— Не помню, — чуть качнул головой я.

— Может, его раньше обчистить успели? До нас, пока в отключке был, — предположил другой.

— Может, но тогда бы и мелочевку тоже забрали бы. Тут рублей триста, как раз на полбанки. Давай, Вась, вызывай скорую, сдадим им бомжика.

Было слышно, как Вася пошел в тачку и стал говорить по рации. А другой снова присел ко мне.

— А из работы своей ничего не помнишь? Кем работал, что делал? Хоть приблизительно.

— Не, ничего, как отрезало, — помолчав, сказал я.

— А ну-ка, руку покажи.

Я протянул.

Мозолей нет, значит не рабочий класс. Но одет ты уж очень странно. И не по погоде, да пахнет от тебя не очень.

Тут подошел его напарник и сказал:

— Все, скорую вызвал, сказали, сейчас приедут. Может, мы его в тачку пока засунем? Чтоб не замерз.

— Нет, — ответил мент. — Мы с тобой его не поднимем. Да он в тачку и не влезет. В дверь не пройдет.

«Сука», — подумал я.

Сколько время ждали скорую, сказать не могу. Отъезжал иногда. Мне показалось, что приехали быстро. Но судя по тому, что у меня волосы примерзли к асфальту и как орали на врачей менты, то долго.

— Какого х. ра вы столько ехали? Что, взлететь не могли, нах? Мы тут охренели вас ждать! У нас же маршрут, блин!

— Леталка не летает, — зло ответил врач. — У нас «газель», разуй глаза! На ней взлетишь, да не сядешь. А здесь обгоревших на рынке хренова туча! Мы затрахались косоглазых возить! Деревня Сонг Ми после напалма. С этим-то что?

— Да вот, нашли. Был без сознания, потом очухался, но говорит, что не помнит ничего — ни фамилии, ни адреса. Только имя.

Врач наклонился и сунул стетоскоп мне под плащ.

— Как зовут? — он тоже посветил фонариком в глаза.

— Борис, — ответил я.

Врач поводил пальцами у меня перед глазами, спросил:

— Голова болит? Тошнит?

— Да, — ответил я, — а еще очень холодно.

— Совсем ничего не помнишь? — спросил он.

— Совсем.

— Давай, — кому-то сказал врач, — тащи сюда носилки. На носилки сам перелезть сможешь? — спросил он меня.

— Попробую, — не очень уверенно ответил я.

Рядом стукнули об асфальт ножки носилок. Я тяжело, боком перевалился на них.

— Так, мужики, помогайте, нам вдвоем этого бугая не поднять, — сказал врач. Выругавшись, менты взялись за ручки. С хаканьем оторвали носилки от земли.

«Как Гамлета, четыре капитана», — успел подумать я, и меня втолкнули в теплое нутро скорой помощи.

Потом мне что-то колол фельдшер. Я слышал, как жаловался мент, укушенный сколопендрой, а врач что-то ему отвечал. Шелестели какие-то бумаги. Потом скорая поехала, а я в очередной раз отъехал.

Очнулся я на каталке в коридоре. Знакомо пахло больницей. Я вздрогнул, вспомнив Сергея и Лену.

Два здоровенных санитара принялись меня раздевать. Когда они добрались до перемазанной в крови хирургической формы, один присвистнул, а второй куда-то побежал.

Тут же появился дежурный врач и принялся расспрашивать меня, налегая на медицинское прошлое. Я ушел в глухую несознанку, так что с анамнезом доктор пролетел. Наконец он бросил трахать меня вопросами и занялся делом: измерил давление, послушал сердце и легкие, попытался нащупать печень и принялся обрабатывать мою обгоревшую рожу. Потом его сменила медсестра. Девушка взяла кровь из пальца и из вены, и меня покатили на рентген.

И все это совершенно бесплатно. Никто даже не спросил про полис. А я смел этому государству не платить налоги!

6

Из палаты, куда меня подвезли, выкатывали накрытый простыней труп.

«Встречные перевозки», — подумал я и, больно задев локтем за дверь, был вкачен внутрь. Палата на восемь человек. Меня встретил многоголосый храп, показавшийся райской музыкой.

Санитары любезно (не очень, но я не в обиде) помогли мне перелезть с каталки на кровать. Кровать была последней в ряду, у окна. На соседней, вольготно развалившись, заняло место увезенного трупа мое воображение. Вскоре появились медсестра и санитарка. Медсестра дала мне выпить пригоршню таблеток, а санитарка выдернула из-под воображения грязные простыни и постелила свежее белье.

Лампа у изголовья была потушена, и через несколько минут я уже спал. И никакой храп не мешал мне.

Проснулся я от страха. В лицо мне бил ветер и громко завывал в ушах. Я открыл глаза. Темно, лишь светился прямоугольник стекла над дверью, да виднелись силуэты кроватей. Тихо. Никто не храпит. Никакого ветра, и внезапный страх также бесследно прошел.

— Почему никто не храпит? — подумал я. — Они что, все умерли?

Но тут всхрапнул один, его поддержал другой, через секунду присоединился третий, и палата вновь наполнилась многоголосьем храпа.

Я попытался вспомнить, что за дерьмо мне снилось и почему я так перепугался. Память оказалась на месте. Во сне я зачем-то поворачивал свои глаза внутрь себя. Я делал это первый раз в жизни, у меня получалось плохо и коряво, но все равно достаточно, чтобы вызвать определенный эффект. Эффектом и был ветер в лицо, шум и страх.

— Блин! Что это было?

Я посмотрел на соседнюю кровать. Там мирно спало мое воображение. Я ткнул его в бок. Воображение открыло глаза, недовольно посмотрело на меня и зевнуло:

— Рано еще. Спи.

— Нет, — сказал я. — Что это за херня? Что это было?

Воображение проснулось окончательно:

— Несостоявшийся выход в астрал. Тебя кто-то хотел туда выдернуть.

— А почему страх?

— Сработала естественная защита против выхода. Так сказать, автоматическая блокировка действий дурака.

— И кому же я там мог понадобиться? — удивился я.

— Вот уж не знаю. Даже вообразить не могу, — усмехнулось воображение. — Давай спать.

— Может, этому покойничку, на чьей кровати ты лежишь? — спросил я. — Может, он чего в тумбочке забыл?

— Ну, слазь, посмотри.

— Слушайте, мужики, кончайте трепаться. Спать не даете, — раздался недовольный голос какого-то беспокойного больного.

— Храп не мешает, а наш шепот мешает. Парадокс, блин! — сказал я.

— Да заткнитесь вы, блин, нах! — воскликнул еще один, вступивший в дискуссию.

В ответ ему прозвучала оглушительная рулада храпа. Я тихо засмеялся. Кто-то громко выругался. Потом все замолчали. И через пару минут храпящих в палате прибавилось.

Я лежал без сна и думал о том, что это за странная была попытка выхода в астрал. Ничего не придумал, и проснулся уже от того, что медсестра совала мне градусник.

Было утро. Я повернулся посмотреть на соседнюю кровать. Она была пуста.

Начались больничные будни. Завтрак. Ходячие потянулись в столовку, лежачие, я в их числе, съели свою кашу в палате. Потом врачебный обход. Ко мне пришли трое: терапевт, невропатолог и психолог. Мне торжественно был объявлен диагноз — сотрясение мозга, и было обещано разобраться с амнезией. Потом начались расспросы. Я вяло отвечал, что ничего не помню. Двое отстали быстро, а психолог мучил меня до обеда, пытаясь ассоциативно определить уровень моего образования и возможную профессию. Я чувствовал себя Штирлицем.

Наконец ушел и он, и перед обедом снова была горсть таблеток. В обед я скромно похлебал супчику. Я не оставил идею похудеть, тем более, что несколько килограмм за эти сумасшедшие дни уже благополучно меня покинули. И дышать стало как-то легче.

Вечером, совершенно для меня неожиданно, пришел вчерашний мент. Я тяжело вздохнул и в который раз прошел процедуру допроса.

Исписав целый лист, мент заставил меня подписать протокол. Я поставил какую-то закорючку. Он долго ее рассматривал и поинтересовался, подлинная ли. Я только пожал плечами. Я и так пишу, как курица лапой, а уж в подписи вообще ни одной буквы угадать нельзя.

Уходя, он взял мои отпечатки пальцев, чтобы проверить, вдруг я где-нибудь по картотеке у них проходил. Я снова пожал плечами, сказав, что буду рад любой информации, хотя возможной связи с криминалитетом не чувствую совсем никак. Напоследок я спросил про его укушенного сколопендрой напарника. Мент ответил, что у бедного парня разнесло всю руку, что он ходит на уколы и что врачи сказали, что если за пару дней не станет лучше, то положат в больницу.