Коул, вздохнув, провел рукой по волосам.

— Да. Я понял. Я не ответил на те мифические письма.

— Они не были мифическими. Они были вполне реальными.

— Пусть так. Я просто хотел сказать… Проклятье, не знаю, что говорить. Я пытаюсь найти хоть какую-то основу, на которой мы могло бы строить наши отношения.

— Я не хочу этих отношений.

— Черт возьми! Но я хочу их! Для меня это очень важно. Семья для меня — это все.

В это время Эллисон закончила накрывать на стол и села напротив него.

— Ты думаешь, я этого не знаю? — спросила она. — Семья всю жизнь была для тебя всем. Но я не член твоей семьи. Не забывай об этом. И Тони — мой сын.

— Он — Тони Коллоуэй.

— Попытайся это доказать.

— Да что доказывать, достаточно взглянуть на него.

— Это не юридическое доказательство. Он в ужасе посмотрел на нее.

— Так ты собираешься идти в суд?

— А ты разве нет?

— Разумеется, нет. Я не собираюсь создавать тебе проблемы.

— Но создаешь. Одно твое появление в Мейсоне создает мне проблемы. Если Тони узнает, что ты был здесь, у него сразу возникнет масса вопросов. Например, почему я никогда не упоминала о тебе раньше, насколько хорошо я тебя знаю, почему мы никогда не встречались раньше…

— Пусть так. Но ведь мы можем все хорошенько продумать. Я очень хочу его получше узнать. Что в этом плохого?

Ей не хотелось его расстраивать, видеть как он сердится. Но она боялась снова подпасть под его влияние. А рядом с ним это, кажется, неизбежно. Она и так уже в разговоре с ним сбилась на старую шутливую манеру, а если и дальше будет сдавать свои позиции, чем это чревато для нее? Не говоря уже о том, какие последствия это будет иметь для Тони.

— А что ты предлагаешь? — спросила она, ковыряя вилкой в тарелке.

Ее вопрос застиг его врасплох.

— Через несколько недель начнутся каникулы. Почему бы вам вдвоем не приехать на ранчо?

— Абсолютно исключено.

— Но почему?

— Моей ноги не будет там, где находится Летти Коллоуэй.

— О, Эллисон, зачем ты так?

— Я уже сказала.

— Ну ладно. А что если я отправлю ее куда-нибудь путешествовать? В этом случае вы приедете?

— Не знаю.

— Там сейчас Кэмерон и Коди. Я не успел тебе рассказать. Кэмерон с женой попали в автокатастрофу. Накануне того дня, когда я встретил Тони. Жена Кэмерона погибла, и сам он очень пострадал.

— О, Коул, не может быть! Какой ужас!

— У него маленькая дочь, Триша. Ей еще нет и года.

Глаза Эллисон наполнились слезами. Она сдерживалась, пока речь шла о ней, но чужая боль дала повод выплакаться по поводу всех несчастий сразу.

— Кэмерон будет страшно рад, если вы приедете.

— Мне надо подумать.

— Подумай. У тебя есть время Кроме того, мне бы хотелось, чтобы ты поговорила с Тони, рассказала ему обо мне.

Ее глаза расширились.

— О том, что ты его отец?

— Ну, по крайней мере, скажи ему, что мы вместе росли. Пусть он знает, как много ты всегда значила для меня. — От его твердого взгляда у нее по спине побежали мурашки.

— Если я и приеду, то только для того, чтобы дать тебе возможность поближе узнать Тони. Ко мне это не имеет никакого отношения.

— Ну, если ты так хочешь.

— Так должно быть.

— А что твой приятель? Как он отнесется к этому?

Она пожала плечами.

— Это не его дело. Я сама по себе. Ни перед кем не обязана отчитываться и никогда не собираюсь делать этого.

Они выпили кофе, после чего Коул уехал. Она проводила его до двери.

— Передай от меня привет Тони. Хотя, может быть, в данный момент этого делать и не стоит.

— Ты прав.

— Слов нет, как я рад, что наконец нашел тебя. У меня такое чувство, что я вернулся в молодость.

Какой же он сложный человек! Перед ней стоял уверенный в себе, импозантный мужчина — процветающий бизнесмен, к тому же выдвигавший на предстоящих выборах свою кандидатуру в губернаторы штата. И все же создавалось впечатление, будто то, что он нашел ее и Тони, для него важнее всего на свете.

— Коул.

— Да.

— А почему ты не женился?

— Потому что есть только одна женщина на свете, на которой я хотел жениться, Эллисон. — И он слегка коснулся пальцем ее щеки. — Я позвоню насчет вашего приезда на ранчо.

— Но не строй особых планов. Я еще не решила окончательно.

— По крайней мере, я могу надеяться? Поверь мне, это было бы замечательно.

И прежде чем она успела ответить, он наклонился и поцеловал ее в губы. Этот поцелуй сказал ей больше всяких слов. О его разочаровании, о его волнении, о его желании.

Зажав ее лицо ладонями, он внимательно заглянул ей в глаза. Потом резко повернулся и ушел.

Подъехав к Сан-Антонио, Коул почувствовал жуткую усталость. Сказался жесткий самоконтроль, которому он подвергал все свои эмоции. До ранчо оставалось еще два часа езды на хорошей скорости. Поэтому он решил переночевать в отеле на берегу реки, в нижней части города. На следующее утро он проснулся, когда только светало, и успел на ранчо к завтраку.

Его мысли постоянно возвращались к Эллисон. Она была потрясающей девушкой. А сейчас стала просто неотразима. И выглядела даже более экзотично, чем прежде. Она могла бы стать шикарной моделью. Но вместо этого сама их нанимает. Направляясь в Мейсон, Коул настраивался на то, чтобы вести себя как можно жестче, но стоило ему увидеть Эллисон, как он понял, что напрасно пытался себя обмануть.

Он любил эту женщину так сильно, как способны любить очень немногие. Когда он оказался рядом с ней, все обиды, лелеемые им долгие годы, все наносное вмиг улетучилось.

Напрасно он поцеловал ее. От одного прикосновения губ между ними проскочила опасная искра. Оказывается, нечто всегда подспудно таилось в них, хотя они этого и не сознавали. Он только сейчас понял, насколько неразрывно то, что их связывает, но не хотел, чтобы это над ним довлело. Его жизнь и так достаточно сложна.

Вдали показалась кованая арка над въездом на территорию ранчо. Коул сбавил скорость. Несколько лет назад они заасфальтировали пыльную проселочную дорогу, которая вела от шоссе к ранчо, и украсили арку медальоном с огромной буквой "К" в центре.

Он любил каждую пядь этой земли. Мескитовые деревья и мощные дубы, кактусы и перекати-поле, оленей, ящериц и змей, армадил… Он не замечал жары, комаров и мух. Ему нравились холмы с обнажившимися пластами известняка и гранита. Это его земля. Он здесь родился и здесь умрет.

Он — дома.

Все строения на ранчо находились почти в шести милях от хайвея. Дорога петляла между холмами, на отдельных участках она была огорожена изгородью из колючей проволоки. Коул еще сбавил скорость, въехав на последнюю горку, и его взгляду открылась чаша долины с ранчо в центре.

Дом построил в прошлом веке один мексиканец. С фасада он был двухэтажным, а с противоположной стороны имел три этажа. Во внутреннем дворике среди обилия тенистой зелени бил фонтан. Белоснежные стены дома сияли в лучах утреннего солнца.

С высоты Коулу были видны остатки старой стены, некогда окружавшей ранчо и служившей защитой от индейцев и бандитов. По мере того как ранчо разрасталось, ее постепенно сносили, и теперь она кое-как сохранилась только по обе стороны каменной арки над въездом.

Бараки для одиноких работников стояли в отдалении от аккуратных домиков для семейных. Коул с трудом различил крышу дома управляющего.

Он нажал на газ и устремился вниз к Большому Дому. Ему предстояло много дел. Подъехав к массивной входной двери, украшенной резьбой, Коул вышел из машины и потянулся. Ветерок приветливо шуршал листвой густых деревьев. Этот знакомый звук означал для него, что он — дома.

Коул погрузился в прохладу дома. Пол, выложенный испанской плиткой, блестел от света, доходившего сюда из конца коридора, ведущего в патио.

Он шел по коридору, заглядывая по пути во все комнаты, оказавшиеся пустыми, и вдруг, распахнув очередную дверь, остановился как вкопанный. Сердце пронзила резкая боль.