— Подходи! — крикнул юноша. — Возьми меня, попробуй! Обойдется недешево!

— Он сам захотел! — крикнул сержант. — Взять его! Он ответит за это!

Люди шерифа обнажили мечи, в сумерках блеснуло полдюжины маленьких молний. Шум сразу смолк, уступив место звенящей тишине. И в этой тишине, завершив вечерню, из церкви стали выходить братья монахи и стали интересоваться причиной беспокойства в их тихой обители. Над двором, словно гром, прогремел сильный, властный голос:

— Остановитесь! Пусть никто не двигается с места!

Все замерли как стояли, осмеливаясь лишь смиренно повернуть лицо в сторону говорившего. Рядом с готовыми броситься в схватку людьми стоял аббат Радульфус — строгий, сухой, спокойный. В пламени факелов он казался отверженным ангелом, глаза его горели, лицо было холодно как лед. Со всем своим нормандским высокомерием и надменностью, стоявший подле аббата приор Роберт казался жалким и ничтожным в сравнении с ним. Столпившиеся сзади братья в изумлении перешептывались, ожидая, что вот-вот грянет молния.

В эту минуту ноги отказались повиноваться Ивете, она села на ступеньку и опустила лицо в колени, чувствуя слабость и облегчение. Ведь аббат здесь, значит, убийства не будет! Во всяком случае все будет по закону. Только не смотреть по сторонам! В ожидании чуда Ивета принялась истово молиться, без слов.

Когда она уняла дрожь, которая била все ее тело, и подняла голову, то увидела во дворе толпу народа, а оглядевшись, заметила, что людей все прибывает. В воротах как раз появился Жильбер Прескот и стал спешиваться. Его люди, которые после бесплодной охоты за беглецом по лесам и полям возвращались домой по одному, по двое, входили на двор и с удивлением смотрели на открывшееся их глазам зрелище. Шерифу понадобилось некоторое время, чтобы при дрожащем свете факелов узнать в юноше, прижавшемся спиной к стене странноприимного дома, того самого человека, которого обвиняли в убийстве и воровстве и ради поимки которого он целых два дня прочесывал окрестные леса.

Шериф решительно шагнул вперед.

— Милорд! — обратился он к аббату. — Что это такое? Преступник находится у нас под боком. И где? В стенах обители! Что происходит?

— Именно это я и намерен выяснить, — мрачно заметил аббат. — И поскольку это происходит в стенах обители, дело подлежит моей юрисдикции. С вашего позволения, сэр Жильбер, я нахожусь здесь в своем праве расследовать эту непристойную драку. — Сверкающими очами аббат обвел стоявших вокруг вооруженных людей шерифа. — Потрудитесь убрать своих людей. Я не допущу, чтобы в стенах обители обнажали оружие и чинили насилие. — Столь же гневный взгляд последовал в сторону Йоселина, который с кинжалом в руках стоял у стены в напряженной позе. — А тебе, юноша, если мне не изменяет память, я уже имел случай говорить подобные слова и напоминать, что у нас есть своя темница. И ты вполне можешь оказаться в этой темнице, если немедленно не бросишь свой кинжал. Что ты можешь сказать в свое оправдание?

Йоселин отдышался уже вполне достаточно для того, чтобы говорить в свою защиту. Он поднял руки, показывая, что на поясе у него нет ни меча, ни кинжала.

— Отец, я пришел в эти стены совершенно безоружным, — сказал он. — Но посмотрите, сколько их на меня одного! Я просто позаимствовал то, что мне было предложено, дабы защитить свою жизнь, а не затем, чтобы взять чужую. Я защищал свою жизнь и свою свободу! В чем бы меня ни обвиняли, я ничего не крал и никого не убивал. И покуда жив, я буду утверждать это, находясь под вашей юрисдикцией или под любой другой. — Затем, то ли от отчаяния, то ли поддавшись своему гневу, который прямо-таки душил его, он добавил: — Неужели вы позволите им взять мою голову, когда я ни в чем не виноват?

— Советую тебе говорить пристойно со мной и с представителями светской власти, — строго сказал аббат. — И подчиниться закону. Верни кинжал. Ты видишь, теперь он тебе не поможет.

Некоторое время Йоселин смотрел в глаза аббата мрачно и враждебно, затем неожиданно протянул рукоять кинжала его хозяину. Тот осторожно вышел вперед, взял кинжал и, с видимым удовлетворением вернув его в ножны, вновь отступил.

— Отец, — вымолвил Йоселин, и это был скорее вызов, нежели просьба, — теперь я целиком полагаюсь на ваше милосердие. На вашу справедливость я полагаюсь куда больше, нежели на справедливость закона. Как вы рассудите, так и будет. Но прежде чем вы передадите меня шерифу, допросите меня, и я обещаю отвечать правдиво и искренне. — Затем он быстро и твердо добавил: — Обо всем, что касается меня лично. — Ибо были люди, которые помогали ему или просто были добры к нему, и Йоселин вовсе не желал, чтобы их подвергли допросу.

Аббат бросил взгляд на Жильбера Прескота, который следил за происходящим, многозначительно улыбаясь. Спешить шерифу было некуда, юношу наконец поймали, и убежать он никак не мог. Так что не будет ничего страшного, если аббат воспользуется преимуществом своего положения.

— Я склоняюсь перед вашей волей, милорд, — сказал он. — Но я по-прежнему настаиваю на выдаче этого человека. Он обвиняется в воровстве и убийстве, и мой долг задержать его и провести дознание по этому делу. Так я и сделаю, если он здесь и прямо сейчас не предоставит нам обоим неопровержимые доказательства своей невиновности. Но пусть допрос происходит честно и открыто. Допросите его, если хотите. От этого мне только помощь. Я бы и сам не прочь устранить все сомнения, если только они имеются, и посадить за решетку воистину виновного человека.

Ивета уже поднялась на ноги и перебегала глазами с одного лица на другое, которые выхватывало из темноты колеблющееся пламя факелов. У привратницкой несколько так и не успевших спешиться всадников все еще сидели в седлах и, раскрыв рот от удивления, следили за происходящим во дворе. Ивета поймала глазами взгляд Симона, который стоял в задних рядах толпы. Он, видимо, только что прибыл и был удивлен не меньше других. За его спиной Ивета увидела столь же изумленного Гая. Нет, она не видела здесь врагов. Даже встретив пристальный взгляд леди Агнес, которая как вышла с вечерни, так и стояла подле приора Роберта, Ивета не опустила глаз. На этот раз она зашла так далеко, что пути назад уже не было. Однако не в ее глазах мелькало беспокойство, не она в тщетном ожидании то и дело бросала недовольные взгляды в сторону привратницкой при появлении каждого нового всадника. Леди Агнес никак не могла дождаться своего мужа и со всей очевидностью ощущала, что без него события выходят из-под контроля. Она опасалась, что в отсутствие Пикара может произойти нечто такое, чего уже не поправишь.

Ивета стала спускаться с крыльца, на которое поднялась по требованию Йоселина. Очень медленно и осторожно, ступенька за ступенькой, чтобы не привлекать внимания стоящих внизу.

— Тебе должно быть известно, что с тех самых пор, как после ареста ты сбежал, прыгнув в реку, ты находишься в розыске, — сказал аббат, мрачно, но уже без гнева глядя на Йоселина. — Ты сказал, что будешь говорить правду. Где же ты скрывался все это время?

Йоселин дал слово не лгать и решил не отступать от него.

— Я скрывался под плащом прокаженного в приюте Святого Жиля, — произнес он глухим голосом.

В толпе прошел ропот, люди стали еле слышно перешептываться. Гости обители и братья монахи с равным страхом взирали на человека, который отчаялся настолько, что выбрал себе подобное убежище. Однако аббат Радульфус принял ответ Йоселина молча, не издав ни звука, мрачно глядя в лицо юноши.

— В этот приют ты едва ли мог попасть без посторонней помощи, — вымолвил наконец аббат. — Кто помог тебе?

— Я уже ответил, что прятался именно там, — твердо сказал Йоселин. — Но я не говорил, что нуждался в чьей-либо помощи или что получил ее. Я в ответе лишь за свои собственные поступки, но не за поступки других.

— Да, видимо, тут не обошлось без других, — заметил аббат после некоторого размышления. — К примеру, я сомневаюсь, что ты надумал обокрасть своего господина, не имея верного друга, который предоставил бы тебе убежище. К тому же, помнится, этот серый жеребец, которого только что привели сюда из сада — вон он стоит под охраной, как и ты, — тот самый жеребец, на котором ты приехал при прошлом нашем свидании. Мог ли он вновь оказаться у тебя без посторонней помощи? Сомневаюсь.