— У вас так похудело лицо! Вы наверняка почти ничего не ели всю дорогу, — строго сказала она.

— Даже не знаю. Что за чудный день сегодня! Надеюсь, погода продержится до завтра.

— Леди ди Баосия считает, что да, хотя, по её словам, в День Дочери будет лить дождь.

Запах цветов апельсина заполнял двор, смешиваясь со вкусом мёда на губах. Он сделал глоток чая и удивлённо заметил:

— Через три дня будет ровно год, как я пришёл в замок Валенды. Я хотел просить места на кухне.

На щеках Бетрис заиграли ямочки.

— Я помню. Мы впервые увиделись накануне Дня Дочери за столом провинкары.

— О, я увидел вас раньше. Вы въехали во двор вместе с Исель и… и Тейдесом.

«И беднягой ди Сандой».

Она выглядела изумлённой.

— Правда? А где вы были? Я вас не видела.

— Сидел на скамейке у стены. Вы были слишком заняты, получая нагоняй от отца за скачки по холмам, чтобы заметить меня.

— Ох. — Она вздохнула и опустила руку в воду маленького бассейна, но тут же выдернула её и, нахмурившись, стряхнула капли с пальцев. Хотя в воздухе нынче и веяло дыханием леди Весны, но вода была ещё во власти Отца Зимы. — Мне кажется, это было сто лет назад, а не всего-навсего один год.

— Для меня время промелькнуло в мгновение ока. — Затем Кэсерил сменил тему: — Исель говорила дяде о проклятии, которое мы попытаемся завтра уничтожить?

— Конечно, нет! — и в ответ на его недоумённо вскинувшиеся брови она пояснила: — Исель — дочь Исты. Она не может говорить о проклятии, иначе её тоже сочтут сумасшедшей. И используют это, чтобы захватить… всё. Ди Джиронал уже подумал об этом. На похоронах Тейдеса он распускал разные слухи. Не упускал ни одной возможности с кем-нибудь пошептаться. Если Исель плакала — он интересовался, не истерика ли это; если смеялась — спрашивал, как можно смеяться на похоронах брата; когда она разговаривала — опасался за её рассудок; когда молчала — пугался, отчего она так мрачно молчит? Вы бы видели, как смотрели на неё люди после таких разговоров. К концу своего визита в Валенду ди Джиронал говорил всё это прямо в её присутствии, надеясь, что она возмутится и её гнев можно будет приписать неуправляемости и раздражительности. Он плёл вокруг неё целую паутину. Но я, Нан и провинкара раскусили его хитрость и предупредили Исель, так что она сохраняла при нём полное хладнокровие.

— Умница!

Бетрис кивнула.

— Но когда мы услышали, что едут люди канцлера, чтобы забрать Исель в Кардегосс, она была в панике, не зная, как покинуть Валенду. Ведь если бы она попала к нему в руки, она оказалась бы полностью в его власти, и он легко мог в любой момент объявить её безумной. И кто бы опровергнул его слова? Он заставил бы провинкаров утвердить его регентство над бедной свихнувшейся девочкой, даже не прибегая к мечу. — Она перевела дыхание. — Поэтому Исель не решается рассказывать о проклятии.

— Да, конечно. Она очень умна и потому осторожна. Ну, волею богов, скоро всё кончится.

— Волею богов и кастиллара ди Кэсерила.

Он смущённо отпил ещё глоток чая.

— Когда ди Джиронал узнал, что я отправился в Ибру?

— Не думаю, что он догадывался о чём-то, пока траурный кортеж не добрался до Валенды и вас здесь не оказалось. Старая провинкара сказала, что он получил ещё несколько донесений от своих шпионов в Ибре. Полагаю, он не вернулся бы в Кардегосс, если бы ему не нужно было огородить Орико от ди Джеррина. Он дождался бы прибытия всех своих войск, чтобы утвердиться в Валенде.

— Ди Джиронал послал к границе убийц, чтобы избавиться от меня. Наверное, рассчитывал, что я вернусь один и что переговоры продолжатся позже. Вряд ли он ожидал принца Бергона так скоро.

— Никто не ожидал. Кроме Исель. — Она выводила пальцем узоры на тонкой чёрной шерсти лежавшего на колене плаща, потом подняла глаза и посмотрела на Кэсерила долгим взглядом. — Пока вы истощали свои силы, пытаясь спасти Исель… вы не узнали, как спасти себя самого?

После короткой паузы Кэсерил просто ответил:

— Нет.

— Это… это неправильно. — Бетрис свела брови.

Он рассеянно обвёл глазами залитый солнцем двор, не желая встречаться взглядом со своей собеседницей.

— Мне очень нравится это новое здание. Вы знаете, что в нём нет ни одного призрака?

— Вы меняете тему. — Морщинка между её бровями стала глубже. — Вы всегда так делаете, когда не хотите о чём-то говорить. Это я уже поняла.

— Бетрис… — тяжело вздохнув, мягко сказал Кэсерил, — наши пути разошлись в ту ночь, когда я вызвал для Дондо демона смерти. Я не могу вернуться. Ты будешь жить, а я нет. Мы не можем быть вместе, даже если… просто не можем.

— Ты не знаешь, сколько времени тебе осталось. Это могут быть недели. Месяцы. Но даже если боги дадут нам всего час, остальное не имеет значения.

— Дело не во времени, — он поёжился от омерзения, — дело в слишком большой компании. Подумай о нас наедине — ты, я, Дондо, демон смерти… разве это не страшно, разве я не внушаю тебе ужас? — Его голос звучал почти умоляюще. — Поверь, что я сам в ужасе от себя!

Она посмотрела на его живот, затем отвела взгляд. Её подбородок упрямо вздёрнулся.

— Я не верю, что нет выхода, я не верю, что демон и призрак внутри тебя — навсегда. Ты считаешь меня трусихой?

— Ни в коем случае, — прошептал Кэсерил.

Она простонала, опустив глаза:

— Ради тебя я взяла бы штурмом замок богов, если бы знала, где он.

— Ну вот! Ты разве не читала Ордолла, когда помогала Исель зашифровывать письма? Так вот он утверждает, что мы и боги — здесь, все вместе, разделённые только тенью. Между нашими мирами нет расстояний, которые необходимо преодолеть, чтобы достигнуть их. — «На самом деле я вижу тот мир прямо отсюда, не сходя с места». Ордолл был абсолютно прав.

— Но ты никогда не сможешь силой заставить богов сделать что-то. Это справедливо. Они тоже не могут заставить нас.

— Ну вот, опять!

Снова сменил тему.

— Что вы собираетесь завтра надеть? Что-нибудь обворожительное? Вы знаете, что вам не положено затмевать невесту?

Бетрис свирепо посмотрела на него.

Наверху на галерее показалась леди ди Баосия, вышедшая из покоев Исель, и позвала Бетрис разрешить запутанный вопрос о каких-то тканях. Бетрис неохотно поднялась на ноги и пошла к лестнице. На ходу она внезапно обернулась и сказала:

— Ладно, пусть так, пусть вы обречены, коль вам угодно, но если я завтра упаду с лошади и сломаю себе шею, надеюсь, вы почувствуете себя полным идиотом!

— Даже больше, чем идиотом, — пробормотал он вслед её сердито шелестевшим юбкам. Ярко освещённый солнцем двор затуманился в его непослушных глазах, и он вытер их коротким, резким взмахом руки.

Утро следующего дня выдалось ясным, как и ожидалось. Окутанный запахом апельсиновых цветов двор был до отказа заполнен людьми, когда Исель в сопровождении своей тёти и Бетрис появилась на галерее и начала спускаться по лестнице. Кэсерил посмотрел на них и счастливо улыбнулся. Камеристки продемонстрировали поистине героические усилия в борьбе с шёлком и атласом, задрапировав Исель во все оттенки голубого цвета, подобающего невесте. Синий плащ её был усыпан таким количеством ибранских жемчужин, складывающихся в стилизованное изображение леопарда, какое только смогли сыскать в Тарионе за столь ограниченное время. Раздался взрыв аплодисментов. Невеста улыбалась, её волосы переливались и сверкали на солнце, словно река драгоценностей. Две кузины Исель под строгим надзором матери несли шлейф её платья. Даже облако проклятия, казалось, обвивало её как изящное одеяние.

«Осталось недолго…»

Кэсерил занял своё место рядом с провинкаром ди Баосия и оказался во главе процессии, двинувшейся по извилистым улочкам к стоявшему неподалёку храму Тариона.

Благодаря удивительной слаженности процессия жениха, следовавшая из дворца ди Уэста, прибыла к храму одновременно с процессией невесты. Принц был в красном и оранжевом — цвета, соответствующие его возрасту и полу, — а на лице его были написаны такие решительность и отвага, которые сделали бы честь любому храбрецу, в одиночку штурмующему бастион. Палли, Ферда, Фойкс и дюжина солдат ордена в парадных мундирах сопровождали принца и его скромную ибранскую свиту, чтобы они не чувствовали себя слишком малочисленными. Несмотря на краткий срок, прошедший со дня объявления до дня свадьбы, прибыло множество гостей. Кэсерил насчитал более тысячи дворян, столпившихся на центральном круглом дворе храма. На улицах же, пролегавших между дворцами провинкара и ди Уэста и храмом, собрался, казалось, весь Тарион. Город явно охватила праздничная лихорадка.