– Ты никогда не был мстительным.

– Я и сейчас не стремлюсь отомстить, я просто забочусь о будущем.

Я вышел из дворца митрополита. На душе было мерзко. Да что там говорить, я был откровенно зол на себя. Филарет, как я и предполагал, оказался исключительным занудой. Конечно, я встречался с ним раньше, но только на официальных приемах, в присутствии огромного количества народа, где всегда имел возможность отвязаться от не в меру энергичного митрополита с помощью нескольких вежливых и ничего не значащих фраз. Теперь, связанный обязательством перед государем, я был вынужден больше часа выслушивать монолог его высокопреосвященства. Именно монолог, потому что, вопреки ожиданию, Филарет вовсе не пытался о чем-то со мной посоветоваться, а лишь обкатывал на мне тезисы своих грядущих выступлений: перед лицом грозной опасности запретить распространение всех неправославных учений в «традиционно православных землях» и пропаганду «новых богомерзких учений» по всему миру, призвать всех православных бороться против бесовства и утверждать свет истинного христианства. Все это в разных интерпретациях я слышал уже не однажды, и мне стоило немалого труда переварить новую порцию этой каши. В конце концов, наскучив пустой болтовней, я прервал излияния Филарета:

– Все, что вы говорите, ваше высокопреосвященство, чрезвычайно интересно. Безусловно, ваша паства оценит все сказанное вами по достоинству. Но я не советовал бы вам вступать в противоборство с Гоюном.

– Вы считаете, князь, – Филарет пристально уставился на меня, – что бороться против бесовства не есть долг каждого христианина?

– Бороться против бесовства – долг каждого честного человека, – ответил я. – Просто каждый должен выбирать задачу по силам. Мудрый воин не выходит на бой, который не сможет выиграть.

– Так вы считаете, что святая церковь не в состоянии справиться с Гоюном? – спросил Филарет.

– Конечно, нет, – продолжал хамить я. – Между вами разница, которая и определит ход соперничества. Гоюн умеет слушать оппонента, а вот вы, к примеру, Владыко, слушаете только себя. Гоюн сражается с реальным противником, а вы себе противников выдумываете. И пока вы гоняетесь за призраками, Гоюн имеет все шансы нанести вам смертельный удар в самое уязвимое место.

– Но государь вас рекомендовал как, гм, эксперта по китайским верованиям. Значит ли это, что его величество ошибся в вас и вы не в состоянии найти слабые места в учении Гоюна?

– Отчего же? Я-то могу найти слабые места, но вы не в состоянии в них ударить. Ваше вмешательство только усилит Гоюна. Он мастер. Неумелая атака на него опасна для самого атакующего, ибо он всегда найдет возможность извлечь выгоды из суеты своего врага.

– Например?

– Ну, например, ваша нетерпимость может испугать неправославное население и сорвать экуменическую работу патриарха. В результате русская православная церковь утратит часть своего влияния в России, а Россия – часть своей популярности в мире. Вы оттолкнете тех, кто мог бы стать нашим союзником, а уже Гоюн постарается утешить этих отвергнутых.

– Но, ваша светлость, – на лице Филарета появилась глумливая улыбка, – число православных неуклонно растет даже среди традиционно неправославных народов. В Америке ежегодно тысячи католиков и протестантов переходят в нашу веру. В буддийских странах – сотни тысяч. Даже Европа становится все более православной.

– Американцы и жители бедных азиатских стран переходят в православие только потому, что главная православная держава, Российская Империя, – это еще и самая богатая и развитая страна в мире. Они хотят быть причастными к ее успеху и процветанию, и религия помогает им в этом. Духовные же вопросы волнуют меньшинство из новообращенных. Уверяю, что если бы процветала Америка, многие нестойкие в православии бежали бы по той же причине в протестантизм или католицизм.

– Пусть так. Но ныне, слава богу, – Филарет истово перекрестился, – православный крест воссиял над миром. Не время ли сейчас утвердить православный порядок на всей земле?

– Может быть, – пожал я плечами. – Никогда не размышлял над этим вопросом. Я, как вам известно, частное лицо.

– Но государь указал вам помочь мне одолеть врага православия Ди Гоюна.

– Я согласился поговорить с вами, так как считаю, что Гоюн действительно представляет опасность для нашего мира. Но сейчас я вижу, что вы совершенно не годитесь в противники Гоюну.

– Вот как? – Филарет явно злился.

– Да, ведь вы живете в мире, который придумали сами. Видеть мир таким, какой он есть, вы отказываетесь. А Гоюн – нет.

– Тогда в чем его слабость?

– Его слабость в том, что он пошел в политику и пытается играть роль в экономике. Но вы на этом поле еще слабее.

Кой черт дернул меня так общаться с митрополитом? Мы расстались врагами, но сейчас меня это не особенно заботило. Я злился на себя, потому что не сумел держать язык за зубами. Куражился, как мальчишка...

Подходя к привратной церкви, я заметил, что на меня пристально смотрит какой-то монах. Несколько секунд мы рассматривали друг друга, а потом я узнал:

– Серж?

– Зосима, – поправил он меня.

– Ах да, я слышал. Ты, кажется, уже десять лет как принял постриг.

– Девять.

– Извини, запамятовал.

– Ты как здесь?

– Бог привел, – усмехнулся я. – Государь просил с Филаретом поговорить.

– Верно, испытание для тебя.

Я криво усмехнулся:

– Не сдержался.

– Да я тебя спокойным и не помню.

– Так ведь сколько не виделись! Я-то думал, что успокоился.

– Видать, нет.

Мы медленно двинулись по монастырской дорожке.

– Может, со стороны и видней. А ты как живешь? Смотрю, при самом митрополите обитаешь?

– Да, в том-то и беда, – тяжело вздохнул Серж. – Тяжко мне здесь. Я уж сколько прошу в монастырь меня отпустить. Суета здесь.

– Оно и понятно, – усмехнулся я. – Связи Ягужинских митрополиту нужны.

– Я Зосима, – с напором сказал Серж.

– И для митрополита?

Серж вздохнул и потупился.

– Ну а тебя что сюда привело?

– Долг. Государь попросил с Филаретом поговорить. Он, видишь ли, с учением «Небесного предела» сразиться решил, а я вроде как эксперт по восточным делам.