Мужчина тщательно вычёсывал зверя скребком. Леопард ворочался на столе, подставляя то один, то другой бок — процесс этот ему явно нравился, — и во все стороны летели клочья жёлтой с чёрным шерсти. Кэсерил был так поражён видом леопарда, что в ухаживавшем за ним человеке не сразу признал рея Орико.

Двенадцать лет, прошедших с того дня, когда Кэсерил видел рея в последний раз, были к правителю не слишком милосердны. Орико никогда не был красавцем, даже в пору своей юности. Ростом чуть ниже среднего, со сломанным ещё в детстве при неудачном падении с лошади коротким носом — теперь этот нос выглядел, как расплющенный гриб. Когда-то рыжевато-каштановые волосы поблекли и поредели, хотя ещё слегка вились. Но меньше на его теле стало только волос — само тело весьма раздобрело. Лицо бледное и рыхлое, веки потяжелели и обвисли. Он шикнул на свою пятнистую кошку, которая потёрлась головой о его тунику, отчего клочья вычесанной шерсти так и взметнулись в воздух. Леопард энергично лизнул шёлк розовым языком, похожим на махровую мочалку, и оставил на внушительном животе правителя длинное тёмное пятно. Рукава одежды рея были высоко закатаны, на руках виднелось больше дюжины свежих и старых царапин. Кошка на секунду осторожно коснулась зубами оголённого предплечья, но не сомкнула челюсти. Кэсерил расслабил сжатые пальцы и, сняв руку с рукояти меча, откашлялся.

Рей повернул голову, Кэсерил пал на одно колено.

— Сир, я несу вам исполненное почтения приветствие от вдовствующей провинкары Баосии и письмо от неё. — Он протянул послание и добавил на случай, если рею ещё не доложили: — Принц Тейдес и принцесса Исель благополучно прибыли в Зангр, сир.

— О да. — Рей подал знак пожилому груму, который тут же подошёл и принял письмо с благодарным поклоном.

— Её милость вдовствующая провинкара велела передать письмо лично вам в руки, — неуверенно сказал Кэсерил.

— Да-да, минуту, — прокряхтел Орико и с заметным усилием — ему мешал живот — наклонился вперёд, чтобы быстро обнять кошку и пристегнуть к её ошейнику серебряную цепочку. Рей ещё раз шикнул, и леопард послушно спрыгнул со стола лёгким движением. Орико спустился на пол с куда меньшей грацией. — Сюда, Умегат.

Так явно звали грума, а не леопарда, поскольку именно грум шагнул вперёд и, передав господину письмо, взял взамен серебряную цепочку. Умегат провёл зверя по проходу и бесцеремонно втолкнул его коленом в клетку. Кэсерил, когда кошка оказалась взаперти, вздохнул с облегчением.

Орико сломал печать, и на чисто выметенный — если не считать свежевычесанной шерсти леопарда — пол посыпались кусочки воска. Он жестом приказал Кэсерилу подняться с колен и начал медленно пробираться через изящную паутину написанных рукой провинкары строк. Рей то подносил лист ближе, то отдалял его от глаз, беззвучно шевеля губами. Кэсерил по старой курьерской привычке сложил руки за спиной и спокойно ждал либо последующих вопросов, либо позволения уйти.

Так, ожидая, он рассматривал слугу — должно быть, старшего над грумами. Даже если не принимать во внимание его имя, по крови он явно был потомком рокнарцев. В молодости Умегат был высок, теперь же немного ссутулился. Кожа, наверняка загорелая и золотистая прежде, побледнела и приобрела с возрастом оттенок старой слоновой кости. Глаза и рот окружали глубокие морщины. Поседевшие бронзовые волосы, заплетённые от висков в две косы, соединялись, по древнему рокнарскому обычаю, на затылке в одну. Это придавало ему вид истинного рокнарца. В Шалионе было довольно много метисов, в роду самого Орико насчитывалось несколько рокнарских принцесс, как с шалионской, так и с браджарской сторон. Видимо, от них рей унаследовал цвет своих волос. На груме была ливрея служащих Зангра: туника, лосины, плащ до колен с вышитым символом Шалиона — королевским леопардом, опирающимся на стилизованный замок. Грум выглядел гораздо более чистым и опрятным, чем его господин.

Орико закончил читать и вздохнул.

— Рейна Иста огорчилась, да?

— Она, естественно, опечалена разлукой с детьми, — осторожно ответил Кэсерил.

— Этого я и боялся. Ничего не поделаешь. Я не могу позвать её сюда. С ней слишком… сложно. — Он потёр нос тыльной стороной ладони и со свистом втянул в себя воздух. — Передайте её милости провинкаре, что она пользуется у меня особым уважением и что её внуки находятся под защитой их брата.

— Я собирался написать ей сегодня вечером, сир, чтобы сообщить о нашем благополучном прибытии. Я передам ваши слова.

Орико коротко кивнул, снова потёр нос и пристально взглянул на Кэсерила.

— Мы с вами знакомы?

— Я… не думаю, сир. Я недавно назначен вдовствующей провинкарой на должность секретаря принцессы Исель. В юности служил у покойного провинкара Баосии пажом, — добавил он в качестве рекомендации. Он не стал говорить о своей службе у ди Гуариды — это могло напомнить рею невзначай о том, что Кэсерил был не просто одним из людей провинкара. Отчасти выручали борода и седина, появившаяся с тех пор в волосах, да и более жилистая, чем прежде, фигура… если Орико его не признал, может, остальные тоже не станут приглядываться? Интересно, как долго в таком случае ему удастся сохранять инкогнито? Увы, имя менять уже слишком поздно.

Орико удовлетворённо кивнул и взмахом руки отпустил Кэсерила со словами:

— Тогда вы будете на ужине. Передайте моей прелестной сестре, что я с нетерпением жду встречи с ней вечером.

Кэсерил поклонился и покинул зверинец.

Он шёл к воротам Зангра, задумчиво покусывая нижнюю губу. Если сегодня на приёме будет присутствовать весь двор, канцлер марч ди Джиронал — правая рука Орико и второй после него человек в Шалионе — тоже скорее всего придёт. А где марч, там и его братец, лорд Дондо.

«Может, они и не вспомнят меня».

Прошло уже больше двух лет со сдачи — позорной продажи — Готоргета и ещё больше времени — с того неприглядного эпизода в лагере безумного принца Олуса. Существование Кэсерила всегда было не более чем досадной помехой для этих могущественных лордов. Они не знают, что он понял, что на галеры его продали в результате предумышленного подлого предательства, а не по случайной ошибке. Если Кэсерил не сделает ничего такого, чтобы привлечь к себе внимание, они могут и не вспомнить ничего, и он будет спасён.

«Мечты идиота».

Плечи Кэсерила ссутулились, и он ускорил шаг.

Вернувшись к себе, он приготовил было коричневую шерстяную мантию и чёрный плащ, чтобы переодеться для вечера, но прибежавшая с верхнего этажа запыхавшаяся служанка передала ему распоряжения по поводу одежды от его высокопоставленной подопечной. Поэтому Кэсерил нарядился в менее строгие синие тона: голубая туника, синий шёлковый камзол и тёмно-синие штаны, перешедшие к нему по милости провинкары. Одежда ещё хранила запах трав, которыми была пересыпана от моли. Сапоги и меч дополняли наряд — всё, что требуется придворному; не важно, что Кэсерила не украшают ни кольца, ни цепи.

По просьбе изнывавшего от нетерпения Тейдеса Кэсерил поднялся проверить, готовы ли дамы, и обнаружил, что в своей одежде замечательно вписывается в их общество. Исель была в любимом тонком бело-голубом платье и в накидке, а Бетрис и гувернантка — в синем и тёмно-синем соответственно. Исель украшали скромные, подходящие для молодой девушки простые капельки бриллиантов в ушах, небольшая брошь на лифе платья, тонкий сверкающий поясок и всего два узких кольца. На Бетрис тоже поблёскивало несколько позаимствованных у принцессы драгоценностей. Кэсерил расправил плечи, слегка пожалев о простоте собственного туалета, и собрался вести вниз свой маленький отряд.

Они вышли почти сразу, после всего лишь семи-восьми — «Ах, погодите минутку» — задержек, чтобы поправить платья и украшения, и спустились по лестнице к Тейдесу и его свите, состоявшей из ди Санды, капитана баосийской гвардии, охранявшего их в пути, и старшего сержанта — двое последних в парадных мундирах, с мечами, рукояти которых были украшены драгоценными камнями. Шелестя одеждой и позвякивая украшениями, все последовали за пажом, присланным, чтобы проводить гостей в тронный зал.