Если бы на месте Гвендолен была другая девушка, она давно зарыдала бы в голос. Но Гвен Антарей оставалась, к сожалению, верна себе и непохожа на других, пусть даже ей сейчас было нечем удержаться за воздух в своем отчаянном падении и вскоре предстояло вдребезги разбиться о камни. Она выпрямилась, отводя руками назад падающие на глаза рыжие пряди.

— Я не сомневаюсь, сьер Баллантайн, что была для вас лучшим курьером. Все остальное — не более чем приятное дополнение к немалой пользе, которую я приносила. Неудивительно, что вы так дорожите моими крыльями и оплакиваете их утрату.

— Ты прекрасно знаешь, что это не так.

— Нет, я не знаю!

— Гвендолен, перестань говорить ерунду, — устало сказал Баллантайн, по-прежнему внимательно разглядывая ставни на окнах.

— Я знаю только, что была вам нужна, только когда вы понимали, что можете со мной достичь гораздо большего. Теперь я такая же, как все, и вам ни к чему не пригожусь.

— Ты всего лишь продемонстрировала свое истинное отношение ко мне. Все решила сама, а мое мнение тебе было безразлично.

— Я просто боялась его узнать. И как оказывается, не напрасно. Вы тоже показали свое отношение ко мне.

— Полагаю, во всем Круахане немного было людей, кто относился бы к тебе так же, как я.

— О, я вам исключительно благодарна! — Гвендолен хрипло засмеялась, запрокинув голову. — Я готова прослезиться от признательности, что вы не швыряли в меня камнями, а даже иногда снисходили до презреннего существа с крыльями. Вас ведь очень устраивало, что я не человек, правда? С обычной девушкой у вас было бы гораздо больше хлопот.

— Гвендолен, я не хочу с тобой ссориться, — слова давались Эберу с трудом, но он упрямо шевелил губами. — Если ты сделала это в надежде, что я… Я ни разу не давал тебе повода на такое рассчитывать. Я понимаю, чего ты хочешь, но мы с тобой уже говорили об этом. Я никогда не смогу этого сделать, и не потому, что ты родилась с крыльями.

Камни на дне пропасти, куда она падала, оказались на поверку еще острее, чем на первый взгляд. Гвендолен долгое время казалось, что нормально вдохнуть она уже не сможет.

— Вы несколько путаете… характер операции, сьер Баллантайн. Я лишились крыльев, а не мозгов… чтобы начать на что-то надеяться… по отношению к вам.

Эбер помолчал, держась рукой за подоконник. Оказалось, потребность закрывать ставни с наступлением темноты в Круахане была вызвана не просто стремлением создать в комнатах уютный полумрак, готовясь ко сну — с обратной стороны в створки с силой ударил тяжелый камень, но Баллантайн даже не пошевелился.

— Видишь, что теперь творится? Казна пустая. Не знаю, сколько я смогу собрать для тебя денег до завтрашнего утра.

— Денег?

— Я знаю, что у тебя ничего не осталось. Но тебе надо уехать, Гвендолен. Не смотри так на меня, я тебя прошу.

Интересно, откуда он знает, как она на него смотрит? Он ведь даже не повернулся в ее сторону.

— Я никому не смогу объяснить, что делает со мной рядом обычная молодая девушка. Особенно…такая… влекущая к себе, как ты.

— В самом деле? А я думала, вы хотите собрать денег на обратную операцию. Пришить мои крылья вновь, пусть даже они за это время несколько потеряли свой прекрасный внешний вид. Но по крайней мере вместе с ними я, находясь рядом, буду вызывать очевидное отвращение, но гораздо меньше ненужных подозрений.

— Гвендолен! Замолчи, пожалуйста.

— Несмотря на ваше отвращение к оружию, сьер Баллантайн, парадный меч протектора должен где-то лежать в недрах вашей канцелярии. Пустите его в ход — и я замолчу навсегда.

— Ты будешь вечно меня ненавидеть?

Гвендолен помотала головой, отворачиваясь. Эбер не видел ее глаз, но и она не смотрела ему в лицо. Оба прятались.

— Есть один человек на земле, к которому я сейчас испытываю искреннюю ненависть. Его зовут Арций, знахарь из Тарра. Он был слишком искусен в том, чего хотел достичь. Что ему стоило ошибиться хоть на одно движение ножа?

— Я не стану лишний раз говорить, что ты сама это выбрала. Гвендолен! Куда ты?

Наверно, у сьера протектора еще оставалось достаточное количество преданных ему воинов. Наверно, они могли легко догнать молодую девушку, выбежавшую из здания протектората. Тем более, что она путалась в подоле платья и задыхалась на бегу. Но как можно было бы объяснить подобный приказ? Вряд ли благом Круахана.

Чем дольше человек живет в Круахане, тем сильнее меняются его представления о погоде — точнее, о том, когда ее следует считать неплохой. Например, когда дождь еще не начался, несмотря на то, что ветер яростно распихивает тучи, наползающие друг на друга боками, гнет к земле деревья и поднимает на дороге небольшими вихрями. В любом случае мерно скачущая друг за другом дюжина всадников не издавала возмущенных возгласов по поводу грядущей бури и даже не куталась плотнее в темные плащи, хлопавшие за плечами. А возможно, непогода входила в их планы, поскольку дорога была пустынной. А отряд слишком заметно вооруженным и молчаливым, чтобы подозревать их в увеселительном путешествии. Предводитель, выделявшийся тем, что ехал один и чуть в стороне, иногда оглядывался через плечо, и тогда глаза его мрачно сверкали, это было хорошо заметно даже в сумерках.

— Дурная примета, собрат… вождь Ноккур, — пробормотал кто-то в отряде, его голос терялся в свисте ветра, однако Ноккур яростно обернулся в ответ.

— Не твое дело! О, если бы я хоть что-то мог захватить с собой! Сделать так, чтобы меня надолго запомнили в этом городе! Мы уезжаем… так, будто Провидения никогда не было! Будто наша власть — туман, который можно развеять, а не сила, скреплявшая камни!

— Жить тоже хочется, — угрюмо фыркнули в середине отряда.

— Они бы узнали… — продолжал Ноккур, скрипя зубами. Порывы ветра толкали его в бок, заставляя нагибаться в седле. — Бежать тайно… словно мелкие наемники, натворившие беспорядков в предместье…Если бы я только мог…

— Мы и так две недели ждали, пока сменят стражу Ордена на восточных воротах и можно будет убраться. Не гневи Провидение, Ноккур.

— Перестань по глупой привычке нести чепуху, Корри! Провидения нет! Раз оно позволяет так обращаться со своими воинами! И раз его воины так низко пали, что позволяют шайке безумных трюкачей лишить себя власти! Запомни — есть только мы сами и наши мечи, чтобы получить то, что нам нужно! Там, впереди! Но меня всего выворачивает при мысли, что я ничего не могу сделать здесь, напоследок!

— И к лучшему, — Корри был настроен гораздо менее воинственно. — По крайней мере, на нас никто не обратит внимания и не разболтает, куда мы поскакали.

— А ты бы получше смотрел на дорогу, Корри.

Всадники, как по команде, повернули головы налево и невольно стали придерживать коней. В стороне от обочины, но все же не слишком далеко от дороги, чтобы его не было заметно, стоял большой валун, к боку которого привалилась человеческая фигура, обхватившая себя за плечи. Будь она в другой одежде, хотя бы в таком же темном плаще, как у спутников Ноккура, отряд проскакал бы мимо, не различив ее в сумерках на фоне поросшего мхом камня. Но она была в платье, с серебристыми кружевами и светло-стальными шелковыми вставками на юбке, которые словно светились в темноте. Хотя само платье было уже довольно грязное и мокрое, с надорванным шлейфом.

Странная девушка не пошевелилась и даже не подняла головы, хотя отряд осаживал коней и разворачивался с заметным шумом, лошадиным фырканьем и характерным звоном железа, который любой бы счел угрожающим. Или по крайней мере, вызывающим беспокойство. Но незнакомка у камня не двигалась и не меняла позы, по-прежнему держа себя за плечи.

— Эй, ты что тут делаешь?

— Немая, что ли?

— Отвечай, когда спрашивают!

Медленно она подняла голову, и мокрые рыжие кудри, прилипшие ко лбу и потемневшие от воды, стали хорошо заметны. Потому что во всем Круахане, где испокон века рождались дети с неопределенным цветом волос, других таких не было ни у кого.