– Ваше сиятельство, только что звонили из Зимнего дворца, – доложил Анатолий. – Кортеж его императорского величества прибудет к нам через пять минут.

– Что?! – я не поверил собственным ушам.

– Император по дороге из Царского Села выразил желание заехать к вам.

– Ясно, – я бросил трубку, сунул открытку в карман и заспешил к главному входу.

Когда я вышел к центральной лестнице, император уже входил во дворец.

– Здравствуйте, князь, – приветствовал он меня. – Вот, решил навестить. Не обременю?

– Что вы, ваше величество. Вы всегда желанный гость в моем доме, – я пожал ему руку.

– Наслышан о красотах вашего дворца. Да и вы меня, помнится, приглашали. Извольте же провести экскурсию, ваша светлость, – с дружеской улыбкой произнес император.

Мы поднялись на несколько ступеней, и император жестом приказал сопровождающим оставаться внизу.

– С чего прикажете начать? – поинтересовался я.

– Покажите мне ту комнату, – тихо попросил император.

Я понял, о какой комнате он говорил. Мы двинулись длинными коридорами первого этажа. Проходя через шестигранный зал, я указал на одну из комнат:

– Здесь они ожидали.

Император понимающе кивнул.

Мы спустились по старой узкой деревянной лестнице. Грузный император с трудом протиснулся в дверной проем, выходя к ней. И вот мы вошли в ту комнату. Государь обвел помещение сумрачным взглядом и неспешно произнес:

– Похоже, здесь ничего не меняли с той ночи.

– Все сохранено, – подтвердил я. Император перекрестился на богато инкрустированное каминное распятие.

– Именно этот крест и рассматривал Распутин, когда дед выстрелил в него, – сказал я.

– И после этого Гришка еще сумел выскочить во Двор и чуть не спасся, – заметил государь.

– Мой дед отвратительно стрелял, – пожал я плечами.

– Зато мой бил без промаха.

Я отвел глаза в сторону.

– Ведь это Дмитрий Павлович уложил «старца», – усмехнулся император. – Не Пуришкевич же, у которого револьвер в руках трясся.

– Для любого подданного империи такое заявление было бы святотатством, – заметил я.

– Но мы-то с вами можем говорить начистоту. Для обывателя власть должна быть священна. Но если те, кто на вершине, уверуют в свою непогрешимость и богоизбранность, то обрекут себя на неминуемую гибель. Вы понимаете, почему я к вам приехал сегодня? Я правильно выбрал место для беседы? – государь обвел рукой комнату.

– Здесь менее всего возможна установка прослушивающих устройств, – я сделал вид, что не понял намека.

– Хватит ходить кругами, – государь тяжело опустился на венецианский стул.

Я подошел к стоявшему в стороне сервировочному столику, выставил на стол два бокала и разлил в них вино.

– Ого, Мадера, – заметил государь.

– Так хотел мой дед, чтобы здесь всегда была бутылка с Мадерой, – ответил я.

– А вы, Юсуповы, оказывается, сентиментальные люди.

– Так повелось, государь. Внешне жесткое должно иметь мягкий сердечник. Внешне мягкое должно таить в себе жесткость. Иначе не выжить в этом мире.

Император выжидающе посмотрел на меня.

– Вы правы, государь, – произнес я, – все признаки секты налицо. Да, учение Гоюна привлекает все больше последователей, притом секта «Небесного предела» целенаправленно вербует сторонников в разных странах и на всех социальных уровнях. Да, Гоюн старается завладеть экономическими рычагами. Да, он пытается приобрести политическое влияние.

– Пытается приобрести?! Он сумел заварить кашу с объединением немецких государств, чем чуть было не спутал нашу политику в Европе. Он привел к власти в Китае свою группировку чиновников. Да он уже весьма влиятельная фигура!

– Я бы не переоценивал роль Гоюна в этих событиях, ваше величество. Сложно было бы представить, что такая мощная держава, как Китай, не попытается возвыситься, а такой значимый регион, как Западная Европа, безропотно подчинится русскому влиянию и не даст адекватного ответа. Россия сейчас гегемон в мире. Естественно, что любые значимые международные события затрагивают ее интересы. Вот и получается, что и Пекин, и Мюнхен выступают против Петербурга. С кем им еще бороться? Америка не игрок. Гоюн просто оказался в нужном месте в нужное время: он дал китайским реформаторам идеологию и оказался посредником при тайных переговорах немецких государств. Но не он так другой. У истории свои законы, и эти события все равно бы произошли.

– Вы считаете, что Гоюн здесь ни при чем?

– Я говорю о причинах событий. Гоюн умело воспользовался ими и взлетел на самую вершину – это говорит о недюжинном уме. К тому же он активный политик, так что сбрасывать его со счетов нельзя.

– Так он опасен или нет? – нахмурился государь.

– Опасен, но не тем, о чем вы говорите. Он сумел создать учение, которое завладело умами миллионов. Бедные и богатые, знатные и худородные, стяжатели и бессребреники видят в нем пророка и мессию, а быть пророком и мессией может только очень сильная личность. Народы не пойдут за слабым вождем, им нужен тот, кто затронет в их умах и душах самые чувствительные струны. И, похоже, Гоюн умеет это делать.

– Так в чем же его учение?

– Банальности. Не убий, ни укради, следуй мировому Дао, ищи просветления. Все, что есть во всех мировых религиях. Мудрые вещи вообще до обидного банальны. Что бы ни открыл, все уже многократно сказано и растиражировано.

– Так чем же он берет?

– Тем, что понимает, о чем говорит и с кем говорит.

– А может быть, он и есть пророк и мессия? Или лжепророк и антихрист? И будет говорить гордо и богохульно, и дана ему будет власть? – государь испытующе посмотрел на меня, но я выдержал этот взгляд.

– Я не готов еще ответить на этот вопрос, ваше величество. Но я обязательно узнаю это.

– Каким образом?

– На ловца и зверь бежит, – я достал из кармана открытку и протянул императору.

– Что это? – государь рассеянно скользнул взглядом по иероглифам.

– Приглашение от Ди Гоюна посетить его поместье в Калифорнии в любое удобное для меня время.

В комнате повисло молчание.

– Вообще-то, по правилам этикета, прилично было бы направить приглашение на русском, английском или французском языке, – заметил наконец император.