– Хватит нас поливать! – Рыцарь вскочил на ноги. – Ты, бассейн летучий! Люпу простудишь! Немедленно спускайся вниз, насчет дождя мы вовсе не договаривались.

– Буль, – громом донеслось из неба. На Тима повеяло сырым холодком – это Шутик тяжело опустился рядом на землю. – Буль.

– Ты что, говорить разучился, да? – Тим осторожно стукнул раздутого Шута по спине, тот заколыхался, словно воздушный шарик с водой внутри. Шутик развел руками, испуганно выпучил глаза:

– Буль-буль. Тучка, буль, очень дождевая оказалась, буль. Сейчас потеть буду, погоди! – Шутик закрыл глаза, напрягся; по резиновой коже Шута струйками потек дождевой пот, будто человечек весь день много и тяжело работал. Бонифаций хмыкнул, отступил в сторону:

– Того и гляди ноги промочу. Только насморка мне не хватало!

Под Шутиком быстро натекла большая лужа, в ней сразу заквакала невесть откуда взявшаяся лягушка. Люпа осторожно подошла к воде, понюхала ее и стала пить.

– Попей, Люпа, – погладил ее по шее Тим, – хорошая водичка, чистая. Небесная! Тебя, Шутик, в безводные земли брать надо, дождеделом.

– Я такой, – закивал Шут, постучал себя в грудь, – универсальный я! Даже сам себе порой удивляюсь, до чего я умелый.

– Ох-ох, посмотрите на него, – всплеснул руками Бонифаций, – мало того, что всех нас промочил, так еще и расхвастался: умелый он, универсальный! Резиновый ты, а уж после умелый. Тучеглот!

– Ну и что, – заступился Тимка за Шута, – пускай резиновый. Зато необычный. Откуда ты знаешь, может, его умение нам очень еще пригодится! Не для фокусов, а для дела. Ты уже сухой? – Тим повернулся к человечку. – Тогда пошли в город.

– И то верно, – согласился Боня, – дело надо делать, а не водой в меня брызгаться. Пошли, Люпа.

Через полчаса возок подъехал к железным, великански огромным воротам Столицы, настежь открытым по дневному времени. В городе, верно, был какой-то праздник – стражники оделись в яркие красные мундиры с густым золотым шитьем; на красных беретах лихо качались длинные малиновые перья, воткнутые за блестящие золотые кокарды. Стражники улыбались во весь рот.

– Заезжайте, милости просим! – вежливо сказал один из них.

– Что за праздник-то нынче? – крикнул с возка Хозяйственный. – День рождения короля?

– Нет, бери выше, – подмигнул второй. Оба стражника переглянулись и, вытянувшись по стойке «смирно», хором возвестили:

– Рыцарский бильярдный турнир!

– Ой, – тихо простонал Бонифаций, – как не вовремя, – подстегнул Люпу прутиком и отряд въехал в Столицу.

Улицы пестрели яркими нарядами горожан. Было очень шумно, вокруг кричали дети, играли гармошки, звучно грохотали барабаны. Где-то хором пели, где-то играл духовой оркестр; вдалеке по улицам гуляли ряженые на длинных тонких ходулях и звонко верещали в маленькие дудки. Тим вертел головой по сторонам: таких суматошных праздников он никогда не видел! Ему на минутку показалось, что все местные жители просто немного сошли с ума и вот-вот срочно приедут штук сто «Скорых помощей», чтобы успокоить не в меру шумных горожан.

– Как не вовремя, ох как не вовремя, – бормотал Хозяйственный, – угораздило же нас во время турнира вернуться!

– Ты чего шепчешь? – крикнул Тимка, потому что говорить тихо в этом бедламе не получалось. – Ничего не слышу!

– За Шутом приглядывай! – не поворачивая головы, гаркнул Боня: он внимательно следил за тем, чтобы Люпа кому на ногу в такой давке не наступила.

– Хорошо! – Тимыч крепко прижал к груди кожаную сумку с консервами. В ней, аккуратно скрученный в трубочку, лежал Шут. Боня совсем не хотел привлекать к нему внимания, тем более что предстояло идти на прием к королю, отчитываться о своем походе. Мало ли как отнесется правитель страны к появлению Шутика! Может, вовсе не узнает его, а может, узнает и отберет себе назад. Для развлечений. Или чего еще хуже придумает… Бонифаций давно жил при дворе короля Торсуна и знал его непредсказуемый, злой нрав. Поэтому Боня категорически потребовал, чтобы Тим спрятал Шута до поры до времени и никому о нем не рассказывал, даже королю. И сам пообещал молчать.

Хозяйственный самолично упаковал резинового человечка в красивую жестяную банку из-под печенья и плотно закрутил крышку. Шутик утешился тем, что хотя бы слышно будет, все же не на дне повозки лежать; Тим клятвенно пообещал вызволить его при первой возможности.

– Читал я сказки про джиннов в бутылках, – приговаривал мальчик, пряча банку в сумку, – но про человечков в консервах даже слышать не приходилось! – там же, в банке, теперь лежал и драконий стаканчик. Хотелось Тимке на привале поболтать с Каней, рассказать последние новости, но Хозяйственный не разрешил, очень уж в город торопился.

А Столица так и бурлила! Люпа осторожно протискивала возок сквозь густую толпу. Народ праздновал вовсю: то тут то там взрывались петарды; с крыш домов – в дневное-то небо! – брызгал фейерверк: наверное, специальный дневной фейерверк, потому что цветные огни сияли в вышине не хуже солнца.

Люпа очень не любила грохота. Когда ей слишком уж досаждали надоедливые прохожие (кто цветок в гриву воткнет, кто из пищалки в ухо свистнет), она сердито мотала головой и, не слушая поводьев, сворачивала на улицу потише. Поэтому вместо того, чтобы прибыть ко дворцу в самое кипение праздника, друзья очутились на старой окраинной улице в противоположном конце города. Люпа остановилась возле крепкого трехэтажного дома. На доме висела деревянная резная вывеска: «Постоялый двор». Лошадь стукнула копытом по земле, печально покосилась на Боню.

– Все, приехали, – сообщил Хозяйственный, – придется остановиться здесь. Никуда Люпа больше не пойдет, совсем ее этой пальбой замучили. Что же, место вроде тихое, хозяин тут порядочный, я его знаю.

– Неужели есть и непорядочные? – поинтересовался Тим. – В таком-то городе!

– Есть, Тимыч, есть, – рассеяно ответил Бонифаций, распрягая Люпу, – все здесь есть. Поэтому я тебя на постоялом дворе оставлю, а сам схожу на разведку, узнаю, когда король нас примет. Смотри, деньгами не сори! – он подмигнул Тимычу. – А то заимел барскую привычку золотом в корчмах расшвыриваться.

– Скажешь еще, – надулся мальчик, – долго ты меня ругать будешь, а?

– Ладно, не обижайся, – Хозяйственный огляделся и незаметно сунул Тиму в руку золотую монету, – это тебе на всякий случай. Зря не трать. Эй, хозяин! Зелегном! Ба, да ты уже здесь!

На крыльце нетерпеливо топтался крепкий коротышка с черной бородой по пояс, одетый в зеленый кафтан, зеленые штаны и зеленые же ботинки. Коротышка суетливо сорвал с головы зеленую лыжную шапочку, блеснул улыбкой и слегка поклонился:

– Всегда рад видеть у себя в гостях королевского хозяйственника! Милости прошу, уважаемый Бонифаций, прошу, прошу, – с этими словами Зелегном настежь открыл двери в дом, – заходите. Я сам позабочусь о вашей лошадке и повозке. Располагайтесь! Сегодня праздник, так у нас пока никого нет, а вот к вечеру народу будет! Ох и будет!..

Тим окунулся в пряный полумрак гостиницы: после солнечной улицы ему показалось, что в зале совсем темно. Мальчик огляделся. Постоялый двор изнутри оказался очень похож на корчму, где подавали вкусный хмельной квас. Такая же стойка – над ней висела большая предупреждающая табличка с неожиданной надписью «Не курить!», – большой очаг в стене, столы из половинок винных бочек, погашенные до вечера железные факелы в закопченных крепежных кольцах. Только запах здесь был другой. Совсем не воняло табаком, сыростью – наоборот, тонко пахло странными специями, дымком от курительных палочек, немножко ладаном, как в церкви. Тимыч как-то был в церкви с бабушкой, потому знал, что такое ладан и как он пахнет. А курительные палочки он у Петьки однажды жег, когда Петькина мама их из Бухары привезла. Тимыч подумал, что это бенгальские огни, вот они с Петкой все палочки тогда и пожгли. Искр вовсе не было, но пахло здорово.

– Вкусный воздух, – Тим посмотрел на Боню, – чувствуешь?

– Это потому, что здесь не курят, – объяснил Хозяйственный, – Зелегном не разрешает. Он изучает цветочную магию, а табак очень вреден при таких занятиях. Помехи создает.