Глава двенадцатая

Цена вопроса

I

Фокус со временем, который проделал президент Народного банка Буров, оказался до банальности прост: пять тысяч долларов от анонимного отправителя на валютный счет главной бухгалтерши риэлторский фирмы «Прожект», вежливая просьба по телефону — и покупка квартиры для Галины Сомовой была оформлена задним числом. «Бизнес-вумен» призналась в этом Артисту без всякого смущения, а даже как бы с гордостью за свое умение делать бабки из ничего и с тонким намеком на то, что усталому наемнику не придется думать о прозе жизни, если.

Воистину: люди не ведают, что творят.

«Бизнес-вумен» и представить себе не могла, какое драматическое воздействие окажет ее маленький невинный гешефт на судьбу неизвестного ей Калмыкова. Точно так же она и понятия не имела, что ее признание поставит точку в ее романе с усталым наемником.

— Женщина может быть некрасивой, но женщина не должна быть пошлой, — сделал общий вывод Артист и попенял персонально мне: — Твой Буров такой же пошляк, мог бы придумать что-нибудь более остроумное.

— Почему это он мой? Он такой же мой, как и твой, — решительно отмежевался я от легендарного господина Бурова. — То, что он пошляк, это полбеды. Хуже, что он точно такой же игрок, как и Мамаев.

— Такой же шулер, — внес интеллигентную поправку Док.

— Такое же говно, — придал ей эмоциональную окраску Муха.

— И такая же, если разобраться, сволочь, — подвел итоговую черту Боцман.

— Вы думаете, я буду с кем-нибудь из вас спорить? — спросил Артист. — Да никогда!

* * *

Мы сидели в нашем полуподвале на Неглинке и ждали Тюрина. Он позвонил мне в Затопино в десятом часу утра, приказал собрать в офисе «МХ плюс» всю команду, включая Дока, и ждать его. Я не очень люблю, когда мне приказывают, но по голосу Тюрина понял, что произошло что-то из ряда вон выходящее. А поскольку у нас с ним никаких общих дел, кроме тех, что связаны с Калмыковым и Мамаевым, не было, предмет встречи не вызывал сомнений.

Тюрин обещал подъехать к часу дня, но в час не приехал. Не было его и в половине второго. Док озабоченно посмотрел на часы и заявил, что больше ждать не может.

Свалившиеся на счет реабилитационного центра сорок тысяч долларов от Народного банка и пятьдесят тысяч от «Интертраста» сделали реальной его давнюю идею организовать отделение центра в какой-нибудь глухой подмосковной деревеньке. Чистый воздух, спокойная сельская жизнь, труд на земле, коровы, лошади. А если бы удалось сделать хозяйство самоокупаемым, о большем и мечтать нечего. Поисками подходящего места он и занимался, чтобы успеть оборудовать филиал центра до наступления холодов.

В его идее было что-то утопическое, вроде четвертого сна Веры Павловны. Да не в деревеньке с лошадками и коровками нужно готовить к возвращению в нынешнюю российскую жизнь пациентов реабилитационного центра, а в вольере с волками. Лучше — с голодными. Но я не стал своими мизатропическими мыслями сбивать Доку его высокий душевный настрой.

Док сказал, чтобы в случае чего мы вызвонили его по мобильнику, и укатил, а мы остались ждать Тюрина.

* * *

Настроение у нас было не из лучших. Мы рассчитывали, что удастся убедить Калмыкова отказаться от намерения прикончить Мамаева, если доказать ему, что Буров никакой не благодетель, а точно такой же шулер, как и Мамаев, а карта в их игре — он, Калмыков. Но теперь, после того, что произошло в Сокольниках, вряд ли этот довод на него подействует. На меня бы уж точно не подействовал.

В два, когда мы уже собрались уезжать, Тюрин позвонил и сказал, что сейчас будет. Через десять минут он подъехал на своей темно-вишневой «Вольво»: небритый, невыспавшийся и от этого еще более высокомерный.

— Где Калмыков? — с порога спросил он.

Ответом ему было молчание.

— Не знаете, — заключил он. — Плохо, джентльмены. Это плохо.

— Но и вы не знаете, — заметил я. — Это хорошо.

— Чего же тут, твою мать, хорошего?

— Если бы его взяла милиция, вы бы знали.

— Усрутся они его взять!

Он расположился за столом, молча посидел, уткнув подбородок в сомкнутые замком руки, и проговорил таким тоном, каким заключают содержательное информационное сообщение:

— Вот такие дела.

— Какие? — спросил я. — Вчера вы уже дали делам оценку. Она изменилась?

— Что я сказал вчера?

— Говно.

— Так то было повидло. Вы клиентов угощаете кофе?

— Предусмотрено, — подтвердил Муха.

— Так чего же ты ждешь? Угощай.

— А вы клиент?

— Самый что ни на есть. Я хочу вас нанять.

— Что за работа? — поинтересовался Муха, раскачегаривая кофеварку «эспрессо».

— Херовая работа.

— А бабки? — спросил практичный Боцман.

— Бабки хорошие.

— Это уравновешивает, — заключил Артист. — Вам остается сказать, в чем будет состоять наша работа.

— Нужно сохранить Мамаеву жизнь.

— Он уже предлагал нам взять на себя его охрану, — напомнил я. — Мы отказались. Сегодня ситуация в десять раз хуже, чем была неделю назад.

— В сто, — поправил Тюрин. — Еще вчера шансы были примерно пятьдесят на пятьдесят. Сегодня они: один на сто.

— Тем более. С чего он взял, что мы согласимся?

— Работу вам предлагает не он. Работу вам предлагаю я. И я не сказал: охранять Мамаева. Я сказал: сохранить ему жизнь.

— Какая разница?

— По результату: никакой. По методу — очень большая. Защитить его не сможет даже рота ОМОНа. Вариант только один: отговорить Калмыкова.

— Как?

— Если бы я знал, к вам бы не пришел.

— Если бы мы знали, мы сделали бы это без вашего заказа.

— Мотивы у нас с вами разные, но цель одна. Благие порывы — дело хорошее. Знаю по опыту. Ни за какие деньги человек не совершит такого преступления, какое он совершает бескорыстно, единственно по душевному влечению. Но материальный стимул никогда не бывает лишним. Это я тоже знаю по опыту. Поэтому и хочу вас нанять.

— Сколько? — снова всунулся Боцман.

— Сейчас скажу. Если Мамаев останется жив, высвечивается миллион.

— Рублей? — Баксов. Половина мне, половина вам. Муха поставил перед Тюриным чашку кофе и предупредительно, как разговаривают с тяжело больными, посоветовал: