Снарп, издав короткий шипящий звук, спрыгнула на землю. При других обстоятельствах она бы продолжала схватку характеров до неизбежной развязки — лошадь должна была подчиниться или умереть. Но сейчас ей не хотелось терять времени. Снарп быстро переложила большую часть содержимого седельных сумок в мешок, отцепила один из фонарей, потом ударила лошадь хлыстом, и та галопом скрылась из глаз.

— Ты его не получишь, — вслух сказала Снарп, обращаясь к возвышающейся стене Тьмы, как к живому врагу. — Он мой.

Уверенными шагами Гончая ордена двинулась вперед, остановившись лишь раз, чтобы погладить и успокоить пришедшего в ужас квиббида, после чего продолжила путь. Вскоре ее серая фигурка исчезла в непроницаемой черноте.

— Что мы станем есть? Где найдем укрытие? Как вообще можно выжить в этом проклятом месте? Разве есть надежда на то, чтобы отыскать путь в чертовы пещеры? Может, пора домой, а? — Голос Гроно звучал слабо. Усталую угрюмость и болезненную бледность лица освещало бело-голубое свечение, исходившее от зажженной Уэйт-Базефом груды камней. В удушливом воздухе жар костра лишь усугубил бы всеобщие страдания. К тому же готовить все равно было нечего. Поэтому Уэйт-Базеф поколдовал немного, и созданное им яркое свечение с трудом, но все же заставило темноту отступить на несколько футов. Холодный свет сделал и без того бледные лица вовсе бескровными, и путники напоминали группку ходячих потных трупов. Недомогание не было кажущимся. С тех пор как они оказались во владениях Грижниевой Тьмы, каждый из путешественников страдал не только от удушающей жары, сырости и зловония. Их охватили тошнота, вялость и головокружение. Но хуже всего — страх, первородный страх, поднимавшийся откуда-то из глубин сознания и устремившийся навстречу такой же Тьме, пришедшей извне. Эта внутренняя чернота, как оказалось, жила в каждом из них, только раньше не давала о себе знать.

В надежде обуздать свою внутреннюю тьму, Деврас полушутливо ответил:

— Как-нибудь справимся, Гроно. Тебе никогда не доводилось читать книжку Клама Лебойда «Лакомства Далиона»? Знаешь ли ты, что на нашем острове растет около сотни разновидностей неядовитых грибов? А разнообразные коренья, питательные сорные травы, съедобные личинки, слизни и жуки? Уверяю тебя, голодная смерть нам не грозит.

— Лорд Хар-Феннахар намерен заняться добычей личинок и слизней? — сдерживая обуревавшие его чувства, уточнил камердинер.

— Гроно, до чего же ты все же бываешь негибким.

— Негибким?.. Я?.. Вот уж чего за собой не замечал. Благодарю за заботу, ваша светлость, но мои члены вполне гибки. Кстати, пока ваша светлость будет выковыривать личинок, не задастся ли ваша светлость целью исследовать питательные свойства падали, плесени или фекалий?

— Не сегодня. Но, право, на твоем месте я не стал бы исключать такую возможность.

— Как это грубо и отвратительно, мастер Деврас! — Камердинер в праведном негодовании распрямил плечи. — Где ваши манеры?

— Должно быть, потерял в темноте. Как бы то ни было, питаться все равно нужно.

— В Ланти-Юме такой проблемы вовсе бы не возникло. Чем скорее мы вернемся, тем лучше.

— Перестань. Стоило ли тащиться в такую даль, чтобы повернуть обратно?

— А разве у нас есть выбор? Вы только подумайте, господин! Пожитки потеряли, карты у нас нет, силы наши на исходе. Мы обрекли себя на голодную смерть в этом омерзительном — слышите? — омерзительном месте! Мы слабеем, чахнем на глазах, и ради чего, спрашивается, такие жертвы? Дорогу к пещерам в потемках все равно не найти. Без карт, без знания местности все наши попытки заведомо безуспешны. Согласитесь, ваша светлость, глупо браться за безнадежное дело. Здравый смысл говорит мне, что теперь есть только один путь — назад. Я предлагаю отправиться по нему немедля, пока мы еще в силах передвигаться.

— В ваших рассуждениях, Гроно, имеется одна существенная неточность. — Заметив, как тот насупился, Уэйт-Базеф расплылся в улыбке. — Карта у нас, что ни говорите, имеется.

Порывшись в своей сумке, он извлек из нее пергаментный свиток, ничуть не пострадавший от недавнего купания благодаря чехлу из обработанной особым способом материи. Затем развернул карту и расправил так, чтобы на нее падал голубоватый свет камней.

— Видите, — указал чародей, — вот он, тот самый вход, причем где-то недалеко от нас.

— Откуда вы знаете? — возразил Гроно. — О своем местонахождении мы не имеем ни малейшего представления, так же как о времени и расстоянии. Как мы туда доберемся? Не станете же вы утверждать, что вход у нас под носом, когда сами в этом не уверены?

— Исходя из скорости «Великолепной», за которой я беспрестанно следил на протяжении пяти дней и ночей, я могу достаточно точно рассчитать пройденное нами расстояние.

— Подумаешь! Сплошные догадки. Но даже если предположить, что вы не ошиблись — что тогда? Мы можем пройти в десятке футов от нужного нам входа, даже не подозревая о том. Какие вы хотите устроить поиски в этой непроглядной тьме? Безнадежная, я бы даже сказал, безрассудная и опасная затея.

— Вот тут-то вы и ошибаетесь, Гроно. Существуют определенные метки, скрыть которые не в силах даже Познание. Одна из них — сама река. Видите, — Уэйт-Базеф сверился с картой, — наш маршрут лежит по берегу Иля. Нужно лишь следовать вдоль реки, а это возможно даже в кромешной тьме.

— И как долго прикажете идти? Вечно? Мы даже не знаем, день сейчас или ночь! Когда бодрствовать, а когда спать. Впрочем, и спать-то нам негде.

— При такой жаре можно спать под открытым небом. А в ответ на первый ваш вопрос… Река приведет нас прямиком к Ледяной Химере — заброшенной стеклянной башне неизвестного происхождения, не заметить ее нельзя, даже в темноте. Вход в пещеры находится не более чем в ста футах от ее основания, как раз посередине между башней и рекой.

— Запечатанный, как и все остальные.

— Будем надеяться на удачу. Должно же нам наконец повезти.

— Удача, мастер Уэйт-Базеф, редко ведет бухгалтерские книги. Госпожа Фортуна не жалует тех, кто пренебрегает ее предостережениями, и жестоко карает за дерзость.

— И вознаграждает за храбрость.

— Тут бы я поспорил, уважаемый. Но, к несчастью, мудрость моих суждений может быть доказана только бедою, а я не…

— Браво, Гроно! Но, право, вы ведь не станете уверять, что мы не в состоянии продолжить путь?

— А вы — утверждать, что это благоразумно?

— В нашем с вами положении — это единственный выход. На то есть целый ряд причин, как вы помните.

— Попрошу не учить меня уму-разуму, господин Уэйт-Базеф. Не думаю, что наша кончина во мраке хоть как-то поможет Ланти-Юму и другим городам Далиона.

— А вас никогда не посещала мысль — так, мимолетная мыслишка — о том, что наша миссия может увенчаться успехом?

— Это крайне маловероятно. К тому же не ценой угрозы жизни моему господину.

— Вот как? Разве судьба вашего господина, его титул и богатство не связаны с Ланти-Юмом?

— Меня это не волнует!

— Зато меня волнует. Очень волнует, — неожиданно вклинилась Каравайз. Она лежала на боку, подперев голову рукой, в нескольких дюймах от горящих холодным светом камней. Посеревшее лицо покрылось капельками пота, ко лбу прилипли завитки каштановых волос. Глаза по яркости не уступали алмазам, а слетавшие с потрескавшихся губ слова сливались в горячечную скороговорку.

— Я сделаю все, чтобы спасти город, спасти любой ценой. Если придется, завершу начатое нами дело сама. Можете бежать из Тьмы, да хоть с Далиона, я пойду дальше! Теперь, когда я увидела Тьму и знаю, что грозит Ланти-Юму, меня ничто не остановит; Клянусь.

Все молчали, уставившись на нее.

— Ваша светлость… — начал было пререкаться Гроно.

— Надеюсь, что Террз Фал-Грижни помучился перед смертью, — продолжала она. — Помучился за проклятие, которое наслал на тысячи невинных людей… на лантийцев, на мой народ. Жаль, что его нет в живых. С каким удовольствием я бы собственноручно убила его. Но все равно, я с ним поквитаюсь.