Деврас и Каравайз обменялись нерешительными взглядами. С лица Уэйт-Базефа не сходила саркастическая усмешка. Пораздумав, Деврас сказал:

— Я не отступлю.

За мгновение до того он и сам не знал, что ответит. Но слова были произнесены, решение стало окончательным, и одолевавшие его сомнения испарились сами собой.

— Что толку пытаться осуществить неосуществимое!

— Не знаю даже. «Величие человека, — писал Гезеликус, — является совокупностью его способностей стремиться к недостижимому, исполнять невозможное и понимать немыслимое. Прости, Гроно.

— Чума на этого вашего Гезеликуса! — Камердинер горестно обратился к Каравайз: — Ваша светлость?..

— Пока остаюсь с премудрым Базефом.

Плечи Гроно поникли. Снедаемый чувством вины перед стариком, Деврас уткнулся в карту.

— Поедем на северо-восток от Назара-Сина до реки Иль, — предложил он с притворной бесстрастностью. — Так можно будет двигаться вдоль русла реки без боязни заблудиться.

— К тому же мы сможем покупать еду в деревнях, — добавила Каравайз.

— Абсолютно верно, наши запасы скоро придется пополнять, — согласился Уэйт-Базеф, бросив быстрый взгляд на Гроно. Камердинер, погрузившийся в уныние, никак не отреагировал.

— Эти входы, — задумалась Каравайз, — расположены неподалеку от Фенза. Если гонец сказал правду, вся та область поглощена Тьмой. Пока доедем, непременно в нее окунемся.

— Задолго до того, — поправил Уэйт-Базеф. — Не забывайте, Тьма быстро распространяется.

Прежде чем отойти ко сну, они долго еще сидели, разрабатывая планы. Гроно в этом не принимал участия. Спали путники крепко и проснулись на рассвете со свежими силами. Трое из четверых были исполнены решимости двигаться дальше. Как следует подкрепившись соленой рыбой, пшеничными лепешками и мыльфрутами, сели в экипаж и отправились в путь. С каким чувством облегчения они оставили позади холмы и съехали со склонов Назара-Сина на Дасковы луга, плавно спускавшиеся к Даскильской Стремнине — притоку реки Иль. Карета, громыхая, катилась на северо-запад. Сидевшие в ней не оглядывались ни на безотрадные сопки, ни на двигавшуюся по их следам маленькую серую фигурку.

Северо-западная граница Дасковых лугов наползала на беспорядочно растущие леса — самый край покрывающей все внутриостровное пространство дубравы. Через этот лес и протекала Даскильская Стремнина, бойкий приток Иля. Вдоль самой кромки воды проходила узкая тропа, и по ней с верным квиббидом на плече, с котомкой за плечами шагала госпожа Снарп. Несмотря на ношу, походка ее была легкой и скорой. Крепкие мускулы позволяли ей преодолевать немалые расстояния, не сбавляя шага. Двумя днями раньше скудная провизия, которую она прихватила с собой, закончилась, и с тех пор она кормилась тем, что сама могла изловить и убить. Впрочем, диета пошла ей на пользу: в желтых глазах появился металлический блеск, обычно бледные губы стали чуть темнее.

След колес экипажа вился по тропе. Снарп присмотрелась к колее и недовольно нахмурилась. Нет, так ей Уэйт-Базефа не догнать.

Поднявшись на небольшую возвышенность, она вышла из кущи деревьев в поле, залитое яркими лучами полуденного солнца, и, прикрывая кошачьи глаза от яркого света, вгляделась в даль. Жертвы в поле зрения не было. На миг она остановилась, почесывая за огромными ушами квиббида, и решила:

— Лошадь, моя красотуля. Нам нужна другая лошадь.

Квиббид тихонько пискнул в ответ. Снарп скрылась за редкой порослью деревьев.

Ближе к вечеру она подошла к деревне, притулившейся у самой Стремнины. Скорее даже деревушке: всего-то несколько домов с сараями, пара амбаров, лоскутное одеяло огородов да кладбище. Из-за сооруженной неподалеку дамбы тут образовалась глубокая запруда. Кормились местные жители, скорее всего, рыбой, которую сами и ловили. Снарп шла не обращая внимания на разинувших рты сельчан, изумленно провожавших ее взглядами. Глаза Снарп были прикованы к немногочисленным повозкам и телегам с запряженными в них медлительными мулами. Но потом она увидела то, что искала, — лошадь, по всей видимости, единственную в деревне. Та бегала в загоне, примыкавшем к одному из домов. Наверняка не слишком быстроногая, но что поделать?

Снарп постучала в дверь, и практически сразу же ее открыли. Толстая заспанная женщина, стоявшая на пороге, прищурила глаза, с интересом и легким подозрением осматривая гостью… Пыльный, мужского покроя костюм, квиббид на плече, странные желтые глаза…

— Позовите мужа, — приказала Снарп.

— А зачем это вам понадобился Ярн?

Не получив ответа, женщина снова прищурилась, соображая, не дать ли нахалке от ворот поворот, но пожала плечами:

— Входите, коли так.

Снарп вошла. Чуть только за нею закрылась дверь, вездесущие деревенские мальчишки ринулись со всех ног разносить весть о прибытии загадочной незнакомки.

— Позовите Ярна, — вторично прозвучал приказ. Карие глаза, затаившие угрозу, встретились с бесстрастными желтыми. Наконец женщина, шаркая, удалилась, оставив Снарп одну. Гончая ордена бегло осмотрелась, отметила про себя деревенскую простоту убранства и царившую повсюду чистоту. Ничего интересного. На двери необычно тяжелый засов. На полке у очага деревянный шар и лопатка. Должно быть, у Ярна и его жены был по меньшей мере один ребенок. Снарп подошла к окну и припала к щелям запертых ставен. За окном, в саду, хозяйка разговаривала с каким-то мужчиной, скорее всего, тем самым Ярном. В загоне мирно паслась лошадь, она-то и завладела вниманием Снарп. До людей, в принципе, ей было мало дела. Ярн — кряжистый, бородатый, с хитринкой в глазах — оглядел Снарп с ног до головы и заметил:

— В лесах тепереча полно всякого разбойного люду.

— Мне нужна лошадь, — сказала Снарп. — Сколько вы за нее хотите?

— Да вы ж женщина, — опешил Ярн. — Разве пристало порядочной женщине разъезжать в одиночку, одетой как мужик, да еще и лошадей торговать? Вы сами кто будете-то?

— Сколько? — снова спросила Снарп.

— Одна лошадь на всю деревню. — В глазах Ярна зажегся алчный огонек. — К чему мне ее продавать-то, сами посудите? В наших местах лошадок днем с огнем не сыскать. Может, вам мул сгодится?

— Два шорна, — бесстрастно предложила Снарп. Лицо супруги Ярна расплылось в улыбке. Сам же он, пристально глядя на гостью, покачал головой. Жена в ужасе уставилась на него.

— Три, — сказала Снарп.

Жена так и ахнула. Ярн, осадив ее взглядом, бросил:

— Пива принеси.

Та зыркнула глазами и неохотно вышла. Ярн, пытливо глядя на странную покупательницу, бросил пробный камень:

— Неужто носите при себе такие деньги? Как-то не верится.

Снарп бесстрашно продемонстрировала горсть серебряных монет. Глаза Ярна полезли на лоб, и с видом заговорщика он подмигнул:

— А что, честным путем заработаны деньжата али как?

— Три шорна. — Лицо Снарп осталось таким же непроницаемым, но квиббид на плече, словно барометр, отражавший чувства хозяйки, ощетинился и обнажил крошечные клыки.

— Даже не знаю. — Ярну наскучило хитрить. — Обмозговать это дело надо. Сказать по правде, не хочется мне отдавать лошадку, ой как не хочется. Может, все-таки мула подыщете?

Жена принесла пива. Взяв из ее рук кружку, он с наигранным безразличием развалился на стуле. Снарп, проигнорировав предложенное угощение, не мигая смотрела на него. Наконец Ярн не выдержал взгляда этих кошачьих глаз.

— Обмозговать надо, — повторил он. — Приходите-ка лучше завтра.

— Сегодня.

— Полегче, мэм. Разве я сказал, что вообще собираюсь ее продавать?

— Четыре шорна.

У жены Ярна отвисла челюсть.

— Бери! — прошептала она.

— Ты, женщина, не встревай! — Ярн, поглаживая кружку, изобразил на лице многозначительную задумчивость. — Наутро приходите, — наконец решил он. — В таких делах спешить не след. Только глядите не вздумайте ночевать на улице.

Губы Снарп вытянулись в тонкую нить.