3) В декабре того года побережье Коны страдало от серии ужасающих штормов, превращавших нашу жизнь в ад.
И 4) наше групповое поведение стало безобразным и оскорбительным и периодически выражалось в играх с фейерверками, злоупотреблении виски и погромах на территории, поэтому нас остерегались даже местные.
Все это время рыболовный флот Коны спокойно стоял в порту, отводя Капитану Стиву и другим мореходам уйму свободного времени – которое большинство из них проводили на высоких табуретах с мягким сиденьем, неустанно проклиная погоду, нехватку платежеспособных туристов на острове и первое скверное предзнаменование, которое кое-кто из них окрестил угрозой скорого обвала местного рынка недвижимости. Гавайи были единственным штатом, не отдавшим голоса за Рейгана, поэтому попадалось много типов, праздно шатавшихся по барам и беспрестанно твердивших "А я что говорил?" любому, кто готов был их слушать.
Вот какая трясина нас засосала, и единственным спасением – по крайней мере, для меня – было смотреть футбол по телевизору, чем я с энтузиазмом и занимался, чем все больше нервировал Ральфа. Ввиду его пожизненной неприязни к спорту он не мог разделить со мной времяпрепровождения за ставками, и мы медленно расходились – он, как мудак, высиживал яйца, а я общался с телевизором, обычно выбираясь в горы к Стену Дзуре. В те редкие разы, когда мы выходили в город вместе, эксцентричное поведение Ральфа так коробило местных, что кое-кто из них называл его «педиком», а другие – «оборотнем». К тому моменту, когда со дня нашего приезда минуло две недели, Ральф повсеместно числился Тем Самым Оборотнем-Гомиком, и это отнюдь не приводило его в восторг.
Один за другим мы покидали нашу дружную лодку. Первым был Ральф, как всегда – и, как всегда, винил в этом меня. В известной степени, справедливо. Я был виноват. Сорвавшийся план принадлежал мне, а не Ральфу, и теперь вся его семья билась в небезосновательных психопатических судорогах. Кто-то в состоянии выдержать десять дней в пасти урагана, а кто-то нет.
Ральф все больше запаривался над этим аспектом ситуации, поскольку ее катастрафичность усугублялась с каждым днем. Его примитивный валлийский предок, проснувшись, помогал ему вновь обрести душевное равновесие. Он это чувствовал. Но в способности своей жены и дочери пережить шок такой интенсивности Ральф уверен не был.
– Сколько дней террора и унижений может вынести восьмилетняя девочка? – спросил он меня однажды, после того, как мы расправились с пинтой жгучего джина у него на кухне. – Первые признаки уже налицо. Она постоянно уходит в себя, грызет узлы веревки, а по ночам разговаривает с тараканами.
– Для того и нужны психбольницы, – сказал я. – Когда твои соседи заведут телегу про своих детей в Кембридже и Оксфорде, ты похвастаешься, что твоя дочь в дурдоме.
Он остолбенел, потом одернулся и загоготал:
– Вот именно. Я смогу навещать ее по выходным и приглашу друзей на выпускной.
На этой стадии мы оба были полубезумны. Все отчаянные усилия, положенные на то, чтобы смыться с Большого Острова, дали нулевой результат. Не получилось достать даже билеты до Гонолулу, не говоря уж о других направлениях… Но наша воля к тому, чтобы СМЫТЬСЯ, была вполне реальна: я собирался выписать фальшивый чек за чартер до Таити, 42 километра в один конец – но шторм вырубил телефонное сообщение, и мы распрощались с надеждой связаться с кем-то, находящимся далее, чем в двух-трех километрах от нас. Единственное место, куда мы точно могли добраться – это бар таверны "Кона".
Долгая и утомительная церемония, наконец, закончилась, и Кук заявил о том, что желает устроить лагерь в хеиау. Вожди Пареа и Канина сразу это поняли, и когда Кук выбрал огороженное поле батата и принялся гаранитровать хорошую компенсацию владельцу, жрецы воткнули свои жезлы в забор, чтобы освятить и "табуировать".
Они возвращались к шлюпке. Когда Кук проходил мимо деревни – в своем красном плаще – мужчина, женщина и дети скопом бросились на колени и не поднимали головы с земли, пока моряки не скрылись. Лоно!.. Лоно!..
Чего Кук так и не узнал, чего так и не смог осмыслить, так это того, что его признали за воплощение бога Лоно, чье появление стало величайшим событием в истории Гавайев. Лоно был гавайским богом сезона изобилия и отдыха от работы, который должен был причалить к острову, двигаясь по часовой стрелке, чтобы его встретили белыми стягами и церемониями поклонения. Кук прибыл в назначенное время, а, согласно его решению плыть медленно мимо берега для поиска наилучшей пристани, корабль действительно двигался по часовой стрелке вокруг острова, и команда отчетливо разбирала с топа мачты белые флаги на берегу. И, действительно, в соответствии с легендой, Кук прибыл отдохнуть в Килакекуа, бухту, которую называли "тропой богов", на своем чудесном гиганстском каноэ в период великих церемоний почитания, посвященных ему за изобилие богатств, которые он снизошел им даровать.
Кук немного припозднился к Арктическому лету, но дату его прибытия на Гавайи можно считать безошибочной. Его дальнейшие поступки и впрямь напоминали деяния божества, а апофеозом стали церемонии, которым он только что подвергся.
Все, что он пережил в последующие две недели согласовалось с мифом о боге Лоно. Немного удивляет его ремарка – "это небывалое благоговение" – о впечатлении от приема на Гавайях, которого он не получил нигде в Полинезии, а также о том, что аборигенов бросало в состояние, близкое к истерике. Даже у самого древнего жителя не было предка, который рассказывал бы ему, как присустствовал при появлении живой реинкарнации великого бога Лоно.
Пидорская западня
Ночь на понедельник, побережье Коны, два дня до Рождества. Три часа ночи. С футболом по понедельникам покончено. Закончился сезон. Ни Говарда Косселла, ни этого лунатика-говноеда в парике в стиле афро, исполосованном всеми цветами радуги. Этого урода надлежит усыпить, не дожидаясь повода. Нам на Гавайях этого дурачества не нужно, даже по ТВ… особенно, сейчас, когда прибой так вздыбился, и одичалые сорвиголовы шастают по улицам Вайкики, а погода настолько мерзкая, что люди звереют и теряют способность адекватно реагировать. Гораздо больше народу, чем обычно, съедет с катушек, если солнце не покажется к Рождеству.
Это называют "погодой в Коне"; серое небо и жесткое море, горячий дождь поутру и гнусные пьянки ночью, скверная погода для демонов-нюхачей и желтопузых беженцев… Огромное уродливое облако неотрывно висит над островом, а это паскудное море неустанно наседает на мою веранду… Уебище никогда не спит и вообще не отдыхает; только прибывает, накатывает, гремя, набрасываясь на камни и сотрясая дом каждые две-три минуты.
Море практически у моих ног, даже сейчас, когда я сижу и это печатаю, даже в моменты нервозного затишья, которое обыкновенно означает, что Большая Волна набирается сил там, во мраке, для очередного нападения на сушу.
Моя рубашка влажная от смеси пота и соляных брызг. Мои сигареты гнутся, как резина, а бумага настолько дряблая, что писать на ней приходится водонепроницаемыми ручками… а теперь эта зловещая белая пена бежит по моей траве, в двух метрах от крыльца.
Вся лужайка может быть на полдороге к Фиджи на следующей же неделе. Той зимой Большой Шторм вынес мебель со всех веранд на этом отрезке побережья и метал валуны размером с телевизоры в спальни. Половина лужайки к ночи исчезла, а бассейн наполнился камнями такой величины, что их пришлось доставать краном.
Теперь бассейн ближе к морю. В ночь, когда мы прибыли, меня чуть не засосало в прибой волной, которую прибило, пока я стоял на трамплине для ныряния, а на следующий день другая, покрупнее, перемахнула через бассейн и едва меня не прикончила.
Несколько дней после этого к бассейну мы не подходили. Начинаешь предвзято относится к помоям в вольере, в который может забрести море и застать тебя там без предварительной договоренности. Словно на тебя упал моетер. Мептпр? Меотор? Метеор… да, так правильно: все равно что попасть под метеор на шоссе по пути на работу.
