– Вах, Саша! – князь отдал рог ближайшему собутыльнику и двинулся к нам навстречу. – Сто лет тебя не видел, дорогой! Заходи, гостем будешь.

Не дойдя до нас десятка шагов, Кипиани выразительно посмотрел на Юлю, схватился за сердце и рухнул на пол, явно изображая обморок.

– Какая красавица! – возопил он, поднимаясь на колени. – Я сражен вами, сударыня. Прошу, назовите ваше имя.

– Юлия, – заметно смутившись, ответила девушка.

– Прошу к нашему столу, – князь все еще стоял на коленях и простирал к ней руки. – Ваша красота затмила сегодня петербургское солнце. Но, клянусь честью, если бы мы были в Грузии, вы затмили бы и ее солнце! Осветите своим присутствием наше застолье. И если вы не подарите мне сегодня танец, я умру от тоски!

Юля растерянно посмотрела на меня.

– Прошу к столу, – улыбнулся я в ответ. – Отклонить такое приглашение – значит нанести кровную обиду.

– Почетное место нашим дорогим гостям! – вскричал Кипиани, вскакивая на ноги.

За столом возникла суета. Два места рядом со стулом князя освободились почти мгновенно. Повинуясь знаку Кипиани, музыканты заиграли медленную мелодию. Я отступил чуть в сторону, и Юля поплыла к столу, рдея и смущаясь под множеством взглядов.

Князь ненадолго задержался около меня.

– Стол пополам? – спросил я его.

– Обижаешь, ты мой гость!

Мы медленно двинулись к столу.

– Обставил, кобеляка, – шепнул мне Кипиани на ухо, указывая глазами на вышагивающую впереди Юлю.

– Клинья будешь подбивать – зарежу, – тихо пообещал я.

– Что ты, дорогой! Пошли, сейчас тосты говорить будем.

Грузинское застолье увлекло нас. Кипиани непрерывно произносил тосты, выполняя роль тамады, веселье перехлестывало через край, и даже Юля, в начале сидевшая с отстраненным видом, быстро увлеклась, весело смеялась и одаривала благосклонными взглядами тех, кто отпускал ей комплименты. Уступив настойчивым просьбам Давида, она станцевала с ним грузинский танец, прилежно изображая из себя полную достоинства грузинку, в то время как лысеющий и заметно обрюзгший Давид выделывал вокруг нее затейливые коленца под заводной ритм оркестра.

– Ты давно знаешь Кипиани? – спросила она меня, после того как князь произнес напыщенный тост в честь «своего давнего друга Александра Юсупова».

– С юности, – ответил я. – Когда нам было по семнадцать-восемнадцать лет, мы облазили почти все петербургские рестораны и злачные места. Да и в Тифлис как-то ездили кутить, на целых две недели. Сколько же мы тогда вина выпили и танцев перетанцевали! – О количестве покоренных мной вместе с Давидом женщин я предпочел умолчать. – Так, как гуляют грузины, не гуляет никто. У них совершенно особое отношение к жизни. Я многому научился у Давида.

– Гулять и пить?

– Нет, легко относиться к жизни.

– А что было потом? – в глазах Юли горел неподдельный интерес.

– Потом я уехал в Китай и продолжил учиться там.

– А Кипиани?

– Он по-прежнему гуляет и пьет.

Застолье неслось своим путем: грузинские блюда, приготовленные в полном соответствии с традициями, тончайшее вино, музыка и песни грузинского хора...

Ближе к полуночи Кипиани сам поднялся с рогом в руке и затянул песню.

– Мне кажется, нам пора, – склонился я к Юлиному уху. – Они здесь будут гулять еще до утра.

– Да, пожалуй, – согласилась Юля. – Я так много сегодня съела... и выпила. Пойдем, пожалуй.

Впрочем, само прощание с Давидом заняло едва ли не час. Кипиани решительно не хотел отпускать нас, буквально заставил меня выпить еще несколько бокалов вина и спеть с ним на пару «Я могилу милой искал...». Когда же, наконец, удалось получить милостивое разрешение покинуть застолье, я громогласно пригласил князя Кипиани к себе в гости, подал руку не очень твердо стоявшей на ногах Юле и двинулся к выходу.

На пороге ресторана мы остановились. Юля в изумлении уставилась на ожидавший нас с открытой пассажирской дверцей «Роллс-ройс».

– Мы приехали не на этой машине, – решительно заявила она, немного подумав.

– Да, – согласился я. – Но отсюда поедем на этой. Я выпил слишком много, чтобы сесть за руль.

– А где твой «Мерседес»?

– Его отогнали в гараж.

– Там же мои покупки!

– Не волнуйся, они никуда не денутся.

– А когда ты успел вызвать эту машину?

– Когда ты танцевала с Кипиани.

– А я думала, ты обо всем забыл и совсем захмелел. Да и вечеринка была такая, что обо всем можно забыть. Ты что, никогда не расслабляешься?

Я сдержано улыбнулся.

– И что теперь? – она пристально посмотрела мне в глаза.

– Если хочешь, можем поехать ко мне. Я покажу тебе свою оранжерею. Ты ведь любишь цветы?

Юля долго молчала.

– Да, твою оранжерею я бы посмотрела с удовольствием, – произнесла она наконец.

Ее руки обвили меня. Я склонился к ней, и мы слились в поцелуе.

Когда я проснулся, то не сразу понял, который час. Было пасмурно и, глядя в окно, нельзя было тотчас разобрать, стоит ли на улице петербургская белая ночь или наступило утро. Взглянув на каминные часы, я увидел, что уже девять. Осторожно, чтобы не разбудить спящую Юлю, я вылез из-под одеяла, накинул бухарский халат и вышел из спальни. В приемной меня встретил секретарь.

– Доброго утра, ваша светлость. Вам хорошо спалось?

– Замечательно, – усмехнулся я. – Что с распоряжениями, которые я передал вчера днем?

– Все исполнено, ваша светлость. У меня только вопрос. На среду было назначено совещание с председателями советов директоров и управляющими вашими предприятиями. Его прикажете тоже провести без вас?

– Нет, перенесите на неделю. Я хочу провести его сам. Принесите извинения участникам от моего имени. Скажите, что я выполняю личную просьбу императора и патриотический долг.

– Слушаюсь, – на лице у Анатолия промелькнула насмешливая улыбка.

Я холодно посмотрел на него. Анатолий заметно смутился, занервничал, выронил блокнот, который держал в руках, поднял его и потупился.

– Анатолий, вы действительно считаете, что я могу врать в тех случаях, когда речь идет о патриотическом долге и императорской фамилии? – строго спросил я.