Третий цвет – стальной. Пивко в Лужниковской «Шайбе». Воблочка с жирной икрой, непременно завёрнутая в газету «Социалистическая Индустрия» с наполовину отгаданным кроссвордом.

Автор балета «Конёк-Горбунок» – шесть букв по горизонтали. Газетка пахнет стальной краской, аж через рыбу.

Четвёртый цвет – серый. И опять портвешок в бумажных стаканчиках тамже. Надо было ставить сразу два, иначе протекало. Бумажные стаканчики какие-то серые.

Пятый цвет – медный. Пиво на стадио перед игрой. Душка-буфетчик, цена на пиво у него меняется в зависимости от стадии твоего опьянения. Ты ему медь, он тебе пиво.

Шестой цвет – чёрный. Снова «Алиготе», разливает незнакомый мужик из внутреннего кармана чёрного пальто. Он тоже болеет за Спартак.

Седьмой цвет – медовый. Водчонка из горла – презент от «старших товарищей прямо на секторе Восточной трибуны. Чтобы жизнь мёдом не казалась.

На первой игре был на стадио, поэтому помню лутше.

Бабье лето, погода заебись. Над Лужей запах горелых торфянников.

Програмка, взятая с боем у ополоумевшего старика-пенсионера греет душу и карман, включая табаш от перепродажи тут же на месте.

На секторе очередной реверанс в сторону Бахуса.

Московскую или коленвал «добрые дяди» подливали прямо в пивко – пей сынок, привыкай к трапезе нашей. Из закуси одна карамелька на троих, с повидлой внутри.

Голландцы все были на модных причёсках а ля «шведский мальчик».

Держались манерно, перед игрой жевали чунгам, который ничтоже сумнявшися, по хамски сплёвывали прямо под ноги Мише Булгакову.

Он им и вкатил голешник.

Женя Ловчев вырезал диагональку на угол вратарской и Миша в своём стиле протолкнул мяч в ворота мимо горилообразного детины-вратаря с лицом олигофрена.

В конце игры пидар-судья отменил чистый гол Виталика Мирзоева, по одной, известной только ему причине.

Ответка была через две недели в одиннадцать вечера по Центральному Телевидению, а другого тогда не было.

Николай Николаевич надрывно-истерическим голосом нагнетал так, как будто на поле опять Эспозито и Сан Палыч Рагулин били друг-другу ебала, только с ещё большим остервенением.

Спартак откровенно «возил тачку», а нидерландские «товарищи» ни хуя не могли сделать. Толи по обкурке, толи от мастерства низкого.

Играли на Адвоката, тот что нынче бомжей тренирует, пытался он пробить Юру Дарвина, но фарт был на нашей стороне.

Игру смотрел с напряжением, папа постоянно зудел, что завтра контрольная по математике и полуманьячно-прибабахнутая старушка Серафима Евстафьевна вкатит мне пару. Папа, как в воду смотрел – так оно и вышло.

В перерыве матча хуй чуть не выскочил из штанов, однокласница с тугими и огромными сиськами так томно урчала в трубку, что хотелось всё бросить к ебеней матери и бежать пешком на Преображенку.

Но Озеров истошно проорал – говорит и показывает Гаага – и я опрометью метнулся к ящику на второй тайм.

Про гаагский трибунал я тогда ещё ничего не знал, зато очень много про лутший в мире советский строй.

Мы отстояли, а дальше были великие матчи с Атлетико на Висенте Кальдерон и Динамо.

Ну а что было потом с однокласницей?

Через год играли с хохлами аккурат в мой день рождения, ну и позволил себе портвешку сверх нормы, благо был двойной повод.

После матча поехал к ней на Преображенку и на радостях дал за щеку с особым цинизмом, прямо на лестничной клетке, притулившись за мусоропроводом.

В те годы на Восточной трибуне Лужников, позже трибуна С, тоже нехило так скандировали-

Лобановский, Лобановский – посаси наш хуй московский!

Причём среди кричящих были отнюдь не дети и подростки, в основном взрослые мужики в районе тридцатки.

Многие вполне приличные люди – поучали меня, сопляка, уму-разуму.

Впервые этот клич прозвучал 25-го августа 73-го года на закрытие Всемирной Универсиады. Венчал её матч Спартак Москва – Динамо Киев в присутствии почти ста тысяч зрителей.

Проигрывая один гол за 20 минут до конца мы забили две штуки и вырвали у хохлов победу на флажке со счётом 2:1. Сначала Саша Пискарёв добил мяч в ворота после удара Миши Булгакова, а затем на последней минуте Коля Киселёв захуярил со штрафного прямо в девятину, после того, как Гешу снесли возле штрафной.

Клич, родившийся спонтанно, потряс даже ментов-лимитчиков.

Они просто охуели и не знали, что делать.

Так что сосать вам, господа хорошие, не пересосать!

Получается, что не всё так однозначно по поводу нонешних кричалок-оскорблялок с трибун и секторов российских стадионов.

Как и в украинском парламенте. Довелось недавно пообщаться с министром мелиорации Украины. Сидим у меня на кухне, пьём горилку Хлибна Слиза.

А мужичок-то подкованный оказался, как говорит мы вас в 68-ом, 3:1 вы вели в Москве, а сыграли 3:3. А потом мы в Киеве выиграли 1:0 и стали чемпионами.

Ну я его приложил по полной программе, впомнив про героический 69-ый год и голы Коли и Гешы.

А вдогонку он спрашивает – что ты вася думаешь о сегоднешней Украине?

Я ему в ответ – банановая республика, сателлит.

Он подумал и говорит – правильно…

Октябрь 72-го года, на стадионе «Висенте Кальдерон» в Мадриде идёт проливной дождь. Спартак играет против мадридского Атлетико на Кубок кубков.

Николай Николаич истошно вопит в микрофон – нашу комментаторскую кабину заливает водой – как будто сам каудильо стоит с брандсбойтом и пытается заморозить Озерова, как немцы Порфирия Иванова.

Один из голов Миша Булгаков забивает так. Мяч застрял в луже и он приложился по нему от всей души метров с 25-ти. На исходе матча, при счёте 4:1 в нашу пользу, Витя Папаев бьёт пенальти выше левой девятки. И вместо 5:1 по концовке Спартак выигрывает лишь 4:3.

Интересно послушать самого Виктора Евгеньевича по поводу незабитого пеналя.

«В футбол играют 90 минут. Не хватило профессионализма, мы посчитали, что игра уже сделана. К хорошей игре с Атлетико мне хотелось прибавить голик. И снова подвело мальчишество. Помню, мне крепко досталось от Симоняна в раздевалке. И по делу.»

Надо ли говорить, что на другой день районную контрольную по алгебре я списал неудачно и получил двойку.

Инспектор РОНО – экзекутор, цинковал аки волк, а алгебриня, которая любила меня, как говно в штанах, не давала толком списать.

Всю контрольную крутился в голове матч на Висенте Кальдерон, один из самых великих наших матчей.

А сама голова то и дело поглядывала в сторону жопастой однокласницы с Преображенки с огромным ртом – злые языки также поговаривали, что она родилась с хуем во рту.

Думал ли я когда-нибудь, что в декабре 98-го года, на мадридском выезде воочию увижу «Висенте Кальдерон».

Там как раз проходил матч Кубка УЕФА Атлетико – Сосьедад. Мадридские болелы остервенело освистывают всех игроков соперника. А фанатская трибуна, куда мы спецом сели, орёт – Висенте, Висенте, Висенте Кальдерон и прыгает в такт во все пять тысяч рыл.

Когда узнали, что мы спартачи, то к удивлению вспомнили тот великий матч, а несколько человек даже были в тот день на стадио. Вместе вспоминали проливной дождь и сумасшедший булгаковский гол.

А ещё говорили, что мы великий клуб и желали нам победы над Реалом. Вот такие там фанаты, а ведь прошло больше чем 30 лет!

И вот холодный и промозглый московский ноябрь, праздники. Во рту сушняк. Сижу на Динамо за воротами и дрожу от холода.

К концу игры Атлетико после двух голов ведёт 2:0, но тут на замену выходит Гиля Хусаинов и забивает гол. Спартак проходит дальше и по хую мерзкий ветер, хоть скоро опять надо в школу!

Весной следующего года четвертьфинал в Сочи с Миланом. Горим 0:1. Ответку на Сан-Сиро по ящику не транслируют, но есть уникальная возможность послушать рассказ участника этого матча Булгакова.