Кто бы говорил! Человек, который ощетинивается при одном упоминании ненавистного ему «светского общества» и в жизни не выдавил из себя ни единой избитой вежливой фразы!
Я не верила своим ушам. И глазам. Эмерсон, пританцовывая, засеменил к безутешной вдове. Еще секунда – и он, пожалуй, примется гладить ее по плечику!
– Истинная правда, – встряла я. – Однако погода разбушевалась не на шутку, леди Баскервиль, да и вид у вас усталый. Надеюсь, вы не откажетесь разделить с нами ужин?
– Благодарю, вы очень добры. – Мадам отняла платочек от совершенно сухих глаз и сверкнула жемчужным оскалом в мою сторону. – Но у меня и в мыслях не было вторгаться в вашу жизнь. Я остановилась поблизости, у друзей, они ждут моего возвращения. Уверяю, я не ворвалась бы так бесцеремонно в ваш дом, если бы не срочное дело.
– Дело? – переспросила я.
– Дело? – вопросительным эхом отозвался и Эмерсон.
Не знаю, как ему, а мне лично суть дела, приведшего леди Баскервиль на наш порог, стала ясна сразу же. Подобные догадки мой ученый муж называет «преждевременными умозаключениями». Глупости. Простейшая логика – вот что это такое.
– Да, дело, – подтвердила леди Баскервиль. – Я и так отняла у вас массу времени. Позвольте перейти к главному. Рэдклифф, вы упомянули имя бедняжки Алана. Значит, вы в курсе последних событий?
– Мы не пропустили ни одного сообщения из Луксора, – кивнул Эмерсон.
– Мы? – Широко распахнутые черные глаза обозрели меня с любопытством. – Ах да! Кажется, до меня доходили слухи об увлечении миссис Эмерсон археологией. Что ж, тем лучше. Ей будет интересно послушать. А я-то боялась ей наскучить.
– А вы не бойтесь. – Я хладнокровно достала бокал из тайника за цветочным горшком.
– Спасибо, дорогая, очень мило с вашей стороны. Итак, Рэдклифф, сначала отвечу на ваш вопрос: о бедном Алане по-прежнему ничего не известно. Он как в воду канул. Только подумаю о нем... и о моем дорогом Генри... ах, прямо сердце разрывается.
В ход снова пошел траурный платочек. Эмерсон сочувствующе цокнул. Я же, как и положено благовоспитанной даме, припав к бокалу, хранила молчание.
Отыграв сцену с платочком, леди Баскервиль продолжила:
– Разгадать таинственное исчезновение Алана не в моих силах, но я поклялась памятью дорогого Генри завершить дело всей его жизни... и надеюсь исполнить обет. Конечно, эта цель ничтожна в сравнении с моей огромной, невосполнимой утратой... Гробница, Рэдклифф! Гробница!
Грудь безутешной вдовы заходила ходуном, она подалась вперед всем телом, театрально сцепив пальцы, округлив кроваво-красный рот и вперив немигающий взгляд в Эмерсона. Тот уставился на нее как зачарованный.
– Ну разумеется. – Поскольку Эмерсон потерял дар речи, поддерживать разговор пришлось мне. – Гробница! Если мы правильно поняли, леди Баскервиль, раскопки в Луксоре приостановлены, дальше входа дело не пошло. А значит, рано или поздно могильник станет добычей грабителей и все усилия вашего мужа пропадут попусту.
– Именно! – Гостья моментально сменила цель. Горестно стиснутые ладошки, округленные губки, глазки – все это теперь предназначалось мне. – Ах, миссис Эмерсон! Восхищаюсь вашей логикой, вашим по-мужски конкретным умом. Я-то, глупая, никогда бы не выразилась так четко и определенно.
– Вам это простительно. Итак, чем может служить Эмерсон?
После этого наводящего вопроса леди Баскервиль пришлось-таки перейти к сути. Бог весть, сколько бы она еще проканителилась, если бы не мой «по-мужски конкретный ум»!
– То есть как – чем? Он должен взять на себя руководство раскопками. И немедленно. Сердцем чувствую – мой дорогой Генри не успокоится на небесах, пока его детище в опасности! Гробница в Долине Царей должна увековечить нетленную память об одном из добрейших, замечательнейших...
– Помню. Вы уже говорили об этом в интервью «Дейли йелл», – прервала я сиропные излияния. – Только при чем тут Эмерсон? Что, во всем Египте не нашлось ни одного подходящего археолога?
– Но я же из Луксора – сразу к вам! – негодующе захлопала ресницами прекрасная вдова. – Генри выбрал бы только Рэдклиффа! Рэдклифф – лучше всех!
Какая жалость. Она не попалась на мою удочку. Ох и разъярился бы Эмерсон, если бы леди Баскервиль вспомнила о нем в последнюю очередь, после отказа других египтологов! Этой глупой курице все-таки хватило ума сообразить, кто среди них лучший.
– Что скажешь, Эмерсон?
Не стану лукавить – ответа я ждала с лихорадочно бьющимся сердцем. Целый букет разнообразнейших эмоций пышным цветом расцвел в моей груди. О чувствах к леди Баскервиль упоминать не стану – полагаю, в них вы и сами разобрались, читатель. Уверена, дамы меня поймут. Невелика радость – провести целую зиму без мужа, отправив его к черту на кулички в компании с миссис Скорбящей Нимфой. С другой стороны, наступать на горло его лебединой песне я тоже не могла...
Эмерсон застыл посреди гостиной, не сводя горящих глаз с прелестной вдовушки. Вид у него был... ну точь-в-точь узник, перед которым после долгих лет заключения вдруг распахнулись двери темницы. Пробегавшие по лицу эмоции я читала с легкостью, точно напечатанные черным по белому слова. Недоверие. Надежда. Ликующая радость.
Спустя несколько бесконечно долгих секунд Эмерсон издал тоскливый вздох и сник, уронив голову.
– Нереально.
– Но почему?! – вскинулась леди Баскервиль. – Мой дорогой незабвенный Генри обо всем позаботился. Ах, как он все предусмотрел! В завещании выделена щедрая сумма на завершение любых раскопок, начатых при его жизни. Персонал ждет в Луксоре, готов начать по первому сигналу. Нет лишь главы экспедиции. Правда, возникли кое-какие сложности. Наши рабочие из местных жителей... они боятся подходить к гробнице. Невежественный, суеверный народ...
– Ерунда, – отмахнулся Эмерсон. – С ними я бы разобрался. Нет, леди Баскервиль, проблема в другом. Наш ребенок еще слишком мал, чтобы мы могли без опаски взять его с собой в Египет.
В гостиной надолго повисло молчание. Удивленно приподнятые бровки леди Баскервиль, как это ни невероятно, взлетели еще выше; гостья медленно развернулась и окинула меня взглядом, в котором читался вполне логичный вопрос. Высказать этот вопрос вслух леди не позволило воспитание, но и скрыть изумление оказалось выше ее сил. В самом деле – что за причина для отказа?! Любой мужчина вцепился бы в столь щедрое предложение мертвой хваткой, плюнув на полдюжины детей и, если уж на то пошло, на полдюжины жен в придачу. Эта мысль, несмотря на всю свою очевидность, Эмерсону даже в голову не пришла! Глубину моей гордости вы оцените, читатель, узнав, какой благородный жест я сделала в ответ на преданность Эмерсона.
– За нас не волнуйся, дорогой. – Твердость, с которой я произнесла следующую фразу, делает мне честь. – Мы с Рамзесом прекрасно справимся. Писать будем каждый день...
– Писать?!! – Эмерсон сверкнул глазами. Клянусь, со стороны могло показаться, будто он в ярости. – Что за чертовщину ты тут несешь? Знаешь ведь, без тебя я никуда не поеду!
– Но... – попыталась было я возразить, хотя сердце так и пело от восторга.
– Не мели чушь, Пибоди! И речи быть не может.
Ах, читатель! Что за сладостный миг, что за триумф выпал на мою долю! Год жизни можно отдать, лишь бы увидеть потрясение, исказившее небесные черты леди Баскервиль. И, пожалуй, еще полгода – за ее пристальный взгляд, выискивающий хоть намек на чары, которыми я намертво приковала к себе мужа!
Придя в себя, гостья нерешительно пробормотала:
– Можно попробовать устроить ребенка...
– Нет, леди Баскервиль, – замотал головой Эмерсон. – Прошу прощения, но мы вынуждены отказаться. Как насчет Петри?
– Ужасный человек, невыносимый! – содрогнулась наша гостья. – Генри терпеть не мог этого зазнайку, невежу и грубияна!
– Есть еще Нэвилл.
– Да он же просто неуч, как говорил Генри. К тому же Нэвилла уже нанял египетский Исследовательский фонд.
Эмерсон предложил еще несколько имен на выбор; мадам отвергла все до единого, но раскланиваться не собиралась. Я гадала, что за карту она припрятала в рукаве. Пусть бы уж козырнула – да и отправлялась восвояси. Я устала, хотелось побыть с Эмерсоном наедине, да и живот подвело от голода.
