— Худей, худей, — кивнула сестра. — И для здоровья полезней. Глядишь, через полгодика и почки твои на что сгодятся, — засмеялась она.

Я вопросительно взглянул на хирурга. Он махнул рукой.

— Не бойся, Киса, шутит она. Своих не режем. Ну, если только что-нибудь уж совсем экстренное, — и они засмеялись вдвоем. Я тоже усмехнулся и спросил:

— А фруктов каких-нибудь у вас нет?

— Как не быть, — ответила медсестра. — Мы же месяцами наверху не бываем. Нам без фруктов никак. Загляни в холодильник, там есть яблоки и апельсины.

Допив чай, я встал и, порывшись в холодильнике, вернулся с большим зеленым яблоком. Пошарил глазами по комнате, поискал свое воображение. Не было. Без цикла или кислоты его хрен выманишь.

Доев круассан, Лена со словами: — А что там наверху делается, может, война давно идет, — щелкнула пультом и включила висевший на стене телевизор.

Я поднял глаза. По ящику показывали интервью с Наследником. Он разглагольствовал о нашей победе на олимпиаде. Осудил беспорядки в Крыму и на Украине и закончил, как всегда, необходимостью большей интеграции с Европой, в частности в вопросе регистрации однополых браков.

Я внимательно рассматривал этого малолетнего ублюдка. Надо признать, выглядел он вполне презентабельно, имиджмейкеры постарались. Коленчатые лапы вытатуированного у него на затылке гигантского паука, тянущиеся к глазам, ноздрям и рту наследника, были тщательно закрашены. Лоб, где была изображена голова этого паука с восемью кровавыми глазами и с каплями яда, стекающими с устрашающих хелицер, был стыдливо прикрыт белокурым паричком. Под париком прятался и разноцветный ирокез или, что там у него сейчас на голове, я давно его не видел. Татуировки на шее скрывал воротник водолазки, пирсинг из морды по случаю интервью был выковырян, а руки Наследник прятал под столом. От всей его красоты остались только огромные дырки в ушах. С понтом туда вставлялись серьги. Дыра уничтожила все точки акупунктуры на мочке уха, ответственные за голову и мозг.

Медсестра переключила канал.

— О, наши! — воскликнула она, увидев на экране интернов.

Я грыз яблоко и размышлял о наследничке и о том, что будет со страной, когда он придет к власти. Что станет творить мальчишка, когда вырастет, даже думать было противно. А три Толстяка не вечны, к сожалению. К тому же, на самом деле, Толстяк всего один. И это я. Я придумал двух других для своей безопасности. Типа, три наперстка, поди определи, который правильный.

Ведь простой народ меня не любил. Впрочем, непростой не любил меня тоже.

Потом после всех этих бархатно-розовых революций я понял, что никто не будет разбираться с наперстками, а просто смахнут с доски все три сразу.

И я сбежал вообще. Вымыл руки и ушел в частную жизнь. Оставил вместо себя трех трансбодиновых наркоманов и ублюдка наследника. Сунул куклу под мышку и ушел. Женился, родил ребенка. Время не совпадает? Ну и что? Мое время. Мой мир. Время вообще, вещь относительная, хочет совпадает, хочет нет.

Медсестра засмеялась, и я взглянул на экран. Там Охлобыстин тряс харизмой, за экраном смеялись зрители. Или не смеялись? Не помню. Телик смотрю редко.

«Значит, они найдут куклу и поймут, кто я такой. Станут искать. А что станет с куклой? С моей девочкой? Будет похоронена в хранилище вещдоков? Или какой-нибудь полицейский генерал заберет себе? — я поморщился. — Как она хотела, чтобы я убил Наследника! — Я посмотрел на потолок и снова поморщился. — Наследничек далеко, не добраться».

Доел яблоко. Черт! Есть захотелось еще больше.

Я смотрел на кривлянье интернов и думал о Цыпленке. Мое счастье и проклятье, моя жизнь и смерть. И скорее смерть, чем жизнь.

— Ну, что, Киса? Отдохнул? — прервал мои тоскливые размышления Сергей. — Тогда иди в операционную и приберись там. Лена тебе покажет, что куда.

Медсестра, кивнула мне:

— Пошли, толстячок, порядок прежде всего. Кстати, тебе никто не говорил, что ты похож на наших Толстяков? Прямо четвертый брат. Хоть кино снимай «Брат четыре», — и она засмеялась. Я промолчал.

Мы вошли в операционную.

— Значит так, — сказала медсестра, нажимая на кнопки управления столом, — сначала уберем труп, потом ты помоешь пол и стол, а я, так и быть, вымою инструментарий. Держи каталку, чтобы не отъехала.

Стол поднялся и наклонился, я уперся животом в каталку, Лена легко столкнула на нее труп.

Мы покатили каталку уже известным маршрутом.

— Отработкой кормим зверье, — поясняла она мне по дороге. — Над нами как раз зверинец Трех Толстяков. Удобно, не надо связываться с кремацией. Материал поднимается на лифте и подается в мясорубку. Так что кормим фаршем, чтобы зрителей не смущать видом человеческих костей. Для разных видов различная степень измельчения. Надо только следить, чтобы тряпки не попадали.

— Да, сбежать не получится, — Лена оглянулась на меня и улыбнулась. — Лифтовая кабина наклоняется, и все добро съезжает в горловину мясорубки. Автоматика, и никаких щелей. Мышь не проскочит.

Вкатив труп, я протянул руку к висевшим ватникам.

— Можешь не надевать, — Лена прошла к лифту. — Все быстро, замерзнуть не успеешь.

Я подобрался, даже живот втянул. Получится у меня сейчас или не получится, я и не думал. Я просто делал то, что считал нужным. И я абсолютно не боялся смерти, неизбежной в случае неудачи. Не скажу, что стремился умереть, но мне было глубоко наплевать. Жизнь моя была изжита, окончена, завершена. After all I've tried for five years seems like ninety. Let her hate me, hit me, hurt me, nail me to her tree. Ева, блин.

Я подкатил каталку с трупом к лифту. Лена нажала кнопку вызова. Я сунул руку в труп и нашарил спрятанный под печенью скальпель.

— Лифт придет, ты скинешь труп с каталки, и я отправлю парня наверх, — Лена показала на кнопку отправления лифта. — Все, и идем убираться. Только каталку надо будет взять с собой. Протереть.

Во многих своих прошлых жизнях я был воином. В этой не пришлось. Совсем. Тем не менее, я положился на старые навыки, на секунду расслабился, вдохнул, выдохнул и без замаха резко ударил скальпелем Лену в шею. Судя по тому, как хлынула кровь, я попал в сонную артерию. Захлебываясь и хрипя, медсестра повалилась на каталку с трупом. Я ударил еще раз в затылок, под основание черепа. Неудачно, попал в кость, лезвие скальпеля застряло и сломалось. Тело обмякло и булькать перестало. Сразу вспомнилось, как мне всегда было неприятно убивать женщин. Подошел лифт. Я каталкой заблокировал двери.

— Так говоришь, надо следить, чтобы тряпки не попадали? — проговорил я и обломком скальпеля начал разрезать одежду на трупе Лены. Я торопился, сломанный скальпель резал плохо, и когда я наконец освободил тело от одежды, то был весь в крови.

Мне было плевать на возможный гастрит у тигров. Я не хотел, чтобы потом по остаткам одежды мог быть опознан труп. Затолкнув медсестру в лифт, я снял с вешалки ватник и бросился из хранилища. Дверь в трансформаторную была не заперта. Я вбежал, бросил ватник на пол и открыл кран слива масла. Когда ватник намок, я аккуратно, стараясь не запачкать руки, взял его и побежал в наркозную. Я молил Бога, чтобы мне никто не попался по дороге, вернее, чтобы я никому не попался. Охранник не медсестра, против любого из них у меня не было бы никаких шансов.

В наркозной бросил промасленный ватник рядом с кислородным баллоном, сорвал колпак и открыл вентиль. Баллонов оказалось два, я открыл и второй. Кислород немного тяжелее воздуха и будет опускаться вниз. Когда он сконтактирует с маслом, произойдет взрыв. Рядом трансформаторная под током, и все должно рвануть не по-детски.

Я выглянул в коридор. Пусто. Подхватив стоявший у стены огнетушитель, я кинулся назад в хранилище. Задвинул за собой тяжелую металлическую дверь, подбежал к лифту, клацающему пастью по торчащей из него каталке. Скинул с каталки внутрь труп, ударил по кнопке отправления, вошел в лифт и вытолкнул каталку наружу. Двери с облегчением закрылись, открылись, закрылись снова, и лифт поехал.