Я приоткрыл дверь в трансформаторную: меня встретило ровное электрическое гудение и запах нагретого масла.

«Отлично! — подумал я. — Мои двадцать грамм не понадобятся».

— Здесь ты бывал, — усмехнулся врач. — Предоперационная, наркозная, операционная, — перечислил он, последовательно приоткрывая двери.

Я сунул голову в наркозную, стрельнул глазами по ряду баллонов у стены. Заметил синий колпак кислородного: «Супер, вам всем пи…ц!»

— А это моя гордость! — сказал врач, с усилием сдвигая тяжелую стальную дверь, подвешенную на роликах. — Хранилище!

Он щелкнул выключателем, и мы вошли в обширное помещение.

— Холодно, однако, — зябко передернул плечами я.

— Холодильник, плюс четыре, — согласился врач. — Вон телогрейку надень, — сказал он, снимая с вешалки и надевая один из висевших ватников. Я последовал его примеру.

Врач театральным жестом указал на стену, состоящую сплошь из закрытых дверец, покрытых легкой изморозью:

— Все виды внутренних органов, полностью готовых к трансплантации. Мужских, женских, детских. Ежемесячное обновление всего парка. Мы в состоянии выполнить заказ любой клиники мира! А это, — и он показал на такую же противоположную стену, — исходный материал. Трупаки то есть. Хотя, конечно, стараемся работать с живыми органами. Но не всегда попадаются подходящие. Людишки-то чаще, вроде тебя, сплошь больные. А это последний путь для наших жмуриков, лифт, — хирург махнул рукой на торцевую стену, где располагались дверцы грузового лифта. — Путь наверх.

Врач взял со стола, стоявшего посередине хранилища, пульт и нажал несколько кнопок. Одна из дверец, расположенная где-то под потолком, открылась, наружу выехал контейнер, похожий на гроб, и по выдвинувшимся из стены направляющим мягко опустился вниз, на стоявшую каталку.

— Холодильное оборудование на два миллиона баксов. Монтировала бригада из Австрии. А я потом их всех демонтировал! Здоровые были мужички. В том смысле, что не больные. Все расходы компенсировал. Даже в плюсе остался, — врач подошел и, сняв крышку с контейнера, поманил меня пальцем.

— У тебя сегодня экзамен. Извлечешь печень. Труп свежий и не воняет. Тебе будет нетрудно. Не бойся, план операции я подскажу. Чего стоишь? Покатили. Или тебе нравится здесь мерзнуть?

Я молча подошел и положил руки на каталку.

— Завтра будет жаркий день, — оглянувшись, подмигнул мне хирург. — Привезут нашу сборную по хоккею. Ребята просрали олимпиаду. Придется их перемонтировать.

— Как перемонтировать? — удивился я.

— Ну как, — начал объяснять врач. — Вообще-то это наша сборная по футболу. Хоккеисты запросили столько денег за участие, что дешевле было их грохнуть. На олимпиаде украли столько, что на их запросы уже не хватало. Деньги-то всем нужны. Тогда устроили автокатастрофу и договорись с футболистами. Ребята играли под трансбодином. Выглядели, как наша хоккейная команда. Им еще кое-чего повкалывали для усиления эффекта. Но все равно толку получилось мало. Теперь будем перемонтировать.

— Как перемонтировать? — снова повторил я вопрос.

— Как, как? Ноги мертвых хоккеистов будем пришивать живым футболистам. У меня тут все двадцать пять пар в приличной сохранности. Работы дней на десять. В спорткомитете надеются на положительный эффект, хотя я сомневаюсь. Но все равно придется попариться. Когда будем шить, главное сухожилия не перепутать, сгибатели к сгибателям, разгибатели к разгибателям. А то побегут коленками назад, — и он весело засмеялся.

Мы вкатили труп в операционную, Сергей крикнул:

— Лена! Инструменты готовы? — затем кивнул мне. — Давай! За руки, за ноги, трупяшник на стол.

Крякнув, мы шлепнули труп на операционный стол. Появилась Лена, подкатила столик с инструментами, включила лампу.

— Ну-с, коллега, берите скальпель. Как будем делать первый разрез? — хирург надел полиэтиленовый фартук и присел на высокий табурет рядом со столом. — Кстати, как тебя зовут? А то я забыл, что там у тебя в правах написано было.

— Борис, — назвался я именем своего школьного приятеля, чьим именем всегда пользовался во всяких сомнительных случаях.

— Не, мне интересно, как тебя звали в детстве. Так сказать, для ощущения тепла и неформальности наших отношений. Или даже лучше, как тебя звала твоя первая девушка? Первые девушки обычно придумывают нежные имена.

усмехнулся. Вспомнил. Улыбнулся… Ей было восемнадцать. Первый курс Иняза. Она звала меня Дю, действительно нежно. попробовал забытое слово на вкус. Ммм… Мы уложились в полтора года. Прошлая жизнь, однако.

— Киса, — ответил я. — Она называла меня Киса, как Ипполита Матвеевича.

— Мило. Но неоригинально, я несколько разочарован, Киса, — сказал хирург и, ткнув себя в грудь, представился: — Сергей. А это Лена.

— Я уже слышал. Мое любимое имя, — я сделал сладкую рожу.

— Рада, что тебе нравится, — медсестра кинула мне резиновые перчатки. — Возьми, вдруг у парня был СПИД. И фартук надень.

— Ну вот и познакомились, — сказал хирург. — Здесь еще несколько человек работают. Представлю тебя им, если вольешься в нашу дружную семью. Так как первый разрез? — повторил он свой вопрос.

— По нижней горизонтальной линии живота? — неуверенно спросил я.

— Да по хрену, какой разрез. Тебе же зашивать не надо будет, — засмеялся Сергей. — Делаешь крестообразный, отворачиваешь лоскуты и закрепляешь корнцангами. Давай начинай, Киса.

Я надел перчатки и взял скальпель.

— А потом его куда? Когда печень вынем, — поинтересовался я.

— Зверью на корм. У него давно уже почек нет. Да и печень твою туда же. Это же так, для тренировки только. Печень там циррозная. Увидишь.

Ну, в общем, печень я извлек. Под шутки и прибаутки, а иногда под мат хирурга, под выразительное хмыканье медсестры, потея, задыхаясь от неожиданно накатывавших приступов тахикардии и разных прочих других приступов нездоровья.

— Значит, так, — подвел итог моим мучениям врач. — Экзамен ты не сдал. Работать пока не можешь. Анатомию, конечно, забыл сильно. Но не безнадежен. Корнцанг от кохера отличаешь и нервы с сухожилиями не путаешь. Учебники почитаешь, недельку потренируешься и можно будет допускать до живого материала. Все, пошли мыться и перекусим чего-нибудь. А то я устал смотреть на твое ковыряние. Лен, — хирург посмотрел на медсестру, — сообрази нам чайку, кофейку. Все, кидай свою печень назад, потом уберешься.

Я уронил в труп скальпель, сверху плюхнул печень.

Мы расположились в комнате отдыха в креслах вокруг стола с самоваром. Лена разливала кому чай, кому кофе. Я попросил чай. И еще что-нибудь гипотензивное.

Хирург показал на стеклянный медицинский шкаф в углу комнаты. — Поищи там себе. Должно быть.

— И еще бы очки.

— Здесь я тебе не помогу, — ответил Сергей между глотками кофе. — Напиши рецепт, буду наверху, возьму.

— А из моих вещей ничего не сохранилось? — спросил я, отбирая препараты из шкафа.

— Нет, — он покачал головой, — тебя же живым оставлять не собирались. Все в утилизатор спустили.

— Я честно поискала тебе одежду, — вступила в разговор медсестра. — Но на твою задницу у нас ничего не нашлось.

Я набил карманы рубашки упаковками таблеток. К сожалению, ничего сильнодействующего не обнаружилось: ни наркотиков, ни больших транквилизаторов, ни тем более трансбодина. Не было даже циклодола для моего бедного воображения. Тем не менее, для поддержания своей никчемной жизни я нашел практически все необходимое.

Сев за стол, я поболтал в кружке пакетиком чая. Есть хотелось смертельно. Весь стол был завален разнообразнейшей выпечкой. Я покопался в изобилии и нашел баночку с медом. Положил две ложки в чай, размешал, попробовал и добавил третью. С завистью посмотрел на стройную медсестру, беззаботно жующую круассан. Та перехватила мой взгляд:

— Как же ты, Боря, не жрешь ничего, а отрастил такую задницу?

Я пожал плечами.

— Вот, попробую теперь похудеть, а то холодно у вас в подземелье голым ходить.