой жидкостью, удивительно похожей на сок, но пахнущей металлически-остро, как кровь. От отвращения его тело свело резкой судорогой… но ничего, похожего на душ, поблизости не было, так что оставалось терпеть. В конечном счете, ему всё же повезло — по крайней мере, он смог вырваться из того замкнутого… комплекса, в который его первоначально занесло.

Там, к его счастью, никого не оказалось, — но все двери и ворота, конечно, оказались заперты, а единственный незагороженный туннель вел в кромешный мрак, в котором дышало что-то чудовищное — по крайней мере, когда дующий в спину ветерок вдруг сменился ударившей в лицо волной жаркого, влажного, пахнущего сырым мясом воздуха, Йаати просто бежал со всех ног. Он и представить не мог, что такое там находится, так что в итоге ему пришлось лезть в какие-то коммуникации, явно не рассчитанные на людей. По ним он выбрался в бездонное, безверхое пространство, заполненное тускло светящимся зеленоватым туманом, похожее на какой-то завод, — вдоль стен сплеталась сложная сеть рельсов, с которых свисали сегменты каких-то непонятных механизмов. Пересечь его удалось только с очень большим трудом, — но он всё же забрался в вентиляцию, и в итоге в этот вот туннель, где сразу же едва не сдох…

Йаати ошалело помотал головой. Смешно, — но пробираясь нагишом по трубам над мрачно-зеленой смутной бездной, или, едва дыша, вдоль стены по карнизу, столь узкому, что пальцы босых ног уже висели в воздухе, даже не дрожа, а натурально корчась в судорогах от холода, он чувствовал себя удивительно живым, словно создан был для жизни в этом мрачном, ледяном, металлическом лабиринте…

Сейчас он едва мог поверить, что, выбравшись на крышу какого-то непонятного огромного блока, к которому снизу сходились бессчетные кабели — блока, с которого дальше не было дороги, — он просто сиганул вниз, как-то ухватившись на лету за один из кабелей, и перебрался по нему через туманную пропасть, последние несколько метров поднимаясь уже почти вертикально, только за счет силы рук, и при этом не боясь ни черта…

Вдруг до него донесся уже знакомый металлический грохот — где-то поблизости открывались свайные ворота. Йаати замер… и, когда отголоски этого грохота стихли, услышал ровный глухой шум — словно шла целая армия. Звук шагов был совсем нечеловеческий, но в Йаати сейчас словно вселился бес, — он вдруг помчался в ту сторону, влекомый, прежде всего, любопытством. Соображал он сейчас точно не слишком хорошо.

Добежав до поворота, он замер, словно налетев на стенку. Из ворот в дальнем конце коридора выходила колонна уже знакомых ему «кувшинов». Или ц`улинов, как он вдруг понял. Они и в самом деле «пробудились», и теперь шли вперед, медленно, но неудержимо, размахивая длинными руками и нелепо качаясь из стороны в сторону. «Крышки» их вразнобой приоткрывались, выпуская облачка пара в холодный воздух коридора. Йаати вспомнил вырывавшиеся из-под них пучки страшных бледных щупалец… но страшно ему сейчас не было, напротив. Скорее… интересно. Весело даже. Они шли громить Хи`йык — и проблема, как найти этих тварей, отпала. Йаати просто пристроился к колонне, тут же окунувшись в густой запах солярки — работают они на ней, что ли?..

Идти рядом с ц`улинами было всё же страшновато — вид у них был совсем нечеловеческий — но они, как и раньше, не обращали на него внимания. Наверное, и не могли, — различимых глаз, ушей или носов у них попросту не было, — но они вели себя так, словно видели всё происходящее, и Йаати невольно подумал о том, что у них могли быть какие-то другие чувства, недоступные для человека. Или же они могли видеть всё так же, как он, когда его сознание… расщеплялось.

Эта вот мысль ему не понравилась — очень уж хотелось ощущать себя уникальным и неповторимым — но никакого отвращения или, тем более, желания напасть на них он, вопреки словам Нцхла, не испытывал. Удивление, потрясение — это да, сколько угодно. Но какой-то природной, нутряной ненависти — нет. Ощущения противоестественности — тоже, хотя, видит бог, естественными ц`улины совершенно точно не были, и держать одного из них у себя в комнате он ни за что не согласился бы…

Тут же ему пришло в голову, что вместе с достопамятным шууланом в него проникло и что-то ещё… или сам шуулан подействовал на него как-то так, что всё вокруг казалось ему привычным и естественным. Эта мысль не на шутку напугала его, и Йаати даже замер на минуту, пытаясь найти в себе что-то… рабское. Конечно, не нашел — по крайней мере, припадать к стопам Крэйнов или, тем более, лобызать их, ему совершенно точно не хотелось (впрочем, никаких стоп у Крэйнов и не было…). Да и шариться по всяким заброшенным местам он любил попросту до самозабвения — наверное, даже больше, чем любой обычный, нормальный мальчишка. Иногда даже в голом виде — потому, что лезть в дренажную трубу под шоссе, например, в одежде было бы совсем уже бессмысленным идиотизмом. Он даже не надеялся отыскать там какой-то клад — удовольствие доставлял сам процесс. Не раз и не два во время таких вот экспедиций он мог сломать себе шею, упасть, утонуть, задохнуться, или отдать концы ещё каким-нибудь замысловатым образом, — но опасность ему, на самом деле, нравилась. Опять же, как и любому обычному мальчишке. Необычным было только то, что все эти походы и полазы он предпочитал совершать в одиночку — и совсем не потому, что боялся, что о них кто-то узнает (конечно, если бы узнали, ему, как минимум, надрали бы уши, а может быть и зад, но тогда он совсем не думал об этом). Просто другие ребята мешали ему всласть бояться и обмирать от страха, как ни смешно это теперь звучало. Не то, чтобы ему нравился сам страх (Йаати всё же не считал себя до такой степени повернутым), — но он чудесно обострял все чувства, обострял ощущение присутствия его в мире, и вот это как раз казалось ему очень важным. Ну что ж, неудивительно, что он в итоге попал вот сюда, в этот вот мир, где мог пугаться и обмирать сколько угодно…