— Первое. С Исель всё в порядке. Помните об этом.

Он перевёл дух.

— Второе. Тейдес умер две ночи назад от заражения крови.

Две фрейлины, находившиеся в комнате, вскрикнули и прижались друг к другу. Иста же только вздрогнула, словно её пронзила невидимая стрела. Потом она глубоко вздохнула.

— Вы понимаете мои слова, рейна? — засомневавшись, спросил Кэсерил.

— О да.

Уголок её рта приподнялся, но это была не улыбка — гримаса, в которой сквозила жуткая ирония.

— Знаете, когда долго ждёшь чего-то, удар приходит как облегчение. Ожидание закончено. Теперь я могу перестать бояться. Вы в состоянии это понять?

Кэсерил кивнул.

После недолгого молчания, которое нарушали только всхлипывания одной из дам, она спокойно спросила:

— Как это произошло? Он получил рану на охоте? Или как-то… иначе?

— Не… совсем на охоте. Хотя в некотором роде… — Кэсерил облизнул обветренные губы. — Леди, вы видите во мне что-нибудь странное?

— Теперь я вижу только глазами. Я ослепла несколько лет назад. А вы видите?

Кэсерил сразу понял, что она имеет в виду.

— Да.

Иста кивнула и выпрямилась.

— Я так и думала. Сразу заметно, когда кто-то видит тем зрением.

Женщины тут же подошли к Исте и сказали преувеличенно нежными голосами:

— Леди, вам, наверное, пора лечь отдохнуть. Ваша матушка скоро вернётся…

Она послала Кэсерилу многозначительный взгляд через плечо; естественно, женщины решили, что у Исты начинается очередной приступ безумия. А была ли Иста безумной? Хоть когда-нибудь?

Кэсерил подошёл к ним ближе.

— Пожалуйста, оставьте нас. Мне необходимо переговорить с рейной с глазу на глаз об очень важном деле.

— Сэр… милорд… — Дама выдавила фальшивую улыбку и зашептала ему на ухо: — Мы не отваживаемся оставлять её одну в такое время — она может повредить себе.

Кэсерил выпрямился во весь свой немалый рост и, взяв обеих дам под руки, мягко, но непреклонно вывел их из комнаты.

— Я возьму на себя заботу о рейне. Вы можете подождать здесь, в этой комнате, и если вы мне понадобитесь — я вас позову. Хорошо? — Он закрыл двери, не слушая возражений.

Иста ждала неподвижно, двигались только её руки, державшие кружевной носовой платок, который она начала складывать всё более мелким квадратиком. Кэсерил опустился на пол рядом с ней и скрестил ноги. Лицо рейны было белым как мел, глаза расширены.

— Я видел призраков Зангра.

— Да.

— Более того. Я видел тёмное облако, которое нависло над вашим Домом. Проклятие Золотого Генерала, наследие Фонсы.

— Да.

— Оно сейчас есть и над вами.

— Да.

— И над Орико, и над Сарой. Исель… и Тейдес.

— Да. — Она склонила голову набок и устремила взгляд куда-то вдаль.

Кэсерилу пришло в голову, что она слишком потрясена — ему приходилось видеть, как во время боя люди, получившие смертельную рану, вместо того чтобы пасть мёртвыми или без сознания, ещё двигались какое-то время, а порой и творили совершенно невероятные вещи. Её спокойствие и связная речь — не следствие ли это подобного шока, который вскоре пройдёт, и не надо ли ему подготовиться к взрыву? А была ли речь Исты когда-нибудь бессвязной?

«Может, он просто не понимал её?»

— Орико очень болен. Как я вижу своим внутренним зрением, он уже стал частью этого чёрного клубка. Но, леди, пожалуйста… пожалуйста, расскажите мне, как вы обо всём узнали? Что, когда и как вы видели? Я должен понять. Потому что я думаю… вернее, боюсь… я получил это видение, то есть оно свалилось на меня для того, чтобы я действовал. Но никто не объяснил мне, что я должен делать. Даже внутреннее зрение не в силах пробиться через этот мрак.

Брови рейны медленно приподнялись.

— Я могу рассказать вам правду, но не могу дать объяснений, ибо как можно дать то, чем не владеешь? Я всегда говорила правду.

— Да, теперь я понимаю. — Он вздохнул. — А вы когда-нибудь рассказывали об этом всё?

Она изучающе глядела на Кэсерила, покусывая нижнюю губу. Дрожащие руки, принадлежавшие как будто другой женщине, а не Исте, которая сидела со спокойным, почти неподвижным лицом, начали разворачивать плотный комочек платка на колене. Она медленно кивнула; голос её, когда она заговорила, был так тих, что Кэсерил наклонил голову набок, прислушиваясь и боясь пропустить хоть слово.

— Всё началось, когда я была беременна Исель. Видения. Внутреннее зрение то появлялось, то исчезало. Я думала, это влияние беременности — некоторые женщины бывают такими странными, когда носят дитя. Меня убедили в этом врачи, и я успокоилась. На время. Я видела летающих слепых призраков. Видела тёмное облако вокруг Иаса и юного Орико. Я слышала голоса, во сне мне являлись боги, Золотой Генерал, Фонса и два его доверенных помощника, сгоревших в башне. Я видела Шалион, пылающий, как та башня. После рождения Исель всё кончилось. Я решила, что во время беременности была не в себе, а теперь выздоровела.

Глазами самого себя не увидишь, даже внутренним зрением. Ему всё это объяснил Умегат — Кэсерил считал это настоящим подарком. Что было бы с ним сейчас, пытайся он найти объяснение необъяснимому?!

— Потом я снова забеременела… Тейдесом. И видения возобновились, только были гораздо страшнее, чем прежде. Я боялась, что схожу с ума, и это было невыносимо. Только когда я пригрозила покончить с собой, Иас признался мне, что дело в проклятии, и рассказал мне о нём. Он всегда знал правду.

Каково это — когда тебя предаёт тот, кто знает правду, но скрывает её, оставляя тебя в бездне отчаяния и страха?

— Я была в ужасе, осознав, что принесла двух детей в мир, где их поджидала такая опасность. Я молилась и молилась богам об избавлении от проклятия, просила сказать мне хотя бы, как справиться с ним, чтобы не пострадали невинные. Когда я уже была на сносях, ко мне пришла Мать Лета. Это было не видение, и я не спала — всё произошло среди бела дня, я бодрствовала. Она стояла так близко от меня, как вы сейчас, и я опустилась на колени. Я могла дотронуться до её одежд, если бы осмелилась. Её дыхание было, как аромат полевых цветов на летнем лугу. Её лицо было так прекрасно, что мои глаза даже не могли понять её красоту — словно я смотрела на солнце. Её голос был музыкой.

Черты лица Исты смягчились; даже теперь мир и благодать той сцены отразились на её лице — вспышкой красоты, как блик солнца на тёмной воде. Затем брови её снова сошлись, лицо помрачнело, и она заговорила, наклонясь вперёд, сделавшись — если это было возможно — ещё беспокойнее.

— Она сказала, что боги пытаются снять проклятие, потому что оно не принадлежит нашему миру — это последствия их дара Золотому Генералу, которым он неправильно распорядился. Ещё она сказала, что боги могут снять проклятие только через человека, который по свободной воле трижды отдаст свою жизнь во имя Дома Шалиона.

Кэсерил заколебался. Голос рейны стал таким тихим, что его мог заглушить даже звук его дыхания. Он чувствовал себя дураком и ругал себя за это, но не смог удержаться от вопроса:

— Э-э… а не ошибка ли это — может быть, три человека одновременно, а не один?

— Нет. — Её губы снова скривились в странной, ироничной не-улыбке. — В том-то и проблема.

— Я… не понимаю. Может, это какой-то обман, а не… пророчество?

Она на миг разжала руки, затем опять принялась складывать платок.

— Я сказала Иасу, а он, конечно, рассказал лорду ди Льютесу. От ди Льютеса Иас ничего не скрывал, только от меня. Только от меня.

Любопытство взяло над Кэсерилом верх. Теперь они были товарищами по… святости, или что это там такое, и ему было очень легко разговаривать с Истой. Как святой со святым, душа с душой. Удивительное мгновение хрупкой, почти неуловимой близости, куда более загадочной и полной, чем между любовниками. Он начал понимать, почему Умегат вцепился в него с отчаянием изголодавшегося человека.

— А какими были в действительности их отношения?

Она пожала плечами.