Потоки воздуха врывались в кабину через дырки, пробитые пулями в плексигласе фонаря, а залитые маслом очки затрудняли наблюдение за приборами его маленького истребителя. Но он отчетливо видел большую красную кнопку на ручке управления и различал растущий в прицеле силуэт вражеского бомбардировщика. Через мгновение он ясно увидел линии трассирующих снарядов, связывающих его самолет с самолетом врага. Огонь его пушек разрывал на клочки фюзеляж неприятеля. В стороны летели клочки обшивки, и внезапно яркая вспышка оранжевого клубка огня при взрыве бензобаков и боезапаса поставила последнюю точку на судьбе бомбардировщика.

Его маленький истребитель подбросило...

...Дермод схватился за поручень, стараясь не упасть с сиденья в командирской башенке тяжелого танка, и в то же время через грохот, пыль и смрад горячего масла отдавал приказы своему экипажу. Фонтаны земли и камней взлетали в небо вокруг его бронированной машины, удары пуль крупнокалиберного пулемета с пролетающего пикировщика грохотом отдавались в его голове, даже несмотря на надетый шлемофон...

...Дермод находился в боевой рубке рейдера, бьющего всеми своими орудиями в поддержку высаживающегося десанта...

«Те войны, — подумал он с ностальгией, — в них что-то было...»

Придя домой, он попытался вздремнуть, но сон не шел к нему. Он ощущал потребность в дружеской поддержке, в друге, с которым можно было бы переговорить о Планете, который бы еще раз заверил его, что то, что он намеревается сделать, является настоящим добром для огромного количества существ, наделенных разумом.

К сожалению, единственный человек, которого он мог бы назвать своим другом (правда, с большой натяжкой), был в это время на Келгии, выбирал для сражения самые трусливые экземпляры гусениц. Прибытия его на Землю можно было ожидать не раньше, чем через неделю...

Приняв внезапное решение, Дермод сменил мундир на гражданский комбинезон — он утопит свои сомнения и неуверенность в работе.

Он выбрался из лагеря и поехал в город, расположенный неподалеку. Наступил вечер, и на улице было полно гражданских — жадных до сенсаций галактов. Среди толп прогуливающихся нередко мелькали белые ремни солдат, свидетельствующие о том, что этим людям скоро необходимо будет отправляться на войну.

Дермод поставил машину на стоянку и двинулся в ближайший бар. Наливая себе виски из автомата с напитками, он оглядел помещение. Здесь была большая шумная группа солдат, расположившаяся за несколькими столиками, прямо посредине зала. Рядом с ними, за соседним столиком, сидел лейтенант, с уважением слушающий разглагольствования какого-то гражданского типа, донельзя толстого, который вливал в себя рюмку за рюмкой. Дермод невольно прислушался.

— ...помню, как мы дрались с брелтианами несколько лет назад, — громко разглагольствовал толстяк. — Да, конечно, это был небольшой конфликт в сравнении с тем, что намечается сейчас, но несмотря на это нам тогда здорово дали по морде. Эти восьмирукие с Брелтии были такими большими и тяжелыми, что стража была вынуждена позволить им пользоваться антигравитационными поясами, для того чтобы обеспечить хоть какую-либо свободу действий в сравнении с нашей... и как ты думаешь, что эти подонки сделали? Они начали отдавать свои пояса другим. Те одевали два или три вместе, взлетали в воздух и бомбили нас сверху! Но мы бы у них все равно выиграли в той войне, если бы не эти проклятые стражники...

Глядя на ветерана брелтано-земного конфликта, Дермод пришел к выводу, что это один из тех типов, которым всегда удается во время войны прокантоваться где-то в тылу, разглагольствуя потом о своем героическом прошлом. Или это обычный осведомитель, так как его разговоры начали сводиться к тому, что Дермоду совсем перестало нравиться.

— Если хочешь знать, — громко шептал толстяк лейтенанту, — я на твоем месте нашел бы где-нибудь теплое местечко и переждал всю эту заваруху. — Он замолчал, придвинулся ближе и уже тише продолжал: — Я не должен был говорить это тебе, но если тебе не удастся устроиться в тылу и сделается слишком горячо, то можно попытаться сконтактироваться со стражей и...

— Я могу угостить вас, лейтенант, — прервал словоизлияния толстяка Дермод, бросая жетоны в автомат с напитками и набирая на пульте заказ. Толстяку же он резко сказал: — Я слышал, что вы тут болтали, и мне стыдно за вас. Лейтенант намерен воевать, а не сидеть с опущенными руками, правда, лейтенант? Если только остальные наши солдаты выглядят также мужественно и уверенно, то война не должна продлиться долго! — и добавил с бешенством: — А кто вы, собственно, такой? Тайный агент? Страж? Провокатор?

Толстяк возмущенно запротестовал против такого заявления, но лейтенант, удивленный, что кто-то считает его мужественным, тоже приказал ему убираться прочь. Когда он увидел перед собой полную рюмку, то улыбнулся и сказал:

— Благодарю.

Лейтенант выглядел импозантно: на его высокой худой фигуре отлично сидел серо-бронзовый мундир Земных Вооруженных Сил, высокие сапоги блестели. В общем, на него приятно было смотреть. Только вот лицо немного подкачало и носило, мягко говоря, выражение глубокого беспокойства. Дермод снова пробормотал проклятия толстяку и, желая хотя бы отчасти исправить зло, причиненное его болтовней, громко сказал:

— Не обращайте внимания на то, что говорил этот тип. Мы будем воевать и обязательно выиграем эту войну! На этот раз все будет по-другому! Позвольте, лейтенант, поговорить с вами. Я не займу много времени, ведь вы наверняка торопитесь на свидание с какой-нибудь красоткой, и я не хотел бы быть причиной вашей задержки...

— У меня нет никакого свидания, — перебил Дермода лейтенант, — видите ли, сэр, я недавно женился, и она... я... — он смутился и замолчал, пытаясь овладеть собой. Дермод даже испугался, как бы этот юнец не разрыдался.

Он прекрасно представил себе ситуацию, в которой оказался лейтенант. Молодожен, призванный на войну, испуган; молодая жена в ужасе, она уговаривает его не ехать... Но он не может сделать этого! Они ссорятся, и он убегает из дома, пытаясь набраться храбрости из рюмки. «Никаких следов характера», — подумал Дермод с неприязнью. И с таким материалом он должен будет идти на войну!

Проклятые стражники!

Как она сама утверждала, стража руководствовалась благородной и возвышенной целью, согласно которой все представители разумных рас Галактики имели право на максимум свободы. Каждая личность имела право делать все, что ей вздумается, при условии, что она при этом не нарушала свободы остальных членов общества. И если две группы существ доводили спор до такой степени, что не могли разрешить его никаким другим способом, кроме войны, то, пожалуйста, стража разрешала им воевать! Но поскольку жизнь очень ценная вещь, и если кто-то хочет ее потерять, то пускай уже это будут особи самые малоценные. Такая цель достигалась благодаря специальному отбору с обеих спорящих сторон. Отбирались самые плохие солдаты из армии противника, при этом стража услужливо предоставляла обоим штабам полные психические досье на отобранных солдат. Короче говоря, это означало, что самые лучшие солдаты никогда не имели возможности участвовать в боевых действиях.

«Качества, которые являлись критериями отбора мужчин в армию, — думал Дермод с горечью, — были самые разные, от исторического патриотизма до обычного желания поносить мундир, что так помогало в любовных похождениях. Современный солдат был или моральным нулем, или психологически ненормальным».

Но лейтенанта было трудно обвинить в подобном, ведь в конце концов он все же был офицером. И Дермод решил помочь этому юнцу прийти в себя. Он спокойно игнорировал слезы, наворачивающиеся на глазах лейтенанта, и начал убежденно говорить о предстоящих военных операциях. И постепенно офицер перестал жалеть себя, начал вставлять свои комментарии и проявлять растущую заинтересованность. Может, даже чересчур большую, и это заставило Дермода насторожиться.