Верная своей привычке являться как по вызову, мадам вплыла в гостиную... в неглиже! Волны бледного шифона, ленты, рюши, оборочки плюс каскад черных волос по плечам. Встретив мой изумленный взгляд, очаровательное видение сочло уместным сконфузиться:

– Прошу прощения... Моя безмозглая горничная сбежала, а мне не по себе в одиночестве. Что же нам делать? Положение кошмарное!

– С чего вы взяли? – Я проглотила кусок тоста. – Все под контролем. Присаживайтесь, леди Баскервиль, перекусите. После завтрака беспокойство как рукой снимет.

– О чем вы говорите! Какой завтрак! – Заламывая руки, мадам принялась метаться взад-вперед вдоль окна. Ей бы еще охапку сорняков – вылитая была бы Офелия. Слегка перезрелая, правда. Карл с Вандергельтом повскакивали из-за стола и давай наперегонки утешать.

– Мне не до еды! – с надрывом сообщила леди Баскервиль, позволив наконец усадить себя в кресло. – Что с бедным мистером... лордом Баскервилем? Никак не привыкну. Мне не позволили его проведать! Безобразие! Мисс Мэри сослалась на ваш приказ, Рэдклифф!

– Так и есть, я распорядился никого не впускать, – кивнул Эмерсон. – Прошу извинить, это – вынужденная мера. Мы пытаемся защитить лорда Баскервиля, но помочь ему, боюсь, не в силах. Так ведь, Амелия?

– Артур при смерти, – выдала я без лишних церемоний. – Надежды нет.

– Еще одна трагическая судьба! – всплеснула руками леди Баскервиль. Этот жест ей особенно удавался – такой эффектный, трогательный и выгодно подчеркивающий изящество рук. – Я больше не выдержу! Злой рок сильнее меня! Конец экспедиции! Рэдклифф, сегодня же опечатываете гробницу.

Я выронила ложку.

– Да вы что! Через неделю воры там камня на камне не оставят!

– Какое мне дело до воров и склепов?! – простонала леди Баскервиль. – Все древности мира – ничто в сравнении с жизнью человека! Двое уже погибли, один при смерти...

– Трое погибли, – холодно уточнил Эмерсон. – По-вашему, сторож Хасан – не человек? Персона, конечно, жалкая, не спорю, но будь он даже единственной жертвой, я бы его убийцу из-под земли достал. И достану. Преступник ответит по закону, а я доведу раскопки до конца.

Леди Баскервиль ошарашенно уставилась на него.

– Вы не имеете права, Рэдклифф! Я вас наняла и...

– Ошибаетесь. Вы умоляли меня занять место Армадейла и утверждали, если мне память не изменяет, что покойный супруг оставил на экспедицию достаточную сумму. Позвольте напомнить вам и о фирмане за подписью Гребо, где в графе «ответственный археолог» значится мое имя. Хотите судебной схватки, леди Баскервиль? Процесс будет долгим, сложным и, боюсь, для вас неудачным. Но я не против. – В его глазах сверкнул нехороший огонек. – Обожаю любые схватки, судебные в том числе.

Леди Баскервиль дышала тяжело и часто, как после пробежки. Соблазнительный бюст ходил ходуном, я даже испугалась за роскошный пеньюар мадам.

– Дьявольщина! – взвился мистер Вандергельт. – Не смейте разговаривать с дамой в таком тоне, Эмерсон!

– Не лезьте, Вандергельт, – хладнокровно парировал мой муж. – Ваше дело сторона.

– Черта с два! – Американец шагнул к креслу хозяйки. – Леди Баскервиль оказала мне честь, согласившись стать моей женой.

– А не поторопились? – Я намазала очередной тост джемом. (Ночь на свежем воздухе, утренние сюрпризы. Аппетит разыгрался – ну просто зверский!) – Дай бог памяти... и месяца ведь не прошло со смерти...

– Но мы не собираемся объявлять о помолвке до окончания траура! – возмущенно воскликнул мистер Вандергельт. – В менее опасной ситуации я бы ни слова не сказал! Дорогая, вы должны немедленно покинуть этот богом проклятый дом и переехать в отель.

– Малейшее ваше желание для меня закон, Сайрус, – покорно прошептала новоиспеченная невеста. – Но мы уедем вдвоем.

– Верно, Вандергельт, – фыркнул Эмерсон. – Прочь с тонущего корабля!

– Ни за что! – Американец посерел от обиды. – Нет, сэр! Сайрус Вандергельт предателем никогда не был.

– Сайрус Вандергельт былстрастным египтологом, – продолжал ехидничать мой муж. – Ну же, Вандергельт! Выбор за вами. Супружеский рай – или проклятие фараона?

Невозможно было без улыбки смотреть на перекошенное от внутренней борьбы лицо американца. Леди Баскервиль достало ума – или знания мужской природы, – чтобы не принимать такую жертву.

– Оставайтесь, Сайрус, – сказала она, приложив воздушный платочек к глазам, – раз уж для вас это столь важно... Я справлюсь.

Будущий супруг рассеянно погладил ее пальчики и вдруг расцвел:

– Есть! Нам не придется делать выбор! Перед лицом смертельного риска условности можно отбросить! Девочка моя дорогая, согласны ли вы бросить вызов свету и обвенчаться со мной тут же, в Луксоре, чтобы я получил право находиться рядом с вами днем и... э-э... Всегда и везде!

– О, Сайрус! – ахнула леди Баскервиль. – Это так неожиданно... И все же...

– Мои поздравления, – вмешалась я. А что было тянуть? Ясно как белый день, что мадам вот-вот сдастся. – Какая жалость, что нам придется пропустить церемонию. В гробнице дел по горло.

Леди Баскервиль неожиданно вспорхнула с кресла и рухнула к моим ногам.

– Сжальтесь, миссис Эмерсон! Пусть меня осудит весь мир, но вы! Вы! Я так одинока! Неужели вы оттолкнете свою сестру из-за отживших глупых обычаев? – Она уронила голову мне на колени.

Ну и ну. Хозяйка превзошла самое себя. Либо она актриса от бога, либо и впрямь была в отчаянии. Эта сцена тронула бы даже каменное сердце.

– Что вы, леди Баскервиль! – сказала я. – Поднимитесь сейчас же! Вот и рукав вареньем измазали.

– Скажите, что понимаете и прощаете меня, – невнятно донеслось из складок моего платья.

– Понимаю, понимаю. Вставайте же! Буду посаженой матерью, отцом или подружкой невесты – кем хотите, только, ради бога, встаньте!

Вандергельт подскочил, зашептал что-то нежное на ушко избраннице, и леди Баскервиль наконец нашла в себе силы оторваться от моих коленей, рук, тоста с джемом и прочего. Когда она сменила все это на объятия американца, мне в глаза бросилось вытянутое лицо Карла фон Борка.

– Die Engldrider! – пролепетал немец. – Niemals iverde ich sie verstehen![8]

–Спасибо! – всхлипнула леди Баскервиль. – Вы истинная женщина, миссис Эмерсон.

– Точно, – кивнул Вандергельт. – Молодчина, миссис Амелия.

За его спиной хлопнула дверь – нас почтила своим присутствием мадам Беренжери в каких-то засаленных лохмотьях, но без легендарного парика.

Явление тряхнуло седыми жидкими космами. Налитый кровью взгляд прочесал гостиную.

– Уморят голодом... – хрипло буркнула мадам Беренжери. – Никчемные слуги... жалкий дом... где завтрак? Я требую... А-а-а! Вот ты где! Возлюбленный! Тут... Тутмос!

Она нацелилась на Эмерсона. Мой супруг аккуратненько соскользнул со стула. Мадам Беренжери рухнула лицом... или нет – скорее, пузом вниз, поперек сиденья. Я зажмурилась. А что вы думаете? Такоезрелище устрашило бы кого угодно.

– Боже правый... – прошептал Эмерсон.

Мадам Беренжери сползла на пол, перевернулась.

– Где он? – потребовала она ответа у ножки стола. – Куда он делся, мой возлюбленный супруг? Тутмос!

– Да уберите же ее отсюда! – не выдержала я. – Лакей, наверное, сбежал. Где она, спрашивается, коньяк с утра раздобыла?

Вопрос повис в воздухе, но мадам Беренжери совместными усилиями убрали. Отправив Карла на поиски лакея, я вернулась в гостиную, где Эмерсон в гордом одиночестве прихлебывал чай и черкал в блокноте.

– Сядь-ка, Пибоди, помозгуем.

– Ты что-то повеселел на глазах! Успел договориться с рабочими? Или это радость свидания с мадам Беренжери?

Эмерсон пропустил шпильку мимо ушей.

– С рабочими договориться не удалось, зато я придумал, как их убедить. Сейчас еду в Луксор. Очень хотелось бы и тебя взять, но тогда дом останется без присмотра. А с юного Баскервиля нельзя спускать глаз.

Услышав о тех мерах безопасности, которые я приняла, Эмерсон облегченно вздохнул: