– Б-больна-а! – замычал муженек.

– Слушай, ты, – спокойно и очень жестко сказал Андрей, глядя ему прямо в зрачки, – если ты еще раз здесь появишься – я вышвырну тебя уже с балкона.

Понял?

Он ласково – казалось со стороны – заломил незваному гостю кисть.

– Ты понял? – повторил Андрей.

– Да-а! – заорал тот.

– Тогда пошел отсюда!

Андрей развернул мужа лицом к двери, растворил ее и ударил его ногой пониже спины.

Гость выкатился на лестницу.

Андрей захлопнул за ним дверь.

Оксана стояла ни жива ни мертва. Сердце ее рванулось к мужу. К этому любимцу, паскуднику, пьянице, красавцу: к тому, кто околдовал и извел ее.

Но она, закусив губу, осталась на месте. Она понимала: это – момент истины. Если она побежит к мужу – в очередной, миллионный раз помчится его спасать – Андрей (она знала это наверняка) развернется и уйдет. Уйдет навсегда.

Она не могла допустить этого. Поэтому она отвернулась и изо всех сил зажмурилась. Крепко сжала кулаки. Длинные ее ногти больно, очень больно впились в ладони.

«Проклятые мужики… Два самца… Самку делят… Зачем им обязательно доказывать свое превосходство?! Тоже, герой, справился с пьяным!..»

Эти бессвязные мысли – такие же как колючие снежинки за холодным окном – вихрем пронеслись в ее голове.

Она дотронулась лбом до холодного стекла и чуть слышно простонала. А потом подумала, уже спокойней: «А может, это к лучшему? Может, Андрей отвадит этого алкоголика шляться сюда?»

Оксана с ужасом ждала, что в дверь зазвонят или забарабанят – и опять разборка, крики, драка… Но было тихо. «Все алкоголики – трусы, – вздохнула она про себя. – Была б она одна – вот тогда бы этот мерзкий красавец, когда-то любимый до черноты в глазах, над мною покуражился!» Оксана медленно обернулась к Андрею. (За дверью по-прежнему было тихо.) Андрей в прихожей расшнуровывал ботинки. Его руки слегка подрагивали.

Она молча смотрела на него. Он распрямился. Лицо его было как никогда бледным.

– Правильно сделал, – прошептала она. Андрей вымученно улыбнулся.

– Знаешь что, милая, – проговорил он сиплым после пережитого стресса голосом, – плесни-ка мне водочки. Если твой бывший не все там в баре вылакал.

Эту ночь они провели без сна. И говорили, говорили…

Она, эта ноябрьская ночь, сблизила их сильнее, чем все предыдущие три месяца знакомства.

Они уселись, по московской привычке, на кухне. Оксана включила уютный свет над столом. Порезала купленного в супермаркете копченого угря (он оказался невкусным, словно сделанным из ваты), быстренько настрогала колбасы и сыра – она была хорошей хозяйкой.

Пили водку. Оксана впервые видела, как Андрей пьет крепкие напитки.

Захмелел он быстро. «Не хватало мне еще одного алкоголика», – с ужасом подумала она. Но Андрей хорошо владел собой.

Когда стресс отпустил его, он потянулся к ней. Она не сопротивлялась.

Он овладел ею тут же, на кухне, и как-то по-новому, с хозяйской силой. Вошел в нее сзади – мощно, как победитель. Долго, почти грубо терзал ее. Она кричала, не стесняясь, изо всех сил сжав веки – тихий кухонный свет казался нестерпимым.

Потом он долго и яростно кончал, вцепившись в ее бедра.

Такая любовь ошеломила ее. Ей она понравилась больше, чем обычные долгие вдумчивые ласки Андрея. Этот секс напоминал такую сладкую грубую любовь ее вечно полупьяного муженька. За это она так долго любила и прощала его. (В последние годы их совместной жизни сил на любовь у того, впрочем, почти не оставалось.) Мягко оттолкнув Андрея, Оксана убежала в ванную. Долго плескалась, потом убирала макияж.

В шелковом халатике на голое тело вышла на кухню.

И сразу поняла: что-то случилось.

Она оставляла Андрея мягким, успокоенным, умиротворенным.

Теперь он сидел весь напряженный, скованный. Взгляд его был устремлен на экран телевизора, а лицо искажала злоба. Беспредельная ненависть отражалась на его лице.

Она подошла к нему и ласково погладила по встрепанной голове, искоса взглядывая на экран. Было похоже: то, что вызвало его злость, происходило там, внутри телевизора.

На экране в прямом эфире телекомпании CNN на средненьком английском давал интервью известный всей России магнат, миллионер и олигарх Борис Барсинский. Его тонкие губы выталкивали английские слова. Сухие и определенные черты молодого лица выражали сознание собственной значимости и полное довольство собой. Белокурая шевелюра была тщательно прилизана, открывая высокий, начинающий лысеть лоб. Голубые глаза смотрели на заморского корреспондента ласково, почти радушно, однако любой внимательный наблюдатель понимал, что глаза эти принадлежат человеку жесткому, хитрому и властному.

Оксана была изумлена реакцией Андрея. Олигарх Борис Барсинский занимал в общественном сознании отнюдь не ту демоническую роль, которую прочно оккупировал другой властный миллионер, Борис Березовский. Барсинский, кроме того, был вовсе не отталкивающим внешне, как иные российские капиталисты:

Смоленский, Гусинский, Фридман… К Барсинскому, при всей ненависти российского народа к богатым людям вообще – а тем более к людям очень богатым – относились в обществе скорее со знаком «плюс». Причины тому были не слишком отчетливы.

Возможно, свою роль в этом сыграла дружба Барсинского с артистами эстрады и кино. Он то и дело появлялся на экране «ящика» вместе с Олегом Янковским, Роланом Быковым, Никитой Михалковым. Сама Алла Пугачева постоянно подчеркивала в интервью дружеские чувства, кои она питает к Барсинскому, и благодарила его за постоянную помощь ей и Филиппу. (Одно время народная молва записывала Барсинского даже в любовники Примадонне – при том, что она была старше его лет на пятнадцать.) Когда в столицу жаловали знаменитые иностранцы – Роберт де Ниро, Чак Норрис, Джулия Ормонд и прочие – они всенепременно появлялись на публике рядом с Барсинским. Отчего-то именно это звездное окружение замечал обыкновенный российский люд, а отнюдь не то, что Барсинский, как и другие олигархи, имел свой банк, огромную нефтяную компанию, а также два собственных телеканала (центральный и дециметровый), мощную фирму по продаже автомобилей и лесоперерабатывающий комплекс в Сибири. Ну, и по мелочи: сеть супермаркетов в Москве, пару казино, фешенебельный ночной клуб, рекламную, продюсерскую и туристические компании.

Оксана имела представление о подлинных масштабах империи Барсинского – оттого, что ее компания вела кое-какие дела со структурами, ему подконтрольными. Однако ей он, равно как и большинству российского народа, казался (единственным из магнатов!) скорее симпатичным, чем наоборот. У нее ровным счетом не было никаких оснований не любить Бориса Барсинского. Тем более с такой неадекватной силой, которую продемонстрировал Андрей при появлении на экране довольно-таки милого олигарха.

– Что ты, мое серденько, – ласково сказала Оксана и поцеловала Андрея в макушку.

Он отстранил ее. Она села на стул напротив него. В его глазах блестели слезы.

– Он отнял у меня все, – хриплым голосом проговорил ее любовник.

Оксана поразилась: ненависть, которой дышало обыкновенно спокойное лицо Андрея, была, казалось, беспредельной.

Судьба Андрея Велихова чем-то напоминала историю Оксаны Берзариной: провинциал, прибывший в Москву на учебу, покорил столицу.

Правда, его провинция была куда менее провинциальной, чем Оксанина:

Андрей приехал из Калинина (до 1931-го и после 1990-го года – Твери), откуда до Москвы было три часа езды на электричке.

К тому же Велихов в отличие от Оксаны не делал карьеру благодаря связям с лицами противоположного пола. А также вообще не делал карьеру.

Андрею и в Калинине было неплохо. Папа его был главным энергетиком на крупном вагоностроительном заводе. Мама возглавляла кафедру иностранного языка в местном пединституте. В 1981 году, по настоянию и при деятельной поддержке отца, Велихов поступил в Московский имени Ленина и ордена Ленина электротехнический институт.