Тушить окурки, ха-ха, самая работа для романтиков-мечтателей, обожающих лазить по штурмовым лестницам да с огнетушителями в зубах.
Порыв ветра осыпает мусорный киоск сдутыми из-под крыши искрами и углями. Сорвало кусок пылающего рубероида — парит, как дельтаплан; ты засмотрелся на свободный полёт… — рубероид ударил в крыло «газельки» скорой помощи. Плотненькая в нужным местах медсестричка, очень похожая на юную Савагути Мики, ойкнула и уронила в грязь упаковку, ага, уже не стерильной ваты. Вот ведь корова, прости Сува, дойная! — вымя есть, ещё и какое, а вот мозгами Будда обидел…
Жар ощущается метров с шестидесяти. Н-да… однако, полыхает не по-детски… — ты клацаешь золотым «ронсоном» и втягиваешь в бронхи дым. Если дом рухнет, зацепит два соседних здания: шестнадцатиэтажку, сестру-близняшку пылающей, и кирпичную девятину-пагоду…
А бабка всё не уймётся:
— А где брандспойт?! где вода?! Пена где?!
Ну, старая!! — и мёртвого достанет!! Все люди как люди, пожитки наспех собранные сторожат-караулят. Да на домашний очаг свой, высокий да панельный, поглядывают:
— Слышите, сосед, а из вашей квартиры, по-моему, сильней сверкает.
— Ага, и правда! Сильней, да. Зато у меня одна комната, а у вас четыре сгорит, да. Вон у вас уже и занавесочки на кухне прихватило. А вы, я помню, месяцок как евроремонт закончили, или ошибаюсь, да?..
Люди. Нормальные обычные люди. А эта, чтоб её! — вцепилась, как блоха в клок шерсти зооморфа:
— Нет, я вас спрашиваю! Где вода, где пена?!
— Пена в огнетушителе. Огнетушитель в машине. — Ты плюёшь в ладонь и окунаешь оранжевый кончик окурка в слюну. Вот бы так всегда — раз плюнул и… Ладно, пора, время вышло.
— Огнетушитель?! Где?!
— В маши-нЕ.
— Что?! Шутить изволим?! Я этого так не оставлю!.. — взволнованная хрипотца надламывается истеричным визгом. — Не подарю вам, слышите, не подарю!
— Оба-сан, не надо, не надо, бабушка! Не волнуйся, тебе нельзя, оба-сан… — весьма симпатичная девица, на вид лет восемнадцати-двадцати, обнимает перечницу б/у за плечи. — Не надо, он сделает всё, что сможет… Действительно сделает! Он же!..
Она хочет сказать «герой»? Или даже «великий принц Ямато-такэру»?
Бабка рыдает:
— Юрико, он же подонок! Как твой отец! Посмотри на него, Юрико! Подонок! Сгорит всё! Всё! Столько лет… И на телевизор большой копили!!.. и холодильник… и копили… и большой…
— Успокойся, нельзя…
Ты — белая повязка давит на виски — замечаешь взгляд этой миленькой девочки: надежда и обожание — такой мужчина, сильный, красивый, спасёт, выручит, в беде не оставит. Нормальный взгляд. И ещё немножко, в довесок: а как с ним?.. ну… вы понимаете… вот бы в кино пригласил, темно, романтика, туда-сюда…
…бледно-розовые нити тянуться от бровей красотки — к твоим ресницам и ниже, оплетают, вяжут, дёргают и валят — с размаху, плашмя, на асфальт — судьба, по-другому никак, смирись, прими, наслаждайся…
И дёргает сердечко, твоё, чьё ж ещё: а ведь нэко о-го-го и кися знатная, да-да, симпатичная девуля и даже очень — чёрные волосы пышно усыпали плечи, глазёнки голубые в пол-лица, соски приятно округлой груди едва не протыкают тонкую ночную рубашку.
…за руки, под луной…
…первый робкий поцелуй…
…обручальные кольца…
…купить сыну тетрадки в клеточку…
Взгляд — синтетический, с гипноэффектом: лазерная система через зрачки излучает световые импульсы определённой частоты, импульсы, измельчающие мозги оппонента в фарш, из которого можно вылепить всё, что угодно — и если надо, зажарить: хрустящая корочка, ням-ням. Глазёнки в пол-лица? — отличная маскировка. Аниме-мода почему-то очень популярна среди японской молодёжи. Твои страдающие от гормональных всплесков соотечественники обожают прятать типично азиатские очи под красивыми, но весьма неправдоподобными иллюзиями-голограммами — и получается: голубые радужки едва не наползают на уши.
Гипноэффект? — под луной, поцелуй, кольца в клеточку?..
Ха!!
Похабно, дебильно скалясь, ты хватаешь девочку за грудь: жмёшь, тискаешь, щупаешь. И ныряя под локоток, ускользаешь от пощёчины.
— Подонок! Мразь! Ненавижу! П-пож!-жар!!-рный! — последнее выплёскивается из её пухлых губок, как бэнто в алюминиевый чан для отходов, предварительно раскалённый ацетиленовой горелкой: пш-ш-ш!.. — ПРОФЕСССИОНАЛЛ!!!
Ацетиленовой горелкой?.. Надо же — такое в голову лезет, не вовремя, чёрти что…
Толпа молча раздвигается. Не глядя под ноги, ты шлёпаешь по лужам — скоро осень: месяца через два. Редкий слабосильный дождик не спас город от жары лета-нацу. В плаще парко, но плащ есть символ принадлежности к особой касте.
— Молодой человек, а нельзя ли побыстрее?! — толпа дублирует возмущённое эхо. Звук отражается от твоего затылка, частично поглощается, частично сползает по позвоночному столбу и теряется где-то в демисезонной подкладке нижнего белья.
Треск зубов, хруст челюстей, мелодия самопожирания. Если задать аксиомой предел биологического существования — вся жизнь приравнивается к уничтожению себя, любимого. Ах, как высокопарно сформулировано, тьфу! — и растереть!
— Осс, — Ты киваешь Джамалу Судзуки, участковому стрелку-лейтенанту; тебе не единожды приходилось встречаться с ним по долгу службы и не только: оформление всяческих бумажек, актов и прочих бюрократических заморочек плюс трёп под пиво и общие знакомые. — Как жизнь?
— Яххо. Нормально, — Джамал, сдвигает фуражку козырьком на ухо и поправляет смоляные волосы, прилипшие к влажному виску. — Хисасибури дэсу… А у тебя? делишки? пучком? Цветёшь и пахнешь?!
— Я нормально и ещё лучше!
Сейчас — только работа, ничего личного: чистое, не омрачённое приятельством взаимное равнодушие: пустые фразы ритуала — порядок, норма, проценты плана по отправлениям обрядов в текущем квартале.
Вот только дом горит. И огнетушителем, обычным любительским огнетушителем, здесь не обойтись.
Сегодня Джамал работает в паре со своей любимой СВД. Классика жанра: уничтожение движущихся, открытых и одиночных целей. В частности фениксов, хе-хе. Иногда лейтенант Судзуки веселится, и на отстрел пылающих профессионалов берёт антиквариат времён Второй Мировой войны — древнюю, испытанную боями в Финляндии СВТешку. Иногда — проверенную Кавказом ВСК-94. А бывает и развлекается старинным французским мушкетом.
