– Жар спал. Однако общее состояние не внушает оптимизма. Напрасно вы встали с постели.

– Бога ради, Амелия! – пробурчал Эмерсон. – Ты опять за свое? Хватит играть в профессора медицины!

Причина супружеского ропота была ясна как божий день. Видите ли, фотограф экспедиции оказался человеком не только молодым, но очень даже симпатичным. Лукавый взгляд метнулся от меня к Эмерсону, понимающая улыбка заиграла в уголках удивительно красивого рта, на секунду блеснул ровный ряд белых зубов. Золотистые завитки в художественном беспорядке рассыпались по высокому лбу. Словом, картинка, а не парень. Такие обычно вызывают у меня отвращение своей карамельной красотой. Однако мистер Милвертон выглядел на удивление мужественно. Болезнь не оставила сколько-нибудь видимых следов на его атлетически статной фигуре.

– Благодарю, вы так добры, миссис Эмерсон, – сказал он. – Не беспокоитесь, я уже вполне оправился и с нетерпением ждал встречи с вами и вашим прославленным супругом.

– Гм, – удовлетворенно крякнул Эмерсон. – Что ж, значит, завтра с утра и начнем...

– Прямые солнечные лучи мистеру Милвертону противопоказаны, – возразила я. – Он еще не окреп.

– Опять?! – вскипел мой дорогой муж. – В последний раз напоминаю, Амелия, ты не врач!

– Позволь и мне напомнить, что приключилось в тот раз, когда ты пренебрег моими медицинскими советами.

Эмерсон вдруг скорчил до нелепости зловредную гримасу. Опомнившись, приклеил к губам фальшивую улыбку, повернулся к Карлу и бархатным голосом пророкотал:

– А где же леди Баскервиль? Что за обворожительная женщина!

– Вы правы, – поспешно отозвался Карл. – В высшей степени достойная дама! Она оказала мне честь, передав для вас устное сообщение, профессор Эмерсон. Сама леди Баскервиль остановилась в «Луксор-отеле». Вы понимаете, что в ее нынешнем положении было бы вопиющим нарушением правил приличий поселиться здесь, в Баскервиль-холле...

– Само собой, – не выдержал Эмерсон. – Так что за сообщение?

– Она приглашает вас – вместе с миссис Эмерсон, разумеется, – составить ей компанию и ждет вас вечером в ресторане гостиницы.

– Отлично, отлично, – мстительно провозгласил Эмерсон. – Наконец-то мы встретимся!

Стоит ли объяснять, что я и бровью не повела в ответ на эту смехотворную попытку вызвать ревность к вдовствующей красотке? Ну разве что тон мой был суше обычного:

– Ты бы распаковал вещи, Эмерсон. Вообрази, в каком виде ты предстанешь перед обворожительной леди Баскервиль! Ну а мистер Милвертон немедленно отправится в постель. Чуть позже я к вам загляну. Только осмотрю кухню и поговорю с поваром. Будьте так добры. Карл, представьте меня прислуге. Что это за люди? Проблем с ними не было?

Подхватив фон Борка под руку, я удалилась, не дав Эмерсону возможности изобрести очередную гнусность.

Кухня занимала отдельный домик позади особняка (в жарком египетском климате решение более чем разумное) и была окутана божественными ароматами, невыносимыми для моего пустого желудка. От Карла я узнала, что почти все нанятые лордом Баскервилем слуги остались в доме и после таинственной смерти его милости. А почему бы, собственно, и нет? Наверняка они решили, что фараон будет милостив к кухаркам, горничным и лакеям, лишь бы те не совали нос в гробницу.

К счастью, главным на кухне оказался Ахмед, наш старый знакомый по «Шепард-отелю». При виде меня он тоже расплылся в довольной улыбке. Через полчаса, исчерпав все радостные возгласы, любезности и вопросы о здоровье близких, мы наконец распрощались. Часть груза спала с моих плеч.

За местной прислугой нужен глаз да глаз, так что избавиться от присмотра хотя бы за поваром уже отрадно.

Пока я занималась делом, мой муж из гостиной переместился в спальню и, естественно, застрял в углу с книжными полками. Чемоданы толпились у двери, а мальчишка-лакей, которого прислали распаковать вещи, восседал на полу и разливался соловьем. Похоже, с «господином профессором» он был уже на короткой ноге.

– А меня тут как раз свежими новостями снабжают, – неожиданно весело объяснил Эмерсон. – Это Мохаммед, сын Ахмеда... помнишь? В «Шепард-отеле» он...

– Помню. Успела уже повидаться с Ахмедом. Обед почти готов.

Я выудила ключи из кармана мужа; Эмерсон же с головой ушел в какой-то толстенный том. Вот так всегда. Подавив вздох, я протянула ключи черноволосому созданию с изумительными, в пол-лица, лучистыми глазами. Под моим руководством Мохаммед довольно быстро справился с чемоданами и юркнул за дверь. Уже после его ухода я обнаружила в ванной огромный таз с водой и свежие полотенца.

– О-ох! Наконец-то можно переодеться! Вода и чистое платье – вот что мне нужно! После вчерашней ночи...

Я повесила платье в шкаф, но повернуться не успела. Руки Эмерсона обвились вокруг меня, стиснули талию.

– Да уж, вчерашняя ночь никуда не годилась, – пробормотал он. (Вернее, думал, что пробормотал. Представьте себе урчание сытого льва, и вы поймете, каково приходится моим ушам.) – Койки жесткие... Развернуться негде... Качка...

– Прекрати, Эмерсон! Нашел время! – Я попыталась вывернуться. – Столько дел, а у тебя одно на уме. Насчет жилья для рабочих договорился?

– Угу. Слушай-ка, Пибоди, а я когда-нибудь говорил, до чего мне нравится твоя кругленькая...

– Тысячу раз! – Силы воли мне не занимать, и она здорово пригодилась, чтобы сбросить ладонь Эмерсона с... того самого, о чем шла речь. – До ужина нужно успеть взглянуть на гробницу.

Оцените мое самопожертвование, любезный читатель. А заодно и сообразительность. Единственное, что может отвлечь Эмерсона от... словом, отвлечь, – это радужная перспектива встречи с какой-нибудь древностью.

– Гм... – Ему пришлось разжать объятия. А иначе как, спрашивается, приложишь палец к подбородку? – Хорошо бы. Но пекло наверняка адское.

– Тем лучше. Ахмед своих помощников отпустит, остальная прислуга тоже попрячется от жары, никто не будет крутиться под ногами.

На том и порешили. Впервые за пять последних скучных лет мы достали свои рабочие одеяния. О, что за миг! Упоительное чувство захлестнуло меня при виде Эмерсона в дорогом моему сердцу наряде. Вот таким неистовый профессор археологии впервые предстал передо мной... (Не поймите буквально, читатель. Тоткостюм давным-давно превратился в лохмотья. Просто перед отъездом Эмерсон обзавелся таким же.)

За столом в главной зале уже дожидался Карл. В этом не было ничего удивительного: судя по комплекции, отсутствием аппетита наш юный друг не страдал. Заслышав шаги, он вскочил, повернулся к двери и... с ним произошла настоящая метаморфоза! Бесстрастное лицо немца вытянулось, а глаза округлились.

Меня всегда возмущали дурацкие правила, заставляющие женщин носить юбки до пят и вообще накручивать на себя как можно больше тряпок. Как в таком наряде прикажете лазать по горам, перепрыгивать через расщелины или хотя бы протискиваться через завал в гробницу? Натура я деятельная, поэтому одним возмущением не ограничилась. Перепробовала все, что можно. И юбку покороче, и широченные штаны (какой-то идиот не иначе как в издевку назвал их «рациональной женской одеждой»; испытал бы на себе их прелести, не так запел бы!), и уродливые шаровары. А пять лет назад, перед последним нашим сезоном в Египте, плюнула наконец на все условности и заказала костюм достаточно удобный и, на мой взгляд, благопристойный.

В стране змей и скорпионов без прочной обуви, конечно, не обойтись. Мои ботинки, помимо прочности, обладали еще одним преимуществом: они зашнуровывались до самых коленей, накрепко обхватывая края коротких, но далеко не узких бриджей. Сверху я надевала просторную тунику с боковыми разрезами до пояса, чтобы в случае опасности ноги не путались в этом балахоне. Довершали костюм широкополая шляпа и основательный кожаный ремень с зажимами для ножа, пистолета и прочих полезных вещиц. Года два спустя в моду вошел очень похожий костюм для охоты. Никто, разумеется, и не подумал приписать мне честь нововведения, но я-то знаю, чей пример сломал лед ханжества!