— Ну, вы хоть попробуйте! — Глаза у Луизы полны слез. — Мы будем себя очень, очень хорошо вести. Еще лучше, чем теперь. И вообще, тогда все-все будет куда лучше!

Лотта подхватывает:

— Мы вам это твердо обещаем!

— Честное-пречестное слово и вообще все… — поспешно добавляет Луиза.

Отец поднимается со своего табурета.

— Луизелотта, тебе не кажется, что нам надо поговорить наедине?

— Да, Людвиг, — отвечает его бывшая жена.

И они оба направляются в соседнюю комнату. Дверь за ними захлопывается.

— Зажми большой палец, — взволнованно шепчет Луиза. Четыре маленьких больших пальца крепко зажаты в кулаки. Лотта беззвучно шевелит губами.

— Молишься? — спрашивает Луиза.

Лотта кивает. Луиза тоже начинает шевелить губами:

— Господи Иисусе, приди к нам, будь нашим гостем и да будет благословенно дарованное Тобой, — бормочет она вполголоса.

Лотта негодующе трясет головой.

— Это не то, я знаю, — робко говорит Луиза, — но я не могу вспомнить ничего другого. — Господи Иисусе, приди к нам и да будет благословенно…

— Если бы мы оба могли напрочь забыть о себе, — говорит в соседней комнате господин Пальфи, пристально глядя в пол, — то лучше всего было бы не разлучать их больше, в этом нет сомнений.

— Безусловно, — соглашается молодая женщина. — Мы не должны были их разлучать.

Он по-прежнему смотрит в пол.

— Нам многое надо исправить, — откашливается, — значит, если я правильно понял, ты забираешь обеих девочек к себе в Мюнхен?

Она хватается за сердце.

— Вероятно, ты позволишь им хотя бы месяц в году гостить у меня? — И так как она молчит, он продолжает: — Или три недели? Или хотя бы две? Потому что, хоть ты мне и не веришь, я люблю их обеих, очень люблю.

— Почему бы мне тебе не верить? — слышит Пальфи в ответ.

Он пожимает плечами.

— Я так мало доказывал свою любовь!

— Не скажи! А у постели Лоттхен? И почему ты полагаешь, что если мы все так и сделаем, они будут так уж счастливы расти без отца?

— А без тебя они и вовсе не смогут!

— Ах, Людвиг, неужто ты и вправду не понимаешь, чего жаждут девочки, но просто не отваживаются произнести?

— Разумеется, понимаю. — Он подходит к окну. — Разумеется, я знаю, чего они хотят. — Он в нетерпении дергает оконный шпингалет. — Они хотят, чтобы мы с тобой были вместе!

— Они хотят иметь отца и мать, наши дети! Разве это не скромное желание? — спрашивает молодая женщина, испытующе глядя на него.

— Скромное! Но и скромные желания подчас невыполнимы!

Он стоит у окна, как мальчишка, которого поставили в угол, а он из упрямства не желает из этого угла выходить.

— Отчего же их желание невыполнимо?

Он оборачивается в полном изумлении.

— Это ты меняспрашиваешь? После всего, что было?

Она серьезно смотрит на него и кивает, едва приметно. Потом говорит:

— Да! После всего, что было!

Луиза стоит, прижавшись глазом к замочной скважине. Лотта топчется рядом, выставив вперед два кулачка с зажатыми в них большими пальцами.

— Ой, ой, ой, — бормочет Луиза. — Папа целует маму!

Лоттхен вопреки обыкновению довольно грубо отодвигает сестру от замочной скважины и сама приникает к ней.

— Ну? — спрашивает Луиза. — Все то же?

— Нет! — отвечает Лоттхен и выпрямляется. Лицо ее сияет! — Теперь мама целует папу!

И близнецы, ликуя, падают друг другу в объятия!

Господин Бенно Гравундер, старый опытный служащий Бюро записи актов гражданского состояния в Первом районе Вены, собирается зарегистрировать брак, который его, человека погрязшего в рутине, несколько выбивает из колеи. Невеста — бывшая жена жениха. Две до омерзения похожие десятилетние девчонки — дочери жениха и невесты.

Один из свидетелей, художник Антон Габеле, явился на церемонию без галстука. А второй свидетель, надворный советник профессор Штробль, и вовсе привел с собой собаку! И означенная собака подняла такой шум в приемной, где ей следовало бы оставаться, что пришлось ее тоже допустить на церемонию гражданского бракосочетания! Собака — свидетель на свадьбе. Нет, это уж слишком!

Лотта и Луиза торжественно и чинно восседают на своих стульях и просто себя не помнят от радости. Они не только счастливы, они еще и горды, безмерно горды! Ведь это потрясающее непостижимое счастье — их заслуга! Что сталось бы с несчастными родителями, не будь у них детей? То-то же! А ведь нелегкое это было дело, в полной тайне так играть с судьбой! Приключения, слезы, страх, вранье, отчаяние, болезнь, все выпало на их долю, решительно все!

После церемонии господин Габеле шепчется с господином Пальфи. Вдобавок эти люди искусства еще и перемигиваются тайком! Но почемуони шепчутся и перемигиваются, не ведает никто, кроме них двоих.

Фрау Кернер, по первому браку Пальфи, и по второму тоже Пальфи, услыхала только, как ее первый и второй муж и повелитель пробормотали «Еще рано!»

Затем, повернувшись к ней, он объявляет, но как бы, между прочим:

— У меня чудная идея! Знаешь что? Давай сейчас поедем в школу и запишем туда Лотту!

— Лотту? Но ведь Лотта уже столько времени… Ах, да, прости, ты совершенно прав!

Господин капельмейстер с нежностью смотрит на жену.

— Вполне естественно!

Господин Килиан, директор женской школы, был просто ошеломлен, когда капельмейстер Пальфи с женой записали в школу вторую дочку, как две капли воды похожую на первую. Но как человек, посвятивший себя школе, он, конечно, повидал на своем веку много чего не менее удивительного, так что, в конце концов ему все же удалось оправиться от удивления.

Наконец, новую ученицу по всем правилам вписали в толстый журнал, и директор, уютно раскинувшись в своем кресле за письменным столом, сказал:

— Когда я был совсем молодым, начинающим учителем, вернее даже, помощником учителя, со мной случилась история, которую я должен рассказать вам и вашим девчушкам. Перед Пасхой в моем классе появился новый ученик. Парнишка из очень бедной семьи, но чистюля и, как я вскоре убедился, весьма прилежный и толковый. Вскоре он многих соучеников заткнул за пояс! А в арифметике так и вовсе стал первым в классе. Но все это было не всегда! Сначала я недоумевал: в чем тут дело? Потом подумал: в высшей степени странная история! Иногда он считает, будто орешки щелкает, и без единой ошибки, а в другой раз — со скрипом, еле-еле, и как говорится, ошибка на ошибке!

Господин директор выдерживает паузу и добродушно подмигивает Луизе и Лотте.

— Наконец, я выработал своеобразную методу: я стал записывать, когда парнишка хорошо считает, а когда скверно. И тут выяснилась вещь совершенно дикая: по понедельникам, средам и пятницам он считает отлично, а по вторникам, четвергам и субботам — никудышно!

— С ума сойти! — восклицает господин Пальфи.

А девочки ерзают на стульях от любопытства.

— Полтора месяца я наблюдал за ним, — продолжает старый директор, — и все шло по-прежнему: понедельник, среда, пятница — отлично, вторник, четверг, суббота — хуже некуда! В один прекрасный вечер я, наконец, решился, пошел к его родителям и сообщил им о своих загадочных наблюдениях. Они переглянулись, слегка смущенно, но в то же время весело, а потом отец и говорит: «Ваши наблюдения, господин учитель, вполне правильные!» И как свистнет в два пальца! Из соседней комнаты тут же выскакивают два парня. Одного роста и похожие — не отличишь! «Они близнецы», — пояснила мать. — «Зепп хорошо считает, а Тони… он другой». Когда я немного пришел в себя, я спросил: «Люди добрые, почему же они у вас ходят в школу по очереди, а не вместе?» И отец мне ответил: «Мы бедны, господин учитель. И у наших ребят одинкостюм на двоих!»