– Четыреста тысяч, – Хо явно смутился.

– Что же, как начинающий актер вы себя явно переоценили, а как мастер ушу недооценили. Но я, право слово, не готов покупать неизвестный сценарий. Да и кино не моя стихия. Я не вкладываю капитал семьи в зрелища.

– Почему?

– Как сказал один русский поэт: «Я не люблю манежи и арены, на них мильон меняют по рублю». Кстати, вы уверены в коммерческом успехе вашего фильма?

– Абсолютно. Он, без сомнения, соберет кассу и в России, и в Китае. В российском кинематографе по-настоящему хороших фильмов о боевых искусствах еще не было...

– Я знаю, – прервал я его. – Я должен увидеть ваши актерские работы и ваш уровень ушу. После этого я приму решение, кому из киношников рекомендовать вас. За вас ручался мой наставник, поэтому я не оставлю вас без помощи, но вкладывать деньги в столь рискованное предприятие сам я пока не готов. Вернемся к этому разговору вечером.

– Хорошо.

– Вы сегодня уже обедали?

– Нет.

– Не составите мне компанию? Я как раз собирался пообедать. Я угощаю.

– Благодарю вас. С большим удовольствием.

Я взял трубку внутреннего телефона.

– Анатолий, закажите отдельный кабинет в «Максиме». Пусть накроют на две персоны. И пусть подадут «Роллс-ройс». Мы с господином Хо едем обедать.

– Вы не обедаете у себя дома? – удивился Хо.

– Рестораны «Максим» в Париже, Петербурге и Нью-Йорке принадлежат мне, – улыбнулся я. – Так что можно сказать, ем у себя. Кроме того, надо же хоть изредка инспектировать свою собственность.

Мы вместе вышли на улицу и сели в автомобиль.

– У вас хорошая машина, – заметил Хо, любовно поглаживая мягкую и гладкую кожу сиденья.

– Статус обязывает, – буркнул я. – Скажите лучше, Хо, вы слышали что-либо о Ди Гоюне?

– Слышал, конечно. Он глава школы «Небесного предела». Некогда обучался у нашего наставника.

– Что скажете о нем?

– Он большой мастер.

– А еще?

– А разве нужна другая характеристика?

– Не помешала бы. Что вы скажете о его школе «Небесного предела»?

– О школе или об учении?

– И о том, и о другом.

– Его учение отражает его понимание. А школа... Когда человек достиг мастерства, он может позволить себе играть в игры.

– В его игры вовлечены миллионы людей и огромные капиталы.

– Если Гоюн сумел привлечь их, то это лишь доказывает, что Гоюн большой мастер.

– Если он большой мастер, то зачем ему взваливать на себя такую ношу?

– Но ведь вы, господин Юсупов, насколько я понимаю, тоже управляете немалым капиталом и на вас работают тысячи людей.

– Мне это досталось по наследству, после гибели старшего брата. Может, вы мне и не поверите, но иногда я не понимаю, зачем тащу эту обузу. Для безбедной жизни лично мне достаточно нескольких тысяч рублей в месяц. Оборачивать для этого миллиарды вовсе не обязательно.

– Так бросьте предпринимательство, господин Юсупов.

– Может быть, и бросил бы. Но на предприятиях, принадлежащих Юсуповым, работают тысячи людей. Я отвечаю за них. Если я передам семейные дела в руки недобросовестных людей, то предам своих работников. Кроме того, я отвечаю перед семьей за ее имущество.

– Вы странный человек, господин Юсупов.

– Почему вы так считаете?

– Вы обладаете всем, о чем мечтает большинство людей, и тяготитесь этим.

– Может быть, я и странный. А может, просто хорошо знаю, с чем имею дело. Как бы то ни было, создавать подобную империю самостоятельно мне не пришло бы в голову.

– Но я только недавно видел сообщение о том, что вы купили новое предприятие.

– Это другое дело. Система, которая не развивается, – гибнет. Раз уж начал игру, будь любезен соблюдать ее правила. Но, ей-богу, когда я покидал дом досточтимого Ма, у меня были совсем иные планы.

– А чего вы хотели?

– Того, что, увы, не сбылось. А вот зачем Гоюн добровольно взвалил на себя огромную ответственность, если он мастер?

– Он из бедной семьи. Возможно, богатство и влияние тешат его самолюбие.

– Тогда я начинаю сомневаться, что он мастер.

Хо на минуту задумался.

– Нет, Гоюн мастер, – произнес он наконец. Автомобиль мягко притормозил у ресторана.

– Опять пикет, – фыркнул я, разглядывая молодых людей неряшливого вида с плакатами на тротуаре.

– Чего они хотят? – спросил Хо.

– Чтобы у всех всего было поровну, – ответил я. – Чтобы все одинаково жили.

– Но это же невозможно! – искренне удивился Хо.

– Я тоже так думаю, – усмехнулся я.

– Может, заедем с черного хода, ваша светлость? – спросил водитель.

– С какой стати князь Юсупов будет входить в собственный ресторан с черного хода? – отмахнулся я.

– Как скажете, ваша светлость.

Я сам открыл дверцу и вышел на тротуар. За мной последовал Хо.

– Смотрите, это же сам Юсупов! – пикетчики обступили нас. – Эй, князь, вы не находите аморальным, что обед в вашем ресторане стоит больше, чем месячная стипендия петербургского студента?

Я даже не смог разобрать, кто задал мне вопрос, юноша или девушка. Все они выглядели на одно лицо: молодые, длинноволосые, крикливые, в неопрятной джинсовой одежде. Сплошной унисекс и в тряпках, и в манерах. Никто из них не выдерживал моего прямого взгляда, но стоило мне отвернуться от какой-нибудь группы, в ней сразу поднимался безумный гвалт.

– Не нахожу, – холодно ответил я. – Высокое качество должно быть оплачено соответствующим образом.

– Князь, это социальная несправедливость – предлагать товар, недоступный большинству людей! – выкрикнул другой пикетчик. – Вы думали о простых людях, когда открывали этот ресторан?

– Думал. В этом ресторане работает много простых людей: официанты, повара, посудомойки, швейцары. Если я снижу класс заведения, многие из них потеряют работу, а остальным урежут зарплату. Вы этого хотите?

– С вашими капиталами вы могли бы обеспечить им достойные доходы.

– Милостивые государи, каждый работоспособный человек должен обеспечивать себя сам. Я создаю лишь рабочие места. Я действительно даю деньги на благотворительность: финансирую несколько вузов и школ и выплачиваю персональные стипендии наиболее одаренным студентам. Но, на мой взгляд, вы не относитесь к тем, кто нуждается во вспомоществовании. Если вам требуются средства, обратитесь в кадровое агентство моей корпорации. Я уверен, что вам подберут работу в соответствии с вашей квалификацией.