Страшно болела голова.

Я с трудом разлепил веки. Свет резал глаза. Прямо в лицо мне светила лампа.

Попробовал заслониться от света, но пошевелить руками было невозможно.

Я сидел в своем любимом кресле. Мои руки были прикручены к подлокотникам.

Я прикрыл глаза.

– Очухался, – услышал какой-то голос. Тут же меня наотмашь ударили по лицу. Не больно, но обидно.

– Где она? – раздался голос.

– Кто?

– Не придуривайся. Снова удар по лицу.

– Я не знаю. Еще удар.

– Я правда не знаю. – Серега, неси паяльник. Щас в жопу ему затолкаем – живо все вспомнит.

– Граждане…

Удар.

– Мы тебе не граждане! Прокурор, блин!

– Господа, я правда не знаю, где она. У нее в Москве куча друзей и подружек…

Я изо всех сил пытался выглядеть убедительным и жалким. Последнее, учитывая мое положение, удавалось убедительнее всего.

– А даже если вы ее найдете – она ведь ничего не знает. Ничего! – продолжал я. – Это объявление – блеф. Она просто хотела выйти на вашего босса.

И выкупить журналиста. Бля буду!..

– Туфту гонишь!

Еще удар по лицу, сильней прежнего. – Чтоб я сдох!

– Сдохнешь, не волнуйся.

Во время допроса я старался держать глаза полуоткрытыми. Постепенно они притерпелись к свету.

Похоже, моих мучителей было всего двое. Об этом также свидетельствовало количество звучавших голосов. Видно, после аварии на Вешняковской улице бандиты стали испытывать кадровое голодание. – Где она?

– Да не нужна вам она. Русским языком говорят! Тупые вы какие-то, ей-богу…

Меня изо всех сил звезданули в глаз. Этого я добивался. В голове зашумело, но сознания я не потерял. Однако прикрыл свои серые очи и повесил голову набок.

– Слышь, он отрубился.

– Хрен с ним.

– Думаешь, он не знает, где девка?

– А хрен его поймет.

– Может, отвезем к Липке? Тот расколет.

– На хрен он кому нужен! Мусор!

– А куда его? Кончим?

– Ага. Только поспрошаем еще маненько. Ну-ка, сгоняй за водой. Да мне принеси попить.

Так. Участь, уготованная мне, была совсем не завидной. Видать, мне предстояло отправиться вслед за Олей Климовой и Андреем Седых. И, судя по всему, за Димой Полуяновым.

Вот тебе и пятьдесят штук гонорара. Кажется, вместо новой двухкомнатной квартиры в центре у меня будет однокомнатная. Очень тесная, из сосновых досок.

Но…

На протяжении предшествующего допроса я незаметно напрягал и расслаблял правую руку. Веревки на ней я ослабил. Достаточно ли, чтобы вырваться? Это можно было установить только экспериментальным путем.

Большая удача была в том, что мои ноги и вовсе оставались свободны. Мои мучители работали по-русски небрежно. Когда я изобразил из себя уснувшую гусеницу, один из бандитов – судя по всему, младший – отправился на кухню за водой.

Коридор в нашей квартире длинный. Минута, а то и две в моем запасе имелись.

По-прежнему притворяясь бездыханным чуть приоткрыл глаза.

Бандит с лампой в руке – моим бра, между прочим – стоял рядом с креслом в опасной (для него) близости.

Резко разогнув ногу, я изо всех сил ударил его в пах.

Удар получился. Бандюга сдавленно заорал. Глаза его вылезли из орбит.

Лампа выскользнула из его рук, грохнулась на пол и разбилась. Сам он скорчился. Сейчас для него ничего, кроме дикой боли, не существовало.

Из далекой кухни я слышал плеск воды. Похоже, второй не слышал нашей возни.

Не теряя ни миллисекунды, я изо всех сил рванул правую руку. Веревки держали, но стало свободней. Еще раз! Я был по-прежнему связан, но, казалось, цель близка. Бандит по-прежнему корчился на полу.

Еще!

Правая рука освободилась.

И вовремя. Бандит очухался от моего удара ниже пояса, разогнулся и надвинулся на меня.

Удара кулаком в кадык он от меня, связанного, не ожидал. Захрипел и повалился набок.

В дверях возник второй. Я видел его в свете сумерек. В руках он держал кастрюлю с водой.

Правой рукой я подобрал с пола осколок с плафона. Полоснул им по веревкам на левой рук. Разрезал их – судя по боли, вместе с кожей – рванулся.

Наконец-то я освободился от проклятущего кресла. Вскочил.

Второй, пришедший в себя от изумления, не нашел ничего лучшего, как швырнуть в меня кастрюлей. Я увернулся, и кастрюля загрохотала, разливаясь, по полу.

Я нанес бандиту удар ногой в живот, а затем, тут же – ребром ладони по шее. Он свалился как подкошенный.

Второй еще не приходил в себя.

Не теряя времени, я обыскал их. У первого изъял «Макаров», у второго – заточенную железную расческу. «Макаров» я сунул себе за пояс, заточку выбросил в окно.

Затем связал обоим бандитам руки за спиной, а рты залепил скотчем. Я постарался не повторять их ошибок и поработал на славу.

Ноги им связывать не стал.

Будем надеяться, что, когда я вернусь, их уже здесь не будет.

Я направился в ванную.

В маленькое потускневшее зеркало с выщербленной амальгамой на меня глянул разбойный тип с залитой кровью головой. Рука также кровоточила. Рубашка пострадала так, что никаким «тайдом» не отстираешь – выбирай не выбирай.

Я скинул сорочку и засунул голову под струю ледяной воды. Сперва обожгло, а потом стало легче.

Не теряя времени на перевязки, я сменил сорочку. Похоже было, что бандиты вот-вот очнутся.

Я выбежал из квартиры. Дверь запирать не стал.

Сбегая по лестнице, ощупал затылок. На нем вспухала шишка величиной с яйцо динозавра. Сотрясение серых клеточек я, кажется, получил, но черепушку мне вроде не пробили. Спасибо, ребята, вечно буду бога молить.

На пустынной Пушкинской недреманным оком горела пара окон в Генеральной прокуратуре. У здания Совета Федерации рядом с моим домом прогуливался милиционер.

Внимание правоохранительных органов мне сейчас было явно ни к чему.

Я поднял руку.

Первая же машина, едущая в сторону Пушкинской площади, затормозила.

– В Выхино, даю триста!

– Садись!

Я плюхнулся на заднее сиденье. За три сотни московский «бомбила» готов возить кого угодно – даже человека с явными следами только что совершенного преступления.

На светофоре у пересечения со Страстным бульваром частник, дедок с кустистыми бровями, обернулся, участливо оглядел меня и спросил:

– Кто ж тебя так?

– Муж застукал.

Дед понимающе промычал и вопросов больше не задавал.

Из города еще тянулись последние дачники. Рязанский проспект был забит.

«Копейка» тянула, погромыхивая, изо всех сил и кое-где разгонялась даже до 50 километров в час.

Водила дозволил мне воспользоваться его аптечкой, и я в походных условиях, скрючившись на сиденье, перевязал кое-как левую руку.

Последний удар амбала рассек мне бровь, поэтому я порвал бинт и всю дорогу прикладывал марлевые тампоны к голове. Вскоре бровь перестала кровоточить, зато башка по-прежнему раскалывалась. Меня мутило.

Холодного пивка я дома так и не успел хлебнуть, а в офисе имелось только полбутылки теплой водки. Поэтому я попросил дедка остановить у ночного магазина. Купил две бутылки ледяного пива и не менее холодную «чекушку».

Когда мы снова двинулись, я залпом выпил бутылку пива. Никакого живительного действия не ощутил и сразу откупорил водку. «Эк тебя!» – сочувственно наблюдал за мной в зеркало заднего вида дедок.

После доброго глотка водки боль в голове наконец-то отступила, и я вновь обрел способность соображать.

Действовать я собирался так же, как намечал по дороге домой. Коли Таня вызывает огонь на себя (точнее – на нас обоих), то почему бы мне не устроить разведку боем?

Визит в мою квартиру двух амбалов ничего существенного в мой план не добавил. Разве что прозвучала в их диалоге одна то ли фамилия, то ли кличка…

Как там, бишь, они говорили? «Может, отвезем его к Липке – там расколется?»

Интересно бы знать, кто он, этот Липка? Их босс? «Бригадир»? Или заплечных дел мастер?