— Да удостоит нынешний властелин Эбры своим благосклонным вниманием пришедших к нему посланцев вандерского правителя, — произнес за занавесью глуховатый вкрадчивый голос. Судя по тому, что губы мужчины на ложе не шевельнулись, говорил кто-то другой, находившийся в комнате.

— Не скажу, чтобы они сильно торопились, — несколько раздраженно заметил человек на ложе, поправляя концы расшитой камнями безрукавки, — или вначале решили засвидетельствовать почтение предыдущему властелину Эбры? Моему бесконечно уважаемому дяде Хаэридиану?

— Предыдущим вы будете называть его на дворцовых приемах, — говоривший выступил на свет. Судя по горбатому носу и сросшимся бровям, в его жилах преобладала таширская кровь. — А наедине с собой вы должны звать его только бывшим, Зальбагар Иначе так и останетесь преемником на привязи. И не беспокойтесь насчет вандерцев — они ваши окончательные союзники.

— Я стараюсь, — разодетый мужчина поморщился, когда одна из рабынь принялась гладить его по ноге. — Можно, я хотя бы при верных союзниках отошлю девок? Мне от них уже с утра тошно.

— Нет, иначе вы к ним никогда не привыкнете и не сможете правдиво поддерживать легенду о своем образе жизни, — непреклонно заметил горбоносый советник. — Кроме того, вандерцы очень ценят мужскую силу. Такое количество женщин должно вызвать у них невольное уважение, это нам на пользу.

— Почему ты не придумал мне какой-нибудь другой образ, — Зальбагар нервно задвигался на ложе, — так же не вызывающий опасения, что я захочу забрать всю власть себе одному? Например, привязанность к вину или к этой серой гадости, которую здесь нюхают перед сном?

— Мерзкой заморской привычки пить вино народ Эбры никогда не простит. А серый порошок вам пришлось бы иногда вдыхать, чтобы сохранять легенду. Разве нужно терять ясность сознания тому, кто не хочет потерять власть? Слишком многие поставили на вас все, что имеют, правитель Зальбагар.

— Если меня замучают эти кобылы, то у вас мало шансов хотя бы что-то из потраченного на меня вернуть. Послушай, Сирри, раз уж ты их ко мне приставил, можешь хотя бы объяснить, чтобы не хватали меня руками?

— Любой мужчина на вашем месте был бы счастлив и доволен, — тонко усмехнулся Сирри.

— А я мрачен и несчастен, понятно? Меня общество женщин никогда не влекло до такой степени, чтобы я был согласен натыкаться на новую в каждой комнате. Мне вполне хватало моей Даллы…

— Искренне сочувствую, — Сирри даже не улыбнулся, но искренности в его голосе было немного, — но ничего другого мы не могли придумать, чтобы показать, что вы меньше всего интересуетесь реальной властью в Эбре.

— Надеюсь, вы побыстрее сделаете так, чтобы у меня появилась возможность это больше не скрывать, — проворчал Зальбагар, раздраженно отталкивая чашу, которую ему протягивала невольница. — Иначе я долго не протяну. Давай, зови своих хваленых союзников, послушаем, что они предложат.

Сирри обернулся, и Гвендолен отпрянула от занавеси, шагнув в комнату вслед за Лейвхаром, Улли и другими. Она шла последней, сосредоточенно глядя на носки башмаков, но не потому, что вандерцы так низко ставили своего скальда, а потому что замешкалась в дверях, пытаясь поймать важную мысль, скачущую в голове. Утро выдалось слишком богатым на события, а предыдущий день — слишком скудным на еду и прочие простые радости жизни, чтобы крылатая дева могла чувствовать себя в достойной форме. Но Гвендолен упорно загоняла в угол сопротивляющиеся мысли, будучи уверенной, что рано или поздно она дотянется до того, что ей нужно.

— Да будет Длинноволосый благосклонен к тебе, правитель страны на южном берегу, — торжественно провозгласил Лейвхар и стукнул об пол секирой. — Твоя удача уже велика — Данстейн прислал тебе нас. И будет еще больше, если ты исполнишь желания нашего конунга.

— Дипломатия никогда не была качеством, которое в Вандере воспитывают с детства, — вздохнул Зальбагар, откидываясь обратно на подушки. — Ты мне твердил, Сирри, что они преданные союзники. Разве заключение союза начинают с требований?

— Это они от чрезмерной скромности, — встряла Гвендолен, неожиданно для самой себя, но Лейвхар с командой продолжали сохранять невозмутимое выражение лица. — Боятся. что потом у них совсем не хватит уверенности в себе, чтобы о чем-то попросить. Неужели ты не заметил, как они робеют, правитель Зальбагар?

Преемник султана уставился на нее, широко раскрыв глаза, но из-за тяжелых набрякших век его взгляд по-прежнему казался полусонным:

— У вас женщинам позволено разговаривать?

— Может быть, поэтому они не вызывают у мужчин такого отвращения, как ваши, — буркнула Гвендолен, не испытывая особой радости, что впуталась в разговор. Особого стремления привлекать внимание к своей особе у нее не было, но неумение держать язык за зубами вновь ее подвело.

— Скальд конунга может говорить всегда и везде, — торжественно провозгласил Улли, выпячивая грудь, из чего у Гвендолен сложилось впечатление. что говорит он в первую очередь о себе. — Ведь песни, которые он слагает, приносят удачу.

— Это правда? — Зальбагар заинтересованно оглянулся на своего советника. — А ты можешь сочинить что-нибудь для меня?

— Мое вдохновение просыпается только если ему что-то пообещать, — Гвендолен показалось, что мысль наконец отыскалась, и она ясно взглянула в лицо Зальбагара, крепко сжимая рукоять меча.

— Всем, всем от меня что-то нужно, — с легкой тоской заметил нынешний султан Эбры. — Давайте тогда по порядку. Какой платы потребуют люди из Вандера? Чтобы я дал им право на прямую торговлю на море?

— Мы уже говорили об этом с твоим мудрым человеком, — Лейвхар мотнул головой в сторону Сирри. — Мы не торговцы, а воины. И нужно, чтобы в войске было больше преданных тебе, а не тому, другому. Мы будем учить твое войско и водить его в походы по пустыне. Сюда приехали те, кто готов или добыть много богатства, или сложить голову под здешними звездами. На море скоро будет править другая сила, как сказал наш мудрый человек — он совсем такой же мудрый, как твой. И там не добудешь столько славы, как мы привыкли.

— Сейчас твои воины только внешне покоряются тебе, а на деле — тому, в чьих руках власть. Но чем больше своих союзников ты поставишь над ними, тем больше власти перейдет к тебе.

— Ну что же, по крайней мере, вы не требуете торжества справедливости и установления новых законов, как некоторые ребята в Эбре, которые очень любят сотрясать воздух своими криками. Я не избавитель от власти ненавистного деспота и не другой деспот, пришедший ему на смену. Я просто другой. Я хочу эту власть, и я ее получу, и не стану долго размышлять над каждым шагом. Ты не передумала мне сочинять песню удачи, рыжая девушка? Хотя если тебе нужна награда, тебе все равно, кому слагать песни.

"Твоему дяде я бы точно не сочинила ни строчки, — подумала Гвендолен, сощурившись. — Потому что никакие славословия не заставили бы его дать мне то, о чем попрошу. А с этим Зальбагаром — кто знает, может и получится?"

— Пусть в каждой строке будет победа, — торжественно провозгласил Улли, и его взгляд, обращенный на Гвендолен, как всегда соединял в себе ревнивое удивление и смутное восхищение.

"Ты думаешь, для крылатой это сложно? — Гвен равнодушно передернула плечами, выдерживая паузу скорее для приличия и для того, чтобы притянуть к себе все взгляды. — Бедняга до сих пор еще не понял, что мы можем соединять человеческие слова, как вздумается".

— С победою пусть правит

Пришедший к власти следом,

Победы песня скальда

Поможет ему множить, — произнесла она чуть нараспев, адресуясь больше к вандерцам, чье учащенное дыхание слышала за спиной.

— Победный клич в пустыне

Повсюду слышат люди,

Вечно властитель станет

Всем победами ведом.

Зальбагар очень пристально смотрел на ее лицо, точнее — на губы, довольно долго выжидая после того, как они перестали шевелиться, затем не поленился приподняться на локте, с сомнением оглядывая вандерских предводителей, но те ни на кого не обращали внимания, замерев в священном восторге.