Кэсерил слегка поклонился.
— Ходят слухи, распускаемые неизвестным лицом, что шрамы на моей спине появились вследствие понесённого наказания за совершенное мною преступление.
— Прошлой осенью, — нервно вставил ди Марок, — в Ибре.
Судя по расширенным глазам и прерывистому дыханию Бетрис, она хорошо рассмотрела грубые рубцы, покрывавшие всю спину Кэсерила. Губы сьера ди Санда были закушены.
— Могу я одеться, сир? — спокойно спросил Кэсерил.
— О да, конечно!
— Природа преступления такова, — вкрадчиво начал ди Джиронал, — что возникают самые серьёзные сомнения, может ли этот человек быть вашим доверенным служащим, да и вообще служить какой бы то ни было леди.
— Что, изнасилование? — фыркнула Исель. — Кэсерил? О боги, какая чушь! Никогда не слышала более абсурдной лжи.
— Но всё же, — не сдавался ди Джиронал, — вот следы плётки.
— Это подарок, — выдавил Кэсерил, — от надсмотрщика с рокнарской галеры в ответ на открытое неповиновение. И было это прошлой осенью, но далеко от берегов Ибры.
— Возможно, но… сомнительно, — проговорил ди Джиронал. — Жестокость на галерах вошла в легенды, но никто не поверит, что опытный надсмотрщик может так изувечить раба, чтобы тот не сумел потом работать.
Губы Кэсерила тронула слабая улыбка.
— Я спровоцировал его.
— Каким образом, Кэсерил? — поинтересовался Орико, выпрямив спину и потерев толстый подбородок.
— Обмотав цепь, которой был прикован к веслу, вокруг его шеи и попытавшись удавить. Мне почти удалось. К сожалению, меня оттащили чуть раньше, чем требовалось.
— Святые небеса, вы что, пытались покончить с собой?
— Я… не вполне уверен. Скорее я был вне себя от ярости… ко мне посадили нового соседа по веслу — ибранского мальчика лет пятнадцати. Он сказал, что его похитили, и я поверил ему. Думаю, он был из хорошей семьи — утончённый, с правильной речью, совершенно непривычный к жестокости мира. Он страшно обгорел на солнце, руки его, стёртые веслом, кровоточили. Испуганный, подавленный, смущённый… он сказал, что его зовут Денни, но не назвал фамилии. Надсмотрщик решил использовать его запретным для рокнарцев способом, и Денни его ударил. Я не успел удержать мальчика. Это было до безумия глупо, но мальчик не понимал… Я подумал… ну… вернее, я не очень хорошо соображал в тот момент… но подумал, что если изобью надсмотрщика, то смогу отвлечь его гнев.
— Отвлечь на себя? — прошептала Бетрис.
Кэсерил пожал плечами. Он сильно ударил надсмотрщика коленом в пах, потом намотал свою цепь ему на шею. После таких упражнений рокнарец не смог бы проявлять любвеобильность с неделю, не меньше. Но ведь неделя пройдёт быстро, и что потом?
— Это был бессмысленный жест. Был бы бессмысленным, если б не случай — на следующий день нас настигла ибранская военная флотилия и все мы были освобождены.
Приободрённый ди Санда сказал:
— Тогда у вас есть свидетели. И, похоже, немало. Мальчик, рабы с галеры, ибранские моряки… Что случилось с мальчиком в дальнейшем?
— Не знаю. Я лежал больной в приюте храма Матери в Загосуре, и к тому моменту, когда я покинул его, все успели разъехаться.
— Какая героическая история, — сухим тоном отметил ди Джиронал, пытаясь вызвать скептицизм и недоверие слушателей и подчёркивая, что это всего лишь версия Кэсерила. Он нахмурился, мрачным взором окинул присутствующих, на мгновение задержав его на ди Санда и на поражённой Исель. — Однако, полагаю, вам следует отпроситься на месяц и съездить в Ибру, чтобы найти кого-нибудь из этих… э-э… многочисленных свидетелей. Если сможете.
Оставить своих подопечных на целый месяц без защиты? Здесь? А выживет ли он в своей поездке? Или будет убит и похоронен в каменистой земле или в лесу в двух часах езды от Кардегосса, после чего двор сочтёт, что он скрылся, потому что виновен? Бетрис прижала пальцы к побелевшим губам и устремила на канцлера яростный взгляд. По крайней мере она верила его словам, а не его спине. Он почувствовал себя увереннее.
— Нет, — сказал наконец Кэсерил. — Я не поеду. Я даю своё слово, что рассказал правду. Если у вас нет никаких иных доказательств, кроме дворцовых сплетен, я отрицаю эту ложь. Да, а кто же источник слухов? Вы проследили, откуда они исходят? Кто обвиняет меня — вы, ди Марок? — и Кэсерил сурово посмотрел на придворного.
— Объяснитесь, ди Марок, — предложил ди Джиронал, легко поведя рукой.
Ди Марок задержал дыхание, словно собираясь нырнуть в холодную воду, и начал:
— Мне поведал обо всём один ибранский купец, торговец шёлком. Я закупаю у него ткани для гардероба рея. Он опознал в кастилларе человека, которого, по его словам, били плетьми на лобном месте Загосура, и был крайне удивлён, встретив его здесь. Он сказал, что это было грязное дело… что кастиллар изнасиловал дочь человека, принявшего его под свою крышу и давшего ему приют. Он потому так хорошо и запомнил этот случай, что был поражён низостью преступника.
Кэсерил почесал бороду.
— А вы уверены, что он не обознался и не спутал меня с другим человеком?
Ди Марок резко возразил:
— Конечно, нет — он назвал ваше имя.
Кэсерил прищурил глаза. Вероятность ошибки исключалась — это была открытая ложь, купленная и оплаченная. Но чей язык был куплен? Ди Марока или купца?
— А где теперь этот торговец? — вмешался ди Санда.
— Повёл свой караван в Ибру, пока не выпал снег.
Кэсерил произнёс мягким голосом:
— Сразу после того, как поведал вам эту историю?
Ди Марок поколебался, словно припоминая. Выпрямил один за другим пальцы, как будто подсчитывая дни.
— Прошло около трёх недель с тех пор, как он уехал. А разговаривали мы с ним как раз перед отъездом.
«Теперь я знаю, кто лжёт».
Губы Кэсерила скривились в ухмылке, глаза были холодны. Торговец действительно существовал и действительно выехал из Кардегосса три недели назад, в этом нет сомнений. Но он уехал задолго до того, как Дондо попробовал подкупить Кэсерила изумрудом, а Дондо не изобретал обходных путей для избавления от своего врага до тех самых пор, пока не сорвалась его попытка дать взятку Кэсерилу напрямую. К сожалению, Кэсерил не мог выставить эти логические построения в свою защиту.
— У торговца шёлком не было причин лгать, — добавил ди Марок.
«А вот у тебя они есть. Только какие?»
— Вы знали об этом серьёзном обвинении более трёх недель, но только сейчас довели его до сведения своего господина? Как это странно, ди Марок.
Ди Марок наградил Кэсерила мрачным взглядом.
— Ибранец уехал, — подвёл черту Орико, — и невозможно выяснить, кто из вас говорит правду.
— Тогда, безусловно, следует отдать предпочтение милорду Кэсерилу, — выпрямившись, отчеканил ди Санда. — Вы можете не знать его, но пригласившая его на службу провинкара Баосии хорошо знает кастиллара. Он служил её покойному супругу шесть или семь лет.
— В юности, — уточнил ди Джиронал. — Люди меняются, знаете ли. Особенно среди ужасов войны. И если существуют хоть малейшие сомнения в человеке, ему не следует доверять столь высокий и, я бы сказал, — он стрельнул глазами в Бетрис, — соблазнительный пост.
Длинное и, должно быть, нецензурное восклицание Бетрис, к счастью, было перебито криком Исель:
— Что за чушь! Среди ужасов войны вы сами вручили этому человеку ключи от крепости Готоргет, которая была якорем и опорой всего северного фронта Шалиона! Вы доверяли ему тогда, марч! И не он предал ваше доверие.
Челюсти ди Джиронала сжались, и он холодно улыбнулся, вытянув губы в тонкую линию.
— О, каким просвещённым в военном деле стал Шалион, если даже наши юные леди готовы давать нам лучшие стратегические советы.
— Вряд ли у них получится давать худшие, — вполголоса пробормотал Орико. Только странный мелькнувший в глазах канцлера блеск показал, что эти слова достигли его ушей.
Ди Санда озадаченно поинтересовался:
— А как так получилось, что кастиллара не выкупили из плена, как всех его офицеров, когда вы сдали Готоргет, ди Джиронал?