— Цели, умеющие говорить и двигаться, попадаются часто? — нежным голосом поинтересовался Дрей.

Гвендолен резко выдохнула, отступив на шаг. Она с удивлением поняла, что разговор нарушил ее прежнее бесстрастно-отрешенное состояние, словно в заросший тиной пруд бросили несколько тяжелых камней, и зеленая вода тяжело заколыхалась, выплескиваясь на берег. Камни ушли на дно, и разбежавшиеся круги успокоились. Но внутри нее поселилось какое-то мстительное удовольствие.

— Эрлесса Ниабель, — пропела она, полностью постраиваясь под интонацию Дрея, — если ты взяла с собой телохранителя, то он забыл, что их главная доблесть — быть как можно незаметнее и не издавать лишних звуков. А если все-таки его главная миссия- веселить тебя беседой, то пусть предупреждает заранее, когда нужно смеяться.

— Всегда к вашим услугам, — Дрей картинно упал на одно колено. — Поскольку смех для вас — дело непривычное, можете постепенно готовиться. К обеду я расскажу какую-нибудь историю, как раз успеете собраться с силами.

— Скорость вашего остроумия впечатляет. Если мечом вы орудуете столь же стремительно, то зачем тану Эвнорию нужно было устраивать турнир? Лучше сразу объявить вас победителем всех сражений на Внутреннем океане, во веки веков.

— Не стоит, что вы, — Дрей потупился, прикрывая глаза рукой, — мне вполне достаточно, что лучшая воительница знаменитого Ноккура признала мои скромные заслуги. Не знаю даже, смогу ли я сегодня заснуть от внезапного счастья.

— Жаль, ведь в спящем виде вы гораздо привлекательнее, — Гвендолен отвела кудри от лица по старой привычке — даже коротко остриженные, они продолжали путаться и лезть на глаза.

— В самом деле? Почему? Разве у вас была возможность в этом убедиться? Не то, чтобы я против такого предвосхизщения событий…

— Потому что даете всем возможность отдохнуть от вашего бреда.

Дрей широко улыбнулся, собираясь ответить, но его перебил недовольный голос Ниабель:

— Вы как, еще не утомились? Может, прерветесь ненадолго?

— Клянусь моей шляпой, сестренка, с этим удовольствием ничто не сравнится! Даже занятия любовью, да простят все боги плодородия мое кощунство. Я впервые встречаю равного в тонком искусстве перебранки. Или почти равного, — поправился он через мгновение. Теперь, когда он стоял достаточно близко к Гвендолен, ему приходилось смотреть на нее слегка снизу вверх.

— Судя по тому, что я ваших восторгов не разделяю, этот незнгачительный перевес на моей стороне.

— А вы неискренни, моя дорогая. Я еще понимаю, скрывать свое отвращение — об этом славном умении многое может поведать сестричка Ниабель. Но приятные ощущения зачем прятать?

Наверно, их разговор действительно мог быть бесконечным, учитывая тот факт, что ни один не уступил бы последнего слова. И даже Ниабель, нетерпеливо переступавшая на месте и в раздражении дергающая себя за кружевные манжеты, мало что могла бы сделать. Но раздавшийся из-за деревьев голос произнес такое, что не отвлечься на более насущные проблемы было невозможно:

— Эй вы, двое! Вздумаете бежать — пристрелим! Вы у нас на прицеле1 Поворачивайтесь, медленно, руки на виду! Тебя, недомерок, в первую очередь касается! Потянешься за мечом — пеняй на себя!

На верхней террасе сада возникло не меньше десяти фигур с арбалетами наготове — силуэт взведенной стрелы был хорошо различим даже в темноте. Трое вышли на аллею внизу, держа в руках обнаженные клинки и громко хрустя меликим камешками.

Дрей быстро крутанулся на пятках, но понял всю бесполезность любых молниеносных действий — все выходы из висячих садов были перекрыты.

— Интересно, — протянул он, с тревогой покосившись в сторону побледневшей Ниабель, которая поднесла руки к шее, стараясь прикрыть свои блистающие сокровища, но невольно еще сильнее привлекая к ним внимание, — это вы считаете долгом благодарных гостей не давать хозяевам скучать перед сном?

Он прекрасно разглядел среди нападавших самых заметных воинов из свиты Ноккура, да никто из них особенно и не скрывался.

— Иди сюда, Линн, — бросил один из стоящих на нижней дорожке. — Молодчина, что их отвлекла. А ты, скоморох, отстегни ножны и положи на землю.

Слово, которое выкрикнула после этого Ниабель, не стоило бы повторять не только из-за исключительной непристойности того, что оно обозначало, но в первую очередь потому, что оно заставляло усомниться в высоком происхождении досточтимой эрлессы. Употребляли его обычно только в самых дальних и заброшенных айньских селениях.

— Тогда понятно, почему наша беседа не доставляла вам удовольствия, — в голосе Дрея прозвучала легкая печаль. — Полностью признаю ваше превосходство, но аргумент слишком тяжеловесный. Я бы не стал таким пользоваться.

Глаза Гвендолен сверкнули, и она со стуком швырнула обратно в ножны кинжал, который стискивала в пальцах.

— Ты доиграешься. Ноккур, когда-нибудь мне надоест сдерживаться. А попадать всегда точно в цель ты меня учил сам.

— Ну и куда ты потом денешься? — предводитель рассмеялся, но не вполне от души. — Кому ты нужна, кроме меня? Брось развешивать сопли, Линн, все так прекрансо получилось. На эту золотистую шлюшку в качестве приманки прибежит сам Эвнорий, а за ним — все его родичи. Вся знать Дома Эвнория будет у нас в заложниках, а это значит, мы сможем диктовать любые условия, какие захотим.

— Разве у Ноккура Коварного могут быть любые условия? Только самые изощренные, великолепные в своей жестокости и поражающие беспощадностью! Как он сам! — выкрикнул Дрей, бросая отстегнутый меч к ногам подходящих гладиаторов и восхищенно воздевая руки…

Бывший воин Провидения смерил его тяжелым взглядом.

— Одним из моих условий будет — скормить тебя рыбам. Впрочем. пока я немного послушаю, удастся ли тебе меня позабавить своими речами. Но это не главное…

Он наступил ногой на меч и покосился на проходящую мимо Гвендолен.

— Через несколько дней приезжает посольство Ордена. Чаши. Они думают найти здесь верного союзника и исполнителя их замыслов, но встретят совсем не такой прием, на который рассчитывают.

— Я в полном восхищении, — искренне заявил Дрей, не обращая внимания на веревку, которой ему закручивали руки за спиной. — сначала несколько мешков золота от старины Гирли за надежду вернуть его последнюю страсть. Потом в два раза больше от братишки Эвнория. Теперь вечная покорность от Ордена Чаши. Да еще с любящих родичей Эвнория вытрясешь немало за его освобождение. Учись. учись как следует, моя рыбка, — он обернулся в сторону Гвендолен, — тебе еще очень далеко до своего наставника.

В больших часах, стоящих в парадной зале Дома Эвнория, упала последняя песчинка, и золотые фигуры, обозначающие созвездия, совершили полуоборот, переворачивая чашу с песком под мелодичный перезвон. Наступил полдень.

Человек, полулежащий в кресле с вытянутыми ногами и всем своим видом выражавший полную расслабленность, потянулся и без особой охоты встал. Впрочем, прежде чем подойти к окну, он пристегнул оставленные в кресле ножны, что говорило о том, что невзирая на глубокую лень, он постоянно настороже.

— Луйсар, где ты там шастаешь? — крикнул он вниз, на террасу. — Поднимай корзину, пора пленных кормить!

— Ну так кидай веревку, я что, летать буду? — недовольно пробурчали внизу. — Вечно ему что-то надо. Корми их еще каждый день!

Человек в зале столкнул вниз толстую веревку с петлей на конце, лежащую на подоконнике, снова потянулся и отчаянно зевнул. Стоящая за окном жара изматывала, даже во внутренних покоях, выложенных специальным камнем, не пропускающим тепло. Через некоторое время он подергал веревку, с явным усилием уперевшись рукой в стену.

— Эй, ты им что, на неделю вперед еды положил? — и едва не выпустил свою ношу, взглянув за окно.

— Искренне надеюсь, Иннирон, что неделю мы здесь сидеть не будем.

С этими словами на подоконник забралась Гвендолен. Плетеная корзина, из которой торчали пучки зелени и выглядывало горлышко бутылки, висела у нее за плечами. Она придерживала ее одной рукой, а второй держалась за веревку.