ЕРЕМЕЕВ. Где найдешь? Как найдешь?

КАШКИНА. Но почему? Если они там, если не разъехались…

ЕРЕМЕЕВ (махнул рукой). Здесь не найдешь, там совсем не найдешь.

КАШКИНА. Зря вы так. Вы не торопитесь, не падайте духом раньше времени… Что это у вас? (Показывает на записку, которую Еремеев держит в руке.)

ЕРЕМЕЕВ. А?.. Бумага. Девушка придет, отдать надо. Парень просил.

КАШКИНА (не сразу). А все-таки вы надежды не теряйте. Я про пенсию говорю… Я тут с одной женщиной беседовала. Вам надо к ней зайти… Она вас проконсультирует и… В общем, вы к ней зайдите.

ЕРЕМЕЕВ. Где работает?

КАШКИНА. Пойдете по этой улице, спросите райздрав, вам покажут. А в райздраве спросите Розу Матвеевну… Она вас ждет.

ЕРЕМЕЕВ (засуетился). Райздрав, говоришь? Ждет, говоришь?

КАШКИНА. Да, но как же вам быть? Ведь вам сейчас бумагу надо отдать… Надо?

ЕРЕМЕЕВ. Надо, надо.

КАШКИНА. Ну вот. И к Розе Матвеевне надо. Тоже сейчас… Что же делать?

ЕРЕМЕЕВ (расстроился). Что же делать?

КАШКИНА. Вот задача… Что же придумать?

ЕРЕМЕЕВ. Что же придумать?..

КАШКИНА. Ладно! Идите, так уж и быть. А бумагу давайте сюда. Я передам.

ЕРЕМЕЕВ (очень доволен). Спасибо, спасибо… (Отдает Кошкиной записку.)

КАШКИНА. А кому передать?

ЕРЕМЕЕВ. Валентину знаешь?

КАШКИНА. Ну как же. …..

ЕРЕМЕЕВ. Она придет, ей отдай.

КАШКИНА. Ну-ну, хорошо.

ЕРЕМЕЕВ (пошел, остановился). Роза, говоришь?

КАШКИНА. Роза Матвеевна, не забудьте.

ЕРЕМЕЕВ (снова приостановился). Бумагу Валентине отдай. Другому не отдай.

КАШКИНА. Ладно, ладно.

Еремеев уходит.

(Подходит к буфету, достает телефон, поднимает трубку.) Дайте райздрав… (Ждет, потом.) Роза, ты?.. Привет… Роза, у меня к тебе просьба. Сейчас к тебе придет один старик… Эвенк, очень старый. Он насчет пенсии. Не удивляйся. Ему надо помочь, если можно… Ну я не знаю. Ты сама подумай. Может, санаторий, может, дом престарелых… Во всяком случае, выслушай его, посоветуй что-нибудь, посочувствуй… Да, надо… Ладно. Посочувствуй старому человеку – это само по себе неплохо. Согласна?.. Ну пока. (Убрала телефон, подошла к столику, уселась, на мгновение задумалась, потом решительно развернула записку, последние слова которой прочла вслух.) «…здесь… в десять вечера…» (Медленно складывает записку.)

Появляется Хороших.

ХОРОШИХ. Господи… Стыд и стыд. (Кошкиной.) Видала, поди… Сцепились-таки, разбойники. У меня сердце чуяло. (Зашла в чайную, появилась в буфете.) Да видно, не уйдешь: двум медведям в одной берлоге не место… (Не сразу.) А ты чего не на работе? Зинаида?.. Или не слышишь?

КАШКИНА. Что вам, Анна Васильевна?

ХОРОШИХ. А где Валентина?.. (Громко.) Валентина!.. Где она?.. Буфет нараспашку, касса открытая, она че думает?.. Давно здесь сидишь? Не видала ее?

КАШКИНА. Нет, Анна Васильевна.

ХОРОШИХ. Сроду без спросу не уходила, че это с ней? (Громко.) Валентина!

Занавес

Конец того же дня. От дома и от палисадника – длинные вечерние тени. Солнце близится к закату.

Из помещения чайной время от времени раздается визг ножовки, стук молотка – там идет работа.

Валентина стоит на веранде перед палисадником. Хороших в буфете. Она щелкает на счетах, что-то записывает.

ГОЛОС ДЕРГАЧЕВА (он поет).

ХОРОШИХ. На твоем месте, Валентина, я отсюда давно уехала бы. Слышишь?.. Целый месяц молчком, не надоело тебе? (Не сразу.) Ну действительно! Сестры у тебя выучились, по иркутскам живут да по красноярскам, а ты чем хуже? Ведь ты, поди, и в городе ни разу не была. Это в твои-то годы… Павел вон рассказывает: в городе и работать можно и учиться – все условия. Ему вон и квартиру обещают, несмотря, что холостой… (Помолчала.) Отца твоего могу понять. Его хозяйство не пускает. И деньга леспромхозовская. (Значительно.) Тебя не понимаю. (Вдруг запальчиво.) Слушай! Докуда это будет продолжаться? Думаешь, заступился он за тебя, значит, что ж?.. Да ничего это не значит! Так просто, для порядка и вовсе не ради тебя. Не замечал он тебя и не замечает. Скажи, не так?

ВАЛЕНТИНА. Так, тетя Аня, так.

ХОРОШИХ. У него жена в городе! Знаешь ты про это?.. А Зинаида? Или ты не видишь?

ВАЛЕНТИНА. Вижу, тетя Аня.

ХОРОШИХ. Так из-за кого же ты переживаешь – подумай! Не стыдно тебе?

ВАЛЕНТИНА. Нет… Не стыдно… Я никому не навязываюсь. А из-за кого переживаю – это мое дело… И вы мне не запретите. Не то что вы, а если хотите знать, даже он сам не может мне запретить. Это мое дело.

Хороших энергично разводит руками, выражая тем самым крайнюю степень удивления и отчаяния что-либо доказать. Обе некоторое время молчат.

ХОРОШИХ (негромко, примирительно, с горечью). Что мне с Павлом делать? Как быть?.. Упрямый он. И дурной сделался… Упрямый он всегда был. Я мать ему, но выходка у него не моя… Бывало, че увидит, ну пропало. Вынь да положь. Лет до десяти, пока я одна была, баловала я его. (Вздохнула.) Потом отошла ему лафа. (Не сразу.) Не даст он нам покою… Слышишь, Валентина. Не отстанет он от тебя.

Небольшая пауза. Мечеткин появляется с левой стороны, минуя палисадник, подходит к буфету.

Что делать – не знаю. Кажется, сама бы сейчас взяла и сбежала куда глаза глядят.

МЕЧЕТКИН. Почему, Анна Васильевна? Я извиняюсь, что вмешиваюсь, но разве плохо вам здесь живется?

ХОРОШИХ. А что хорошего-то? Какое здесь житье?.. Ну нам еще, старикам, ну ладно, а для молодежи? Добра-то в нашем Чулимске. Одно комарье. Куда ни повернись – тайга в любую сторону на сотни верст. Другой раз как подумаешь – душно делается… Глядите, Илья на что уж таежный житель, и то не выдерживает…

МЕЧЕТКИН. Глупо вы, между прочим, рассуждаете… Две котлеты, две простокваши и чай… Глупо и в корне неверно. И все ваши несчастья, между прочим, заключаются в том, что вы не выписываете ни одной газеты.

ХОРОШИХ. Действительно.

МЕЧЕТКИН. А то бы вы знали, что через несколько лет через нас пройдет железная дорога.

ХОРОШИХ. Обслужи его, Валентина. (Громко.) Валентина!

Валентина оборачивается.

Очнулась? Дай ему котлеты. Валентина уходит в чайную. (Как бы про себя.) Как в воду опущенная.

МЕЧЕТКИН. А что с ней?

ХОРОШИХ. А я знаю? (Усмехнулась.) Тоже, поди, газеты не выписывает.

Из чайной выходят Дергачев и Еремеев. Дергачев несет стремянку. Еремеев несколько брусков. Все это они складывают на веранде в углу.

ДЕРГАЧЕВ. Отдохнем, Илья. (Садится на ступеньку крыльца.)

Еремеев усаживается рядом. Валентина появляется, подает Мечеткину котлеты. Тот принимается за еду. Валентина уходит в чайную. Кашкина вышла на балкончик и тут же исчезла.

МЕЧЕТКИН (жует, обращаясь к Еремееву). Слышал я, ты пенсию хлопочешь?

ЕРЕМЕЕВ (машет руками). Обратно ухожу, в тайгу ухожу.

МЕЧЕТКИН (обращаясь к остальным). Вот друг. За пенсией явился. Без документов.

ХОРОШИХ. Ну и что? Работал же человек. Если он не знал про бумаги эти, виноват он, что ли?

МЕЧЕТКИН. Кто же виноват? Жил, понимаете, беззаботно, как птичка божья, а?.. Ну вот, а теперь будь любезен, расплачивайся за собственное легкомыслие. (Жует.) У тебя дети есть?