Дон Хуан Австрийский, сводный брат испанского короля Филиппа, хотел сражения. Нестерпимо было даже думать, что зелёное знамя с полумесяцем закроет солнце над Средиземноморьем.
Тяжёлую руку молодого командующего испанским королевским флотом несколько лет назад почувствовали на себе берберские пираты. Тогда высоким пламенем горели корабли — чистым, бездымным, если на них не было экипажа, но, чаще — чадящим, смрадным, пожиравшим не только дерево, но и окровавленные бурдюки человеческих тел в изорванных шароварах.
Так будет и в этом году.
И не с пиратами, а с султанским флотом. Двадцатишестилетний дон Хуан со всем пылом молодости поклялся на Библии, что приведёт после сражения в испанский порт на буксире флагман капудан-паши.
— Осень, Мигель, уже осень!
Аваддон вслушался в слова молодого испанского кабальеро, уже раздавшегося на боках и в животе, но умудрившегося сохранить порывистость движений. Такая вот мечта фехтовальщика, для которого жир на теле — не обуза, но защита от касательных ударов.
— Скоро тяжёлые галеры должны вернуться обратно, в порты. Море волнуется, и это может отсрочить битву хотя бы на полгода, до весны. Полгода, когда не надо будет страшиться за сохранность жизни, Мигель!
Мигель Сааведра, тоже ещё молодой, невысокий, подставил непокрытую шляпой голову под прохладный морской воздух.
Галера «Маркеса», на которой происходил разговор, покачивалась на волнах бухты Гоменице среди прочих кораблей Священной лиги, созданной для борьбы с османским флотом. Ждали отправленных в разведывательное плавание. Ждали приказа — вернуться ли, не стяжав славу, но оставшись в живых, или... Или стать героями, вопрос только, живыми или мёртвыми.
— Если так страшно, что ж ты не остался на берегу, Херонимо?
Голос Сааведры был тих и хрипл. Некстати подхваченная лихорадка едва не приковала дона Мигеля к постели. Но упрямый испанский идальго, не забывший, что такое рыцарская честь и присяга, появился вчера на палубе своей галеры, сопровождаемый одобрительными кивками и улыбками членов абордажной команды. Командир с ними, пусть и нездорово-бледный, пусть поминутно обтирающий потное лицо давно пожелтевшим, а когда-то белоснежным батистовым платком.
Побеждает не тот, кто сильнее, но тот, у кого больше мужества.
Арагонец Херонимо де Пасамонте был иного мнения.
Ему очень хотелось жить. А этому мог помешать дон Хуан Австрийский, на днях выслушавший от разведчиков страшную историю падения Фамагусты и казни Брагадина.
— Не будет мести, — сказал тогда молодой флотоводец, обведя голубыми — в немку-мать — глазами своих адмиралов и капитанов. — Будет возмездие, а это по-христиански. Я не отступлюсь, и да пребудет с нами Святая Дева!
Есть случаи, когда нельзя подставить под удар вторую щёку; надо бить и бить, вышибая у подлеца последние зубы, круша рёбра, чтобы никогда больше он не осмелился ни на кого поднять руку.
— Идальго должен исполнять приказанное, — сказал дон Херонимо. — Но никто не может запретить ему высказать своё мнение, пусть и не совпадающее с мыслями капитан-генерала.
Сааведра смог только покачать головой. Лихорадка не отступала, и испанец скрестил руки на груди, просунув ладони под мышки в попытке согреться и уменьшить дрожь тела.
Солнце падало к закату, осторожно пробуя, насколько остры окружающие бухту скалы и можно ли не порезаться при падении.
Краснело солнце. Алели волны Средиземного моря. Багровели паруса кораблей разведки, входящих в бухту. Розовели ленты на эфесе шпаги офицера, спешащего на шлюпке к «Реалу», флагману эскадры, со знаменем Святой Девы Гваделупской, покачивающимся на корме.
Слишком много красного, слишком много!
Разведка завершилась полным успехом. Удалось не просто найти турецкий флот, но и выведать его численность. У дона Хуана больше не могло быть сомнений. Бой и только бой!
Чуть больше сотни турецких галер. Экипажи — сплошь из лучников, лишённых доспехов. И это против двух сотен кораблей Священной лиги, забитых аркебузирами, закованными в прочные стальные кирасы. Галерная эскадра христиан усилена шестью галеасами, способными утопить или искалечить за один залп несколько вражеских кораблей.
Дон Хуан довольно улыбнулся в искусно подстриженные усики. Бог на нашей стороне!
Неподалёку, у входа в Коринфский залив, почти то же подумал капудан-паша Али, не менее молодой и горячий, чем его испанский противник.
Пользуясь помощью местных рыбаков и торговцев, турецкие разведчики на небольших парусных лодках незаметно сопровождали испанские, венецианские и папские корабли, спешившие в бухту Гоменице. Теперь командующий султанским флотом мог свести их сообщения воедино. О венецианских галерах, старых, рассохшихся, пропускающих воду и медлительных. О потрёпанных при долгих переходах штормами испанских кораблях. О плохо вооружённых папских галерах. О прославленной испанской пехоте, милостями Аллаха оставленной недалёким доном Хуаном на берегу в Неаполе...
Аллах на нашей стороне!
Больше обоих флотоводцев был доволен собой бывший ангел Аваддон. Это он, легко и не напрягаясь, смог отвести взгляд шпионам обеих сторон, внушив неверное. Теперь же каждый из командиров был уверен, что сил у противника едва ли не вдвое меньше, чем у него самого.
Так Бог им в помощь, скажете?
Но не Бог направляет руку убийц.
7 октября 1571 года. Флот Священной лиги шёл к солнцу, на восток. Спины кораблей поглаживал небольшой, ещё по-летнему тёплый ветер. Остров Оксия чёрным гнилым зубом торчал из моря, закрывая обзор.
Дон Хуан Австрийский, делано весёлый, взвинченный, стоял на палубе флагманского «Реала». Холёные руки, уместные больше не у воина, но у придворного, вцепились в планширь, словно флотоводец сам себя пытался удержать на месте. Мечущийся по палубе капитан-генерал — жалкое зрелище, наводящее на неприятные мысли, не так ли?
Чайка, парящая в небе, смотрит на неведомых птиц, севших на воду, большеклювых, с ощипанными, слабо шевелящимися крыльями. Никто не объяснит бестолковой летунье, что не бывает деревянных птиц, что это сотни галер больно бьют вёслами по ни в чём не повинным волнам.
С чайкой рядом, по тем же ветрам и через те же облака, летит Аваддон.
Он видит флот дона Хуана, выстроенный, как положено у благочестивых христиан, равносторонним крестом.
Первыми идут в бой венецианские галеасы, огромные, заполненные под завязку сотнями аркебузиров и пушкарей. Идут пока под парусами; гребцы отдыхают, им ещё предстоит рвануть шестьдесят четыре весла, когда галеасы, окутавшиеся пороховым дымом, начнут крушить турецкие галеры.
Затем ровной линией колышутся на волнах корабли Священной лиги. Среди них — флагман «Реал».
Последними, отмеченные белыми флагами с намалёванными на них орлами Габсбургов, стоят галеры резерва старого и желчного маркиза Санта-Крус. Где-то там, на маленькой «Маркесе», Мигель Сааведра, забывший перед битвой о своей лихорадке. Никто не думает, что отсидится в отдалении от сражения. Не бить, так добивать придётся...
А с другой стороны острова Оксия, оставив за спиной город Лепанто, полумесяцем вытягивается османский флот капудан-паши Али. Такая вот распахнутая пасть, готовая захлопнуться и проглотить любого врага.
Крест против полумесяца.
Бывшему ангелу Аваддону было любопытно, кто победит.
А дон Хуан Австрийский это знал. Не могло быть иначе, чем по воле Божьей. А Господь — за уповающих на Него.
На быстроходной шебеке, отбитой когда-то у алжирских пиратов, командующий флотом объехал свои корабли, приветствуя экипажи смятым в руке бархатным беретом, украшенным белым пером.
По верёвочной лестнице дон Хуан поднялся на носовую палубу одного из галеасов, уставленную стационарными лафетами с большими бронзовыми бомбардами. «Тела, уложенные в сколоченные из толстых брусьев гробы», — нехорошо подумалось дону Хуану, взглянувшему на корабельную артиллерию.
