— Знаешь, Кэмерон. Мне надо с тобой кое о чем поговорить. Об очень важном для меня. То, что я тебя едва не потерял, показало, как много ты для меня значишь. Существует не так уж много людей, которым я могу доверять. Ты для меня и брат, и советчик в бизнесе, ты — мой друг.

Кэмерон прищурился.

— Рад слышать, что ты меня ценишь. Так что случилось?

— Как я недавно выяснил, с Альваресами все происходило не так, как мы думали.

— Не понимаю, о чем ты.

— Когда они уезжали, Эллисон была беременна.

Кэмерон резко сел в постели и, застонав от пронзившей его боли, снова откинулся на подушку.

— Неужели?

— Наутро после твоей аварии, как раз перед тем, как Коди нашел меня, я гулял по берегу и наткнулся на парня — точную копию нашего Коди в четырнадцать лет. Во всем, кроме глаз. А глаза у него черные, глубокие и блестящие. Такие же экзотические, как у Тони и Эллисон. Я спросил, как его зовут. Он сказал, что его зовут Тони Альварес, что живет он со своей матерью Эллисон Альварес в Мейсоне. Примерно в ста милях к северо-западу отсюда. Мальчика назвали в честь деда, который умер перед самым его рождением.

— И ты думаешь, что…

— Я знаю, что это мой сын. Никаких сомнений быть не может.

— Боже, Коул! Что ты собираешься делать?

— Я еще не решил. К этой новости надо привыкнуть. Пока я сидел тут у твоей постели — главное было тебя не потерять. И вдруг ты теперь рассказываешь мне о причинах ухода Альваресов с ранчо.

— Думаешь, Летти знала о беременности Эллисон?

— Есть только один способ это выяснить.

— Ты считаешь, она тебе скажет правду? Коул задумался и посмотрел на брата.

— Ты думаешь, она может солгать? Кэмерон пожал плечами.

— Ну это ей не впервой. Она всегда умела покрыть одну ложь другой, посолиднее.

— Боже, Кэм. Ты преувеличиваешь! Не может быть, чтобы мы говорили об одной и той же женщине.

— Дело в том, Коул, что ты всегда видишь только то, что хочешь видеть, независимо от того, что есть на самом деле. Ты вбил себе в голову догмы о семейной верности, династии и прочую подобную чушь. А поскольку Летти принадлежит к семейству Коллоуэев, ты считаешь ее образчиком преданности и человеколюбия.

Коул ошарашенно смотрел на брата.

— Что ты имеешь в виду под этой чушью? Мы действительно одна семья. Мы действительно династия. И прекрасная, черт побери! Когда дед Кэлеб впервые приехал в Техас…

— О черт, Коул! Не трогай деда Кэлеба. Вы с отцом всегда считали его святым. А он был не более чем солдат, которому после первой мировой войны стало скучно в Огайо, и он отправился в Техас в поисках чего-нибудь эдакого и нашел. Ему кое-что удалось скопить и купить ранчо, а уж то, как он его заполучил, несколько приукрашено.

— Он купил! Купил ранчо, черт бы тебя побрал! Он не своровал его, а купил!

— Ну конечно, купил. Но меньше чем за четверть того, что оно стоило. Владелец был счастлив, что хоть жив остался.

— Откуда ты все это взял?

— Я читал, Коул. Я всегда любил историю, а особенно — историю Коллоуэев. Меня всегда интересовало, почему нас уважают и побаиваются, с чего это началось.

— И что ты прочел?

— Целую кучу писем и журналов, которые я нашел на чердаке. Пока ты повсюду ходил за отцом, я зачитывался скандалами, которые журналисты так любят описывать, аж с продолжением.

— И ты мне никогда об этом не рассказывал!

— Да, не рассказывал. Я сомневаюсь, что и отец знал об этом. Для него слово его отца было всем. Как для тебя — его. Если отец что-то говорил, ты воспринимал это как истину в последней инстанции.

— А что в этом плохого?

— Ничего. Кроме того, что отец не всегда на сто процентов был прав. Он ведь был живой человек, способный заблуждаться. Но ты никогда не замечал его ошибок. Для тебя это был твой отец и само совершенство. А тетя Летти — его сестра. Сестра прекрасного человека. Значит, и она такая же замечательная. Коди и я — твои братья. Значит, мы тоже хорошие.

— Я так далеко в своих утверждениях не заходил, — улыбнулся Коул.

— Ну, тогда слава Богу. Еще есть надежда. Говоря тебе о Летти, я чувствовал себя так, будто объясняю ребенку, что на свете не бывает никаких Дедов Морозов и волшебников, а пасхальные зайчики — просто игрушка.

— Не такой уж я глупый ребенок, Кэмерон.

— Глупый, когда дело касается семьи. А теперь ты говоришь мне, что у тебя есть сын, о существовании которого ты не подозревал. Но ведь ты не помчался сразу к Эллисон. Чьи дела ты сейчас устраиваешь, Коул? Можешь ли ты хоть раз в жизни сделать что-нибудь для себя лично? Или ты всегда думаешь только о делах семьи? Ее желания, интересы и репутация — на первом месте, а на собственные наплевать?

Коулу нечего было на это ответить. Он молча смотрел на брата. Его мысли путались. Да, он всегда делал то, чего от него ждали. А теперь Кэмерон заявляет, что это не правильно. Не правильно?

— Коул?

— Да.

— Сделай мне одолжение.

— Конечно. Что ты хочешь? Кэмерон улыбнулся.

— Видишь? Я про то и говорю. Для тебя важнее всего то, что я хочу. Ради меня ты готов оторвать от стула свою задницу.

— Да, конечно. Ты же мой брат. И…

— Знаю, знаю. Но эта просьба для тебя не из легких.

— Не имеет значения. Я постараюсь…

— Я хочу, чтобы ты сейчас же убрался из больницы и больше сюда не приходил.

— Что?

— Пусть Коди отвезет меня домой. Похоже, завтра я смогу отсюда уехать. Я хочу, чтобы ты на несколько дней забыл о моем существовании. Хорошо?

— Но, Кэмерон…

— Я настаиваю, чтобы ты сам себе ответил на вопрос, что для тебя сейчас в жизни самое главное. Уверен, так остро этот вопрос для тебя никогда не стоял. Воспользуйся моментом. Поезжай домой или куда-нибудь, где тебе не нужно по шестнадцать часов в сутки болтаться в больнице. Ты же смог оставить на время бизнес. Забрось все дела еще на несколько дней. Реши, наконец, что для тебя важнее всего на свете, Коул. И, решив, добейся этого. Вот чего я хочу. Ты же пообещал мне выполнить мою просьбу. Вот и выполняй.

— Ты понятия не имеешь, чего я могу напридумывать.

Кэмерон улыбнулся.

— Не бойся, имею. А вот ты сомневаешься, и все дело в тебе.

— Ну уж если ты такой умный, почему сразу не скажешь? Мне не нужно будет ломать голову.

— Так вот, ломать голову очень, братец, полезно. Это уже полдела. Потому что, когда ты наконец поймешь, чего тебе надо, ты этого добьешься.

Через два дня Коул был на пути в Мейсон. Как и советовал Кэмерон, он переложил на Коди заботы о брате. И почувствовал себя свободным.

Все, что ему пришлось выслушать от Кэмерона, особенно в отношении Летти, потрясло Коула. И о деде Кэлебе, и о том, как он поклонялся своему отцу, и о том, как он не понимал, что происходит в семье. Почему это было так? Он сумел поправить дела в бизнесе, унаследованном от отца, он удвоил, а может быть, и утроил доходы «Коллоузй Энтерпрайзес». Он же не последний уж тупица, это точно. Просто, судя по всему, он был слеп.

Семья. Его семья. Тони тоже был частью его семьи, хотя и не догадывался об этом. Когда Коул наконец прочувствовал, что у него есть сын, боль от сознания этого стала невыносимой. Как случилось, что все эти годы он ничего не знал о сыне? Почему инстинкт не подсказал ему этого?

Что касается Эллисон, здесь было еще больше вопросов. И ему нужны были ответы на них. Больше же всего он хотел узнать, почему она не сообщила ему о том, что ждет ребенка.

Может быть, она рассказала об этом отцу, а тот — Летти?

Коул поначалу собирался поговорить с теткой. Но, вспомнив слова Кэмерона, усомнился, что она скажет ему правду.

Коул знал, что Эллисон не будет лгать. Она ни разу не обманула его за все годы, что они были вместе… Пока не взвалила на себя бремя величайшей лжи.

Эллисон беседовала в галерее со случайными покупателями, когда заметила, как из-за угла на площадь выруливает шикарный лимузин.

Через Мейсон проезжали всякие машины, в том числе последних моделей, но эта была нечто особенное. Эллисон кольнуло предчувствие, она ощутила себя зверем, загнанным в ловушку.