– Филдинг, кто же еще, – выкрикивал он свои подозрения Дому Минто в саду, созданном архитектором Пеи. – Моди побоку, у этого кишка тонка. Разберитесь с Филдингом. Мой Мавр вам окажет любую помощь, какая потребуется.

Мне становилось все более страшно. Если Раман Филдинг – не важно, виновен он или нет – заподозрит, что я шпионю за ним с тем, чтобы собрать данные для обвинения в убийстве, то мне несдобровать. Тем не менее я не мог отказать Аврааму, моему вновь обретенному отцу. Нервничая, я не удержался и в конце концов задал ему бестактный вопрос: с какой стати Мандук?.. Что у него за мотив, что за обида была?..

– Малыш хочет знать, почему я эту поганую лягушку подозреваю, – проревел Авраам Зогойби между взрывами жуткого хохота; старый немощный Минто в приливе веселья хлопнул себя по ляжке. – Может, он думает, его мамаша была святая, один только скверный папаша был заблудшей овцой. А она ведь мало какие штаны оставляла без внимания, верно говорю? Только вот внимание ее обычно недолго длилось. Пнуть лягушку – дело опасное: во всем аду нет ярости подобной[120]. Что и требовалось, к чертям, доказать.

Два жутко хохочущих старика, обвинения в супружеских изменах и убийстве, бродящий призрак – и я. Я барахтался, не чувствуя дна под ногами. Но бежать было некуда, прятаться было негде. Надо было делать дело – и точка.

– Не беспокойтесь, большой отец, – прошептал Минто, глядя сквозь синие очки; голос у него был настолько же мягкий, насколько у Авраама – зычный. – Считайте, что этот Филдинг уже четвертован, выпотрошен и повешен.

Дети воображают себе отцов, переиначивая их сообразно своим детским нуждам. Реальный, подлинный отец – бремя, вынести которое способны лишь немногие сыновья.

Согласно расхожему мнению тех лет, банды (главным образом мусульманские), которые контролировали организованную преступность города и каждая из которых управлялась своим дада, или боссом, были ослаблены их традиционной неспособностью образовать более или менее постоянный синдикат или объединенный фронт. Однако мой личный опыт службы в ОМ – службы, во время которой я работал в беднейших кварталах города, вербуя друзей и заручаясь их поддержкой, – говорил иное. Я начал видеть намеки и ощущать косвенные указания на нечто скрытое и настолько пугающее, что никто не осмеливался говорить об этом вслух, – на какой-то тайный слой под видимой поверхностью. Я сказал Мандуку, что банды, похоже, все-таки объединились и что, может быть, у них даже есть теперь один местный capo di tutti capi[121] мафиозного толка, взявший в свои руки весь городской рэкет, – но он безжалостно меня высмеял.

– Ты знай вышибай зубы, Кувалда, – издевался он. – Что глубоко лежит, оставь глубоким умам. Единство требует дисциплины, а у нас на этот товар монополия. Эти пердуны будут выяснять друг с другом отношения до скончания времен.

Но теперь своими собственными ушами я услышал, как Дом Минто назвал моего отца самым большим дада из всех. Могамбо! И я сразу понял, что это правда. Авраам был прирожденный руководитель, мастер переговоров, делец из дельцов. Он играл по высочайшим ставкам: молодым человеком готов был поставить на карту даже своего нерожденного сына. Да, верховное командование действительно существовало: мусульманские банды объединил кочинский еврей. Истина почти всегда исключительна, причудлива, невероятна, и она почти никогда не нормальна, почти никогда не выводится из холодных расчетов. Люди, в конце концов, заключают такие союзы, какие им нужны. Они готовы следовать за вождями, которые могут вести их в желаемом направлении. Мне пришло в голову, что верховенство моего отца над Резаным и его сподвижниками означает мрачную, полную иронического смысла победу секуляризма, глубоко укорененного в индийской почве. Сама природа этого цинично-корыстного межобщинного альянса опровергает выдвинутую Мандуком идею теократии, согласно которой одна определенная ветвь индуизма должна главенствовать над всеми прочими народами и общинами Индии, покорно склоняющими побитые головы.

Васко сказал это еще много лет назад: коррупция – единственная сила, которая может противостоять фанатизму. То, что в его устах прозвучало как поношения пьяницы, Авраам Зогойби превратил в живую реальность, в союз лачуги и небоскреба, в безбожную бандитскую армию, способную принять бой и одолеть любую силу, какую выставит божья команда.

Возможно.

Раман Филдинг уже совершил грубую ошибку, недооценив противника. Не повторит ли ее Авраам Зогойби? Были кое-какие настораживающие признаки. «Букашка, – называл он Мандука. – Глупый пес в ошейнике».

Что если каждая из сторон пойдет на другую войной, думая, что врага легко будет победить? И что если каждая из сторон просчитается? Что тогда?

Армагеддон?

В результате расследования дела о наркотиках и фирме «Бэби Софто» с Авраама Зогойби – как он во время одного из наших уединенных «брифингов» сам сказал мне с широкой бесстыдной улыбкой – правоохранительными органами были сняты все обвинения.

– Чист, как младенец, – похвалялся он. – Совершенно непричастен. Если враги хотят меня свалить, им потребуется гораздо больше усилий.

В том, что экспортные операции компании «Софто» по продаже талька использовались как прикрытие для куда более выгодных операций по переправке за границу белого порошка иного рода, не было никаких сомнений; однако, несмотря на все старания следователей из отдела по борьбе с торговлей наркотиками, доказать, что Авраам знал о какой бы то ни было незаконной деятельности, не представлялось возможным. Некоторые второстепенные сотрудники компании (из отделов упаковки и транспортировки) действительно, как выяснилось, получали деньги от наркосиндиката, но на каком-то этапе расследование просто-напросто уперлось в глухую стену. Авраам хорошо позаботился о семьях посаженных за решетку людей (он часто говорил: «С какой стати за отцовские делишки должны расплачиваться детишки?»), и в конце концов дело было закрыто без того, чтобы пострадал кто-либо из китов, которых многие (и в первую очередь – контролируемая филдинговской «Осью Мумбаи» городская корпорация) заранее объявили преступниками. Всех поразило то обстоятельство, что наркобарон по кличке Резаный остался на свободе. Предположили, что он нашел убежище где-то в районе Персидского залива. Но Авраам Зогойби сообщил мне нечто другое.

– Дураки бы мы были, если б не могли устроиться со всяким там въездом-выездом! – кричал он. – Разумеется, наши ребята пересекают границу в любом направлении, когда им это нужно. И сотрудники отдела по борьбе с торговлей наркотиками – тоже люди. На зарплату им трудно прожить. Ну как тебе объяснить? Богатые люди должны быть щедрыми. Филантропия – наш долг.

Noblesse oblige.[122]

Победа Авраама в деле о «Бэби Софто» была ударом для Филдинга, который постоянно понуждал меня выкачивать из отца сведения о деятельности, связанной с наркотиками. Но выкачивать не было необходимости. Авраам, который жаждал открыть мне свое сердце, сказал прямо, что победа далась не без потерь, которые будут чувствоваться еще долго. Прежний маршрут переправки «талька» был перекрыт, поэтому под пристальным наблюдением полицейских следователей пришлось срочно разрабатывать новую, более рискованную схему.

– Первоначальные вложения были просто устрашающими, – признался он. – Но что делать? Бизнесмен должен держать слово, а у меня были обязательства.

Резаный и его люди работали день и ночь, прокладывая новый маршрут, главный отрезок которого проходил по пыльным просторам Качского Ранна[123] (что вызвало необходимость подкупа чиновников не только в штате Гуджарат, но и в Махараштре). Небольшие лодки должны были подвозить «тальк» к ожидающим их торговым судам. Новый путь был длинней и опасней старого.