Шурочка потупилась в сторону бака.

– Где проживаете? – спросил председатель.

– В городе Картошине. Улица Сергеева-Ценского, 8.

– Позвольте, позвольте, это в Карманове улица Сергеева-Ценского.

– У нас тоже. Мы от Карманова не отстаём.

Старшине Тараканову хотелось задать какой-нибудь вопрос, желательно колхозно-бригадирский.

– А как у вас в Картошине с картошкой? – деловито осведомился он.

– Хорошо, – обрадовалась Шурочка. – Из Кашина привозят. Синеглазку. Ну такую картошку с голубыми глазами.

– Вы любите синеглазку? – кокетничал старшина.

– Уй! Натурально!

– Да-да! – сказал капитан. – Синеглазка хороший сорт, но нам сейчас не до картошки. Мы ведь по срочному делу. – И тут капитан хлопнул Васю по плечу. – Надо налаживать механизацию. Понял? Поехал в Карманов, а технику не отремонтировал? Нехорошо, товарищ!

– Да как же товарищ ка… председатель. Редуктор перебрал и гусеницы откувалдил.

– Многое, очень многое нам ещё надо откувалдить, дорогой товарищ.

– Ты уж, Васьк, прости, – встрял и Тараканов, – но я, как бригадир, должен поддержать товарища ка… председателя. Кувалдить так кувалдить!

– Давай, давай, Вася, срочно прощайся с гражданкой… машина ждёт. Вы уж простите, Александра, Вася у нас мастер, без него как…

– Как без пассатижей! – подсказал старшина новую техническую мысль.

– Шура, – сказал Вася, – пойми… отойдём в бурьян.

Они отошли в сторону, и облако заколебалось, заволновалось.

– Ты, главное, не беспокойся, – говорил Вася. – Поезжай в Картошин и будь в Картошине. Я тебя найду. Только в Картошине будь. И оставь для меня в баке хоть пару огурцов.

– Обязательно, обязательно оставлю. Килограмма два, точно.

Вася оттолкнул бак, крепко обнял Шурочку и выбежал из бурьяна.

И облако немедленно разделилось на две части. Одна часть полетела за Куролесовым, а другая осталась на месте. Когда-нибудь они снова воссоединятся, найдут друг друга, сольются в одну большую грозовую тучу, и тогда разразится такая гроза, такой грохнет гром…

Отчего-то взгрустнулось Шурочке. Вася ведь ей и вправду понравился. Хороший всё-таки, чувствуется, парень. Конечно, он всё врёт, никакой он не тракторист и в подвал попал неизвестно почему. А эти, конечно, не колхозники, а скорей всего оперативники, да ведь не в этом дело. Дело в том, что парень хороший.

– Ладно, – решила она, – поеду в Картошин и буду ждать.

И она поехала в город Картошин с остатками облака над головою и с огурцами в баке и терпеливо ждала. Ждала и ждала. Долго.

Шофёр Басилов, дремавший в двусторонней машине под газетой «Вечерний Карманов», был мигом разбужен.

– Глухово! – крикнул старшина ему в ухо.

– Спокойнее, – поморщился капитан. – Глухово – тихое слово.

– Там был третий в кустах, – скороговоркой докладывал Куролесов. – Я – за ним. Он – меня в погреб. Я – прошу слова! Он – пистолет! Выстрел! Смерть!

– Налево… направо… – командовал старшина, – проедем Спасское… вот и Глухово.

Машину повернули к деревне бортом «Спецоблуживание», а капитан и старшина стали переодеваться. Под задним сиденьем нашлись драные телогрейки, ржавый топор, пила. Переодевшись, помазав немного лбы свои машинным маслом, Болдырев и Тараканов превратились в людей совершенно неизвестной профессии. С такими лбами и инструментами они могли сойти за монтёров и за слесарей, за специалистов по устроительству колодцев, за разжалованных трактористов, за строителей придорожных коровников.

– Будем просто пильщиками, – сказал капитан Болдырев.

– Кому дрова пилить-колоть? – вскричал старшина, вылезая из машины.

С таким призывом вошли они и в деревню Глухово. Призыв долго оставался без ответа.

– Эй, да что вы, радетели, – заметила бабуся, сидящая под рябиной, – у нас все дрова давно поколены.

– У меня самого пила «Дружба», – добавил кнутовидный какой-то человек, который вёз на тележке мешок с хлебом. – Очень вы нам нужны!

На это и делали свой тонкий расчёт старшина с капитаном. Они вовсе не собирались пилить дрова, пила и топор были маскировочным материалом.

– Извините, гражданин колхозник, – сказал старшина кнутовидному мужчине, – а нам один человек из вашей деревни, по прозвищу Хрипун, сказал, что наша работа нужна. Где он живёт, Хрипун-то этот?

Так разумненько и осторожно старшина выведывал адрес Хрипуна. Кнутовидный остановил тележку, внимательно оглядел пильщика.

– Ах, вон ты чего, милок! Хрипуна ищешь? Так Хрипун-то – это я!

Капитан замер от ярости. Ему казалось, что старшина слишком уж прямо, слишком в лоб вёл свои расспросы, и вот – на тебе! Попал в десятку. Капитан отвернулся в сторону, дескать, теперь уж, товарищ старшина, выпутывайтесь сами.

Старшина между тем ни секунды не растерялся. Он заулыбался, закрутил усы, закричал радостно:

– Хрипун! Хрипунище! Золотой ты мой человечище! Здорово! Как же тебя раньше не признал? Да это всё твоя кепка проклятая! Под кепкой тебя и не признал! Хрипуша, золото моё! А я ведь приехал тебе дрова пилить, помнишь, ты прошлый год наказывал?

Тут старшина бросил пилу на землю и стал обнимать Хрипуна.

– Чего тебе надо? Чего надо? – отбивался Хрипун. – Первый раз вижу! Отойди, не целуй меня! Мне противно!

– Ах, вон ты как! – орал на всю деревню Тараканов. – Сам звал в гости, а теперь от ворот поворот?!

– Где? Где? Где? – отбивался Хрипун. – Где я тебя звал?

– В пивной. Хрипун-голуба, в пивной в Картошине!

На все эти крики и разговоры из соседних палисадников стали объявляться колхозники и чужие люди. Разинув рты, они издали слушали и шушукались.

– Я не хожу в пивные! Не хожу! – орал Хрипун.

– Не ври, не ври! Ещё креветок брали! Эх ты, а ещё Хрипун! Сам звал в гости дрова пилить.

– А я-то дурак с другом приехал с ка… с капи… с Капитоном! Вот, Капитоша, как Хрипун друзей встречает! Что же ты, Хрипун? Угостил бы хоть помидорчиками маринованными!

Капитан Болдырев понял, что пора поддерживать старшину, который обижался на Хрипуна всё сильнее. Он подошёл поближе к Хрипуну, обнял его и строго поцеловал в губы.

– Здорово, Хрипун, – сказал он, обтираясь рукавом телогрейки.

– И этот целуется! – отпихивал его Хрипун. – Что вам нужно? Дрова пилить? Ладно, идите за мной.

Он прокатил тележку по улице, свернул в проулок, отворотил ворота, завёл капитана со старшиною куда-то за сарай, за которым валялись два длинных и корявых берёзовых бревна.

– Дрова хотели пилить? – сказал он. – Вот вам дрова! Пилите, гады!

Не взяли Васю в деревню, не взяли.

– Да поймите же! – укорял капитана Куролесов. – Пахан меня увидит – с ума сойдёт от ужаса. Он ведь меня убил, а я как новенький.

– Убьёт во второй раз. И не дрогнет. Так что жди в машине. Надо будет – позовём.

Вася маялся на заднем сиденье. Басилов снова накрылся газетой и заснул. От его храпения газета приподнималась, и Вася тогда видел заголовок какой-то статьи: «Разрешаем открыть люк». Что это был за люк, прочитать не удавалось.

Из машины виднелась деревня, и особенно крайний дом, над которым торчала такая длинная антенна, как будто хозяин принимал волны из Рио-де-Жанейро. Странно, что антенну до сих пор не сломал ветер.

Длина антенны нагоняла на Васю далёкие мысли. Он снова вспоминал выстрел и погреб, особенно Шурочку. Часть облака, которую он увёз с собой, маячила над машиной, но Вася облака не видел, он его только чувствовал.

«Какая хорошая девушка, – вспоминал Вася, – самостоятельная, огурцы солёные любит».

Вася долго ещё думал о Шурочке, и все его мысли как-то крутились около фразы: «Самостоятельная, огурцы любит».

Вася вспоминал бурьян и поцелуи, снова чувствовал в своих объятьях приятный холодок эмалированного бака. Он мечтал, а шофёр Басилов храпел, показывая время от времени крупные чёрные слова на газете: «Разрешаем открыть люк».