— Быстро увозим короля отсюда! — крикнул Констанции герцог Калас.

Зрелище беснующейся толпы привело короля в оцепенелое состояние. Поэтому сообразительный Калас подхватил поводья королевской лошади и развернул ее вместе со своей. Затем, подъехав ближе, он резко ударил лошадь по крупу.

Все трое стремительно понеслись к южным воротам Урсальского замка. Толпа пыталась их догнать. Дануб поморщился, увидев впереди цепь лучников, готовых послать стрелы в жителей Урсала.

— Стрелять только короткими! — скомандовал король, имея в виду стрелы без головок, которые использовали лучники, упражняясь на просторном внутреннем дворе Урсальского замка.

— Но, ваше величество… — попытался возразить командир стрелков.

Дануб так сверкнул на него глазами, что он замолчал.

Убедившись, что его приказ будет исполнен в точности, король продолжил путь к южным воротам. Он намеренно пустил лошадь вприпрыжку, чтобы цокот копыт по булыжникам заглушил крики, доносившиеся сзади.

После всего случившегося расстроенный и подавленный Дануб сидел на троне, закрыв лицо руками. Руки его дрожали.

— Из всей толпы серьезно пострадали только несколько человек, — заметил сидящий рядом герцог Калас. — И всего один убит.

— Твои гвардейцы, как всегда, действовали блестяще, — признал Дануб, но от такого признания ему не стало легче. — Последствия случившегося мы узнаем только через несколько недель, — добавил он.

Калас и Констанция поняли его с полуслова. Гвардейцы из Бригады Непобедимых, разгонявшие толпу, вполне могли оказаться новыми жертвами розовой чумы. И все это плата за короткое развлечение, за желание хоть на час вырваться из склепа, в который теперь превратился Урсальский замок!

— Давайте лучше порадуемся, что все кончилось благополучно, — сказала стоявшая неподалеку Констанция.

Позади нее играли Мервик и Торренс, пребывавшие в блаженном младенческом неведении. Игрушками им служили реликвии королевского дома. Малыши мяли и комкали бесценные шпалеры. Королевские сыновья то громко смеялись, а то, упав или ударившись, столь же громко плакали.

— Если бы мы не поспешили, то оказались бы в окружении чумных больных, — добавила Констанция.

— Им бы все равно не удалось стащить нас с лошадей, — суровым и решительным тоном заявил герцог Калас.

— Только этого еще не хватало! — взвилась Констанция. — Им что же, хочется, чтобы король Хонсе-Бира умер от чумы?

Констанция была права: заболевшим удалось близко подойти к королю.

— Больше этого не повторится, — заявил Дануб.

Калас, настроение которого с каждым днем становилось все мрачнее и подавленнее, нахмурился.

— Мы поступили глупо, выехав на эту прогулку.

— Никогда еще на улицах Урсала не было столько больных, — мрачно согласился с королем Калас.

— Мы можем рисковать или сидеть взаперти, чума все равно найдет лазейку и проберется к нам, — сказала Констанция.

Калас и Дануб удивленно посмотрели на нее. Судя по тону Констанции, это была не просто фраза.

— Время сейчас опасное, — продолжала она, подходя ближе и все время оглядываясь на детей. — Можете со мной спорить, но я считаю это время более опасным для королевской власти, чем время войны с драконом и его сторонниками.

Король Дануб неуверенно кивнул. Разумеется, он никому не раскрывал своей маленькой тайны и не рассказывал о нескольких визитах, которые мстительный дух отца-настоятеля Маркворта совершил в его опочивальню. В остальном доводы Констанции были вполне логичными. При всех своих зверствах и ужасах война с драконом затрагивала лишь северные земли королевства и никогда не угрожала Урсалу.

Чума же охватила все королевство и подошла к самим стенам Урсальского замка.

— Я почти уверен, что нынешнее чумное поветрие — дело рук кого-нибудь из злобных приспешников демона-дракона, — возразил король.

— Мы можем принимать любые меры предосторожности, — продолжала Констанция. — Мы можем расставить солдат для охраны. Но даже за этими стенами, казалось бы такими толстыми и надежными, каждый из нас является вероятной жертвой чумы, и у нас нет уверенности в обратном. И если это случится… даже если это случится с вами, мой король, монахи всего мира окажутся бессильны чем-нибудь вам помочь.

Последние слова вызвали усмешку герцога Каласа. Он давным-давно пришел к выводу, что монахи — никуда не годные врачеватели. Разве не монахи погубили молодую королеву Вивиану, хотя ее болезнь была куда менее опасной, чем розовая чума? И разве настоятель Джеховит, на глазах которого умерла королева, не показал тем самым свое полное бессилие?

— Благодарю тебя за столь утешительное предостережение, — сухо произнес Дануб. — Но, по правде говоря, дорогая Констанция, все мы об этом знали с самого начала.

— Тогда почему вы не предприняли никаких шагов по укреплению королевской власти в нынешних опасных условиях? — без обиняков спросила придворная дама.

Ошеломленный Дануб во все глаза глядел на Констанцию.

— Мервик и Торренс, — подсказал догадавшийся Калас и, не давая королю вымолвить ни слова, продолжал: — Линия наследования уже существует. Разве вы забыли о существовании принца Мидалиса, правителя Вангарда?

— Мы даже не знаем, жив ли мой брат, — ответил король Дануб. — Вот уже много месяцев мы не получаем из Вангарда никаких вестей.

— Если бы с принцем что-нибудь случилось, мы бы наверняка получили известие оттуда, — возразил Калас.

Дануб кивнул.

— Возможно, — согласился он. — Но у нас нет уверенности. Кто знает, возможно, мой брат уже болен чумой и сейчас лежит в лихорадке.

Калас вздохнул.

— Как ни тяжело, такое вполне может быть, — добавил Дануб, затем обернулся в сторону Констанции.

— Какое решение видится тебе? — спросил он, хотя ему и Каласу было вполне очевидно, на что она намекает.

Констанция, встретив взгляд короля, обернулась в тот угол зала, где возились ее… их дети.

Герцог Калас рассмеялся.

— Как удачно, — пробормотал он.

Однако король Дануб все воспринял по-другому.

— Действительно, как удачно, — повторил он, вкладывая в эти слова совсем иной смысл. — Приключившееся с нами сегодня напомнило мне о том, насколько непрочно наше существование.

Он встал с трона и медленно подошел к Констанции.

— Будь моим свидетелем, герцог Калас, — торжественно произнес король.

— Да, ваше величество, — послушно ответил герцог.

Упрямец Калас отлично знал, в каких случаях нельзя переступать границы дружбы с королем.

— В случае моей смерти трон переходит к моему брату, принцу Мидалису, который ныне правит Вангардом, — официальным тоном начал Дануб. — Если же принц Мидалис по какой-либо причине не сможет занять трон, тогда Мервик, сын Констанции и сын короля Дануба Брока Урсальского, будет провозглашен королем Хонсе-Бира и ему будет назначен регент из герцогов для управления королевством до тех пор, пока Мервик не войдет в надлежащий возраст и не будет надлежащим образом обучен, чтобы воссесть на троне и править самостоятельно. Помимо Мервика, в случае невозможности короновать его, тем же правом наделяется мой второй сын Торренс, которому также будет назначен регент. И этим регентом я желал бы видеть тебя, мой друг Калас, если у тебя нет возражений.

Сияющая Констанция молчала. Молчал и герцог Калас, лицо которого выражало нечто среднее между удовольствием и отвращением.

— Разыщи и приведи сюда королевского писца, — велел Констанции Дануб. — Пошли за настоятелем Сент-Хонса и созови всю придворную знать, какую застанешь в замке. Мы провозгласим свою волю снова, при свидетелях и с соблюдением всех формальностей, которые требуются для этого торжественного случая.

Констанция радостно выпорхнула из зала.

— Надеюсь, что в момент зачатия детей она доставила вам столько же наслаждения, сколько вы доставили ей сейчас, — проговорил герцог Калас.

Суровый и угрожающий взгляд Дануба подсказал герцогу, что он вновь пересекает почти невидимую границу, отделявшую слова друга, обращенные к другу, от слов одного из герцогов, обращенных к его королю.