— Сижу, — равнодушно сказала девушка, ни на кого не глядя.

Один из всадников потащил ногу из стремени, то ли действительно загоревшись, то ли проникнувшись раздражением из-за ее отрешенного голоса:

— Может, хочешь для разнообразия прилечь?

Прислонившаяся к камню фигура даже не вздрогнула. Возникало ощущение, что все дела в мире, в котором она вынужденно присутствует, разворачиваются совершенно отдельно от нее. Ее глаза были полуприкрыты, демонстрируя черные ресницы с размазанными следами валленской краски.

Неизвестно, чем бы все закончилось, если бы ликующий возглас Ноккура не перекрыл шум ветра

— Все-таки Провидение есть! Я потом вымолю прощение за свои опрометчивые слова! Сейчас у меня есть дело поважнее!

От нетерпения он путался в застежках, пытаясь одновременно вытащить меч из ножен за спиной и сбросить плащ, чтобы не мешал замахиваться.

— Я поклялся, что сделаю так, когда эта тварь попадет мне в руки! Я отрежу ей крылья и брошу их на пороге протектората, прямо под ноги ее ненаглядному Баллантайну! Ради этого момента не жаль и вернуться в Круахан, только чтобы посмотреть, какое у него будет выражение лица, когда он поймет, что мы сделали с его любимой пташкой! А ну подержите ее, кто-нибудь!

Те, кто стояли рядом с Гвендолен, не тронулись с места. Ноккур был еще достаточно далеко от камня, и темнота мешала ему разглядеть все как следует. Но по мере того, как он подходил ближе, лицо его искажалось с каждым шагом.

Гвендолен наконец открыла глаза, не поднимаясь. Она смотрела в упор на подходившего Ноккура, без всякого торжества или иронии, наверное, даже с каким-то оттенком сочувствия, если вообще можно было найти следы хоть какого-то выражения на ее застывшем лице.

— Твое Провидение опоздало, — произнесла она безразличным голосом. — Как видишь, нашлись те, кто сделал это до тебя.

Ноккур остановился в трех шагах, воткнув меч в землю и оперевшись о рукоять, словно ему было тяжело держаться на ногах. По его лицу потекли крупные капли. И точно такие же бежали по щекам Гвендолен и застывших вокруг воинов Провидения.

Только не подумайте, что наступила трогательная сцена раскаяния и примирения. Это всего лишь пошел дождь.

В конце осени, когда в островном Ташире заканчивают сбор винограда и устраивают праздник урожая, старый тан Эвнорий собирался сыграть свадьбу среднего сына Герастия и Арайды, младшей дочери землевладельцев с соседнего острова. Торжество обещало быть самым пышным в году и должно было запомниться всем приглашенным, дабы никто не мог усомниться, что Дом Эвнория — богатейший и славнейший из всех прочих на островах Ташира. Говорили, что Эвнорий решил устроить турнир и пригласил лучших бойцов на Внутреннем океане, чтобы они продемонстрировали свое искусство битвы на мечах. Должен был прибыть корабль с воинами из Вандера, и хотя они редко соглашались сражаться ради увеселения, а не ради славы и добычи, сам факт их мирного присутствия на острове немало значил для укрепления слухов о могуществе того, кто их пригласил. Обещал приехать и Ноккур Коварный со своим отрядом гладиаторов, и люди поговаривали, будто Эвнорий собирается позвать его на службу. А чтобы содержать людей Ноккура, золота надо больше, чем в казне у эбрийского султана. И столько же бесстрашия, потому что гладиаторы Ноккура всегда соблюдают верность только до поры и только тому, кто богаче им платит.

Правда, находились совсем злые языки, которые болтали, будто вся суматоха с турниром, лучшими винами и тканями для празднества затеяны Эвнорием не столько ради свадьбы сына, сколько ради внимания своей гостьи, прекрасной эрлессы Ниабель, которая не так давно поселилась в доме тана, но пока что дверь в ее спальню оказывалась закрытой чаще, чем Эвнорию этого хотелось. В самом деле — и в день приезда участников турнира, когда могущественный тан и его пестрая свита, состоящая из обитателей Дома разных цветов кожи, занятий и возрастов встречали воинов, сходящих на пристань, на прелестном лице Ниабель застыла гримаска неизбывной скуки. Она перебирала длинные нитки светло-зеленого жемчуга, самого дорогого, какой ныряльщики могли добыть возле отвесных таширских скал, и возведя глаза к небу, что-то еле слышно шептала, то ли беседуя сама с собой за неимением более достойных участников диалога, то ли жалуясь своим богам на незавидную судьбу.

Впрочем, если называть вещи своими именами, эрлесса Ниабель откровенно рисовалась и капризничала — потому что шеренги воинов, сходящие с кораблей и приветствующие главу Дома взмахами оружия, никак не могли вызвать скуку. Конечно, никто из здравомыслящих жителей Дома Эвнория не смел сказать ей об этом в лицо. Подобная непосильная задача была по плечу разве что Дрэю, лучшему и поэтому нелюбимому шуту из свиты Эвнория, но и он пока что предпочитал, облокотившись о перила террасы, внимательно разглядывать прибывающих на турнир.

Эвнорий Задумчивый, восемнадцатый тан Серебристой гряды, в очередной раз наклонил голову с поредевшими кудрями, отвечая на салют склоняющихся перед ним воителей. Как и положено достойному и умудренному годами правителю, его лицо не выражало ничего, кроме приличествующей любезности с оттенком легкой настороженности. Столько дивных воинов в одном поместье, пусть даже самом просторном и великолепном на всем Внутреннем океане, и пусть даже он сам их сюда позвал. Никто не сможет спорить, что идея была превосходной. Но когда рядом сходятся валленские арбалетчики, круаханские мечники и вандерские метатели боевого топора, а в довершение с только что причалившего корабля на берег сходят гладиаторы Ноккура Коварного — невольно хочется оглянуться на собственную стражу и вздохнуть, потому что она не выдерживает никакого сравнения с теми, кто проходит перед твоим почетным помостом.

Не выдерживает настолько, что люди Ноккура откровенно усмехаются. Или это просто их обычные гримасы? Эвнорий стиснул пальцы, на каждом из которых красовался перстень, стоящий больше, чем головы всех собравшихся в этот жаркий день на пристани. Он удержал взгляд Ноккура Коварного, предводителя лучшего отряда гладиаторов и не более чем положено приличиями, изысканно наклонил голову. Ноккур не слишком отличался от легенд о самом себе: худой, с темными сросшимися бровями и постоянно меняющимся выражением лица — вряд ли даже тот, кому принадлежит самый маленький и каменистый остров на Внутреннем океане, доверил бы ему свою жизнь. Но вместе с тем каждый боролся бы за честь принимать у себя воинов Ноккура и услаждать своих гостей их боевым искусством. А в дополнение к этому — иметь возможность с помощью данного искусства избавиться от самых нежелательных из гостей — чуть позже, когда стемнеет.

— Величественный тан, да будут благословенны твои дни и помыслы, — Ноккур отвел кудри ото лба и поклонился весьма учтиво. Это означало, что присланный на борт их корабля кошель содержал достаточно золота. Но поскольку предводитель редко делился со своими воинами до начала представления, физиономии за плечами Ноккура выглядели мрачно.

Ниабель скользнула глазами по его лицу, поднеся к губам жемчужины, которые перебирала между пальцами. Но особого любопытства в ее глазах так и не возникло.

— Я хотел бы представить тебе моих спутников, — продолжил между тем Ноккур, — но не знаю, будут ли тебе интересны обычные гладиаторы.

Эвнорий снова наклонил голову.

— Корри и Рэйшан, никто лучше них не сражается на коротких южных мечах.

— Уннирон — если выпустить на арену десяток тигров, он сокрушит их всех

— Эбердин и Луйсар, они храбрее всех дерутся на скаку и прыгают с коня наземь.

— Линн — ты сосчитаешь до трех, а она бросит в цель десять ножей, и не промахнется.

— На твоем месте, братец, я бы постарался получше запомнить физиономии каждого из этих обычных и не заслуживающих внимания, — послышался вдруг громкий голос из-за спины Эвнория. — По крайней мере, когда кто-то из них задумает тебя пришить в темном углу, ты всегда сможешь обратиться к ним по имени и попросить не делать слишком больно.