Мысленно я послал несколько ласковых слов тому, кто устроил мне это, но тут же понял, что должен пройти свой путь до конца. За годы, проведенные во главе одной из крупнейших в мире корпораций, за все советы, которые я давал когда-либо власть предержащим, я должен был ответить сейчас. Я должен был предотвратить мировые потрясения, революции, диктатуры и грядущую мировую войну. И только после этого меня готовы были отпустить. Я мог уйти и без того, но тогда бы я знал, что вина за все, что произойдет в дальнейшем, будет лежать на моих плечах. Я увидел улицы, наполненные людьми, спешащими по своим делам и не подозревающими о том, что весь мир, который они считают таким прочным и незыблемым, может рассыпаться в одну минуту. Я увидел детей, играющих в школьном дворе, и понял, что обязан дать им еще один шанс.

Я уже готов был бежать из парка, проклиная всех рыцарей со всеми их замками, и вдруг увидел, что навстречу мне по дорожке спешит Юля. Я бросился к ней и обнял ее так, как никогда еще не обнимал.

– Как ты? – спросила она, когда я наконец позволил ей отстраниться. – Я так боялась за тебя.

– Все хорошо, – ответил я. – Теперь все хорошо. Спасибо тебе, Юленька, без тебя бы я погиб.

– Они мне не верили, – Юля прижалась ко мне. – Я им говорила, а они только смеялись надо мной. Слава богу, Хо поверил.

– Он умница, – улыбнулся я. – И ты умница, что нашла его.

– Я так боялась.

– За меня?

– Да. – она посмотрела на меня глазами, полными слез. – Я тебя больше никуда не отпущу.

– Я тебя тоже, – улыбнулся я. – Сейчас ты мне нужна как никогда.

– Только сейчас? – растерялась Юля и даже, кажется, немного сникла.

Я улыбнулся. Женщина всегда остается женщиной.

– Нет, я хочу, чтобы ты осталась со мной навсегда.

Юля вдруг остановилась, и мне пришлось встать лицом к ней. К ней – и еще к «тевтонскому замку», охранявшему пруд. Запрокинув голову, Юля серьезно посмотрела мне в глаза и, глубоко вдохнув, спросила:

– Да? И кем же я буду, если останусь с тобой?

Я только на секунду отвел от нее взгляд, чтобы посмотреть в глаза тевтонскому рыцарю, и ответил:

– Если захочешь, будешь княгиней Юсуповой.

На государе был костюм джигита, а сопровождали его два охранника-вайнаха, вооруженные саблями и кинжалами. «Что это за маскарад?» – подумал я и тут же спохватился. Ну, конечно же! Сегодня День воссоединения России и Кавказа. Ровно восемьдесят пять лет назад социалистическое правительство Грузии объявило о прекращении сопротивления и капитулировало перед Российской армией. К этому моменту Азербайджан и Армения уже вернулись в состав России, и с тех пор этот день, пятое декабря, считался днем воссоединения России и Кавказа. Нельзя сказать, что с капитуляцией Тифлиса, или Тбилиси, как теперь назывался этот город, кавказская война окончилась совершенно. Что же до чеченцев и других народностей Северного Кавказа, то ни права особых экономических зон, ни заигрывания со старейшинами, ни масштабные карательные операции долго не давали там необходимого эффекта. Боевые столкновения казаков и регулярных частей с горцами продолжались до сорок восьмого года и потом неожиданно сошли на нет. Очевидно, почувствовав все возрастающую мощь империи, вайнахи просто сочли дальнейшее сопротивление бессмысленным. Как ни странно, после этого они стали одними из самых преданных подданных империи и дружно отказались от статуса автономной территории на референдуме пятьдесят первого года. Меня всегда удивляла эта особенность местного менталитета, когда уважается лишь сила, а любое желание договариваться и искать компромисс воспринималось как признак слабости. Но, так или иначе, пока империя пребывала в стабильности и была на вершине могущества, за лояльность народов Северного Кавказа можно было не опасаться. Дошло до того, что джигиты из Чечни участвовали в эскортировании особы императора и некоторых официальных лиц империи во время официальных церемоний, особенно таких, как День воссоединения с Кавказом.

Повинуясь жесту государя, джигиты застыли у двери, а сам император направился ко мне.

– Князь, к сожалению, у меня мало времени, – обратился он ко мне. – Сейчас уезжаю в Зимний, но вначале хочу лично поговорить с вами. На завтрашнее утро назначено совещание по волнующей нас проблеме. Все участники выступят со своими предложениями, и я рассчитываю, что свои соображения выскажете и вы.

– Разумеется, ваше величество, – ответил я.

– У вас уже есть идеи? Поймите меня правильно, мне важна именно ваша точка зрения.

– Как специалиста по Востоку?

– Не совсем. Буду откровенен с вами, князь, у меня много советников. Но все они видят только часть проблемы: Шебаршин – угрозу безопасности государства, Вольский – экономический кризис, Нессельроде – угрозу военного конфликта, а вот увязывать все нити в единый узел получается только у вас. Я жду от вас того же, что вы дали мне пятнадцать лет назад: четких и адекватных рекомендаций. Вы можете предложить что-то конкретное?

– Скорее идеология, которая ляжет в ее основу.

– Вот как? Что же, идеология – это тоже неплохо. Мне казалось, что ситуация зашла так далеко, что нам, скорее, нужны практические действия, чем просто декларации. Вы же знаете, к экономическим проблемам добавился политический кризис. Китай ведет себя более чем агрессивно.

– Вы правы, ваше величество, ситуация зашла очень далеко. В этих условиях недостаточно отдельных мероприятий. Надо действовать исходя из единого плана, иначе нас ждет провал. А каждый план должен базироваться на четком понимании идеологии.

– Согласен. Но мне важна также программа практических действий. Вы уже поняли, как победить Гоюна?

– Я понял, где его слабости. Победа или поражение – это всегда вопрос случая.

– Возможно. Но все же я предпочитаю не полагаться на случай. Вы давно поняли, что Гоюн опасен для нас?

– Сразу.

– И вы знали, как с ним справиться?

– Нет, вначале я растерялся.

– Почему?

– Потому что я понял, что он сильнее.

– Что вы имеете в виду?

– Только то, что сказал. Идеологически он прав, абсолютно прав... критикуя наш мир. Он говорит о том, что высшие классы манипулируют низшими и со временем неизбежно поплатятся за это. Россия по своей прихоти распоряжается судьбами остальных стран, и только их временная слабость и наша мощь сохраняет этот порядок вещей. Разве это не правда?