Потом мы выдохлись и некоторое время сердито глядели друг на друга, молча остывая. Что-то изменилось вокруг нас, я это чувствовал, но еще не мог понять — что. Прошла еще минута, и император спросил уже довольно миролюбиво:

— У вас на Лунной базе все были такими упрямцами?

— Пожалуй, только я.

— Это заметно.

— Потому-то я и жив, — сказал я. — Потому-то я здесь, а не там. Я не сдался.

— И по той же причине вы будете продолжать свою безнадежную войну с Инфосом в одиночку? — спросил Рудольф.

— Если придется, то и в одиночку. Послушайте!.. — Я поднял палец. — Ничего не слышите?

— Ураган стих, — кивнул Рудольф. — Это Инфос, конечно. Его работа. Нормальный ураган в этих широтах длится не менее суток. Рискнете выйти?

— А если это ловушка?

— Он поймает вас не в эту ловушку, так в другую. Вы сомневаетесь? Нет? Значит, вы не совсем идиот. Вообще вы проживете ровно столько, сколько будет угодно Инфосу. Слушайте, а если я сделаю вас графом и назначу на выгодную и притом ответственную должность? Что скажете? Ваша жизнь будет наполнена смыслом, вы сможете приносить пользу…

«Джоанна меня живьем съест», — подумал я и все-таки сказал императору — по-простому, без обиняков, — куда ему следует засунуть графский титул и должность.

— Грубо, — поморщился Рудольф. — И очень глупо. Интересно, как скоро вы пожалеете о своем решении. И успеете ли пожалеть.

Я не успел ни пожалеть, ни ответить ему — он растаял в воздухе.

4

Джоанну мне пришлось выносить из бункера на руках, сама она находилась в полной прострации. На воздухе она ожила, но лишь для того, чтобы впасть в истерику. Во всяком случае, иной причины я не усмотрел. Она билась на песке, как только что вытащенная из моря рыба, но голосила совсем не как рыба. Император — настоящий император, не муляж — повелел одному из придворных узнать, что с ней такое.

Истерику баронессы я списал на акул, ураган и некстати оказавшуюся в бункере мышь. У придворного же выяснил, как тут было снаружи. Оказалось — ничего особенного, гости вместе с императором спокойно переждали удар стихии внутри флаера, мои дворяне вообще не пострадали, равно как и их имущество, а с моего дома снесло всего-навсего кровлю из пальмовых листьев, и только. Тайфун сгустился из ничего, побушевал весьма локально и распался, на синем тропическом небе небе не маячило даже малого облачка. Осталось непонятным, как и в какой момент произошла подмена настоящего Рудольфа на фальшивого.

Впрочем, что тут такого? Иллюзионисты еще и не то умеют.

Техники возились с флаером. Император пожелал переговорить со мной наедине. Мы уселись прямо на песок с тенистой стороны дома и, поскольку дом заслонял нас от зрителей, я не стал спрашивать разрешения сесть. По правде говоря, я едва держался на ногах. Пусть в Джоанне было не так уж много веса, пусть я и сам не таскаю на себе излишек жира, пусть лестница, ведущая из бункера наверх, была не так уж крута и длинна, пусть за время жизни на Земле я нарастил себе кое-какие мышцы и укрепил связки, но проклятая медицина, по-видимому, оказалась права: я никогда окончательно не приспособлюсь к земной гравитации. Добавьте к этому заплыв с акулами и потрясение от беседы с фальшивым императором, и вы, возможно, поймете, каково мне было в тот момент.

Этот-то, что привалился спиной к стене дома рядом со мной, кажется, был настоящим…

— Ну что, барон, — сказал мне Рудольф, когда я по очереди унял тремор в каждом закоулке организма и отер пот, — противник переиграл нас по всем статьям, вы согласны?

— Мы еще живы, — упрямо возразил я.

— Возможно, по чистой случайности. Не думаю, что Инфос науськивал на нас акул — их не надо науськивать. Но можно считать доказанным, что он слышал всю нашу беседу от первого до последнего слова и не кто иной, как он проучил нас, утопив батискаф. Он легко мог бы задержать идущих к нам на выручку, но не стал. Почему?

— Убивать он не хотел, — сказал я. — Хотел напугать.

— Будто бы? Риск был реален и даже велик. Так не пугают. Это было всерьез. Пока мы бултыхались в лагуне, вариантов развития событий было ровно два: либо я одумаюсь, поклянусь ему играть по его правилам и получу шанс, либо стану первым в истории императором, сожранным рыбами. Я предпочел одуматься. А вы?

— А я еще ничего не решил.

— Бросьте, барон! Любой человек может хорохориться, а храбрый в особенности, но и ему следует знать меру. Упорствуя сверх разумных границ, он демонстрирует отсутствие мозгов, а вы не показались мне глупцом. Какой еще урок вам необходим, чтобы прийти в чувство? Сопротивление существует давно, оно возникло еще при моем прадеде. На нас тайно — как нам казалось — работали сотни блестящих умов: ученые, инженеры, айтишники, даже ксенопсихологи. Мы создали независимую от Инфоса компьютерную сеть и общались только через нее, шифруя сообщения и постоянно разрабатывая все более изощренные системы шифрования. Теперь я понимаю, почему Инфос не мешал нам в этом, — он просто развлекался, раскалывая наши шифры. Для него это было забавой, как для нас кроссворды. Мне противно вспомнить о наших надеждах! Мы постоянно исследовали Инфос, мы искали его уязвимые места и набрали множество данных, часть которых, возможно, была нам подсунута. Теперь я уже ни в чем не уверен. Мы узнали о противнике многое, но боюсь, что он о нас — еще больше. Мы у него в руках. Рано или поздно Инфос прихлопнет нас, особенно если мы будем продолжать в том же духе. Вас — первым. Как муху.

— Почему же не прихлопнул до сих пор?

И я рассказал Рудольфу о беседе с его двойником. В первый момент император встрепенулся, во второй — закусил губу и не переставал держать ее в прикусе до конца моего рассказа: видать, монарху не не пришлось по душе известие о том, что Инфос может запросто создать объект, во всем копирующий его священную особу. Хотя удивляться нечему. Конечно же, он может. Но что тут поделаешь, если человеку свойственно преувеличивать ценность собственного «я», причем тем сильнее, чем выше ему удалось взобраться?

А Рудольф даже и не взбирался. Его вознесли еще в момент рождения — тот же Инфос и вознес при содействии сотен ловкачей и миллионов дураков. Ну и папа с мамой постарались, конечно…

— Короче, вы сейчас повторили то, что сказал мне он: борьба бессмысленна, — подвел я итог. — У нас нет способа уничтожить Инфос, сохранив в целости человечество, а если такой способ будет изобретен, Инфос узнает об этом буквально в момент изобретения и примет меры. Он хочет жить.

— Жить?

— Существовать и развиваться, если угодно. Я не собираюсь спорить о терминах. Жизнь или не жизнь, белковая или не белковая — какая по большому счету разница? Меня интересуют только выводы и один-единственный вопрос: что теперь делать?

— Кому? — криво ухмыльнулся Рудольф.

— Ну не вам же! Вы уже все для себя решили. У вас долг, у вас престол, у вас императрица, сын-наследник и дочь, а на другой чаше весов — нечто весьма опасное и бессмысленное… Вы предпочли одуматься. Понимаю.

— Вы забываетесь! — вспыхнул он.

— Я простолюдин, мне можно.

— Вы барон! Вы приняли от меня титул вместе с должностью и этим поместьем!

— Взял подержать, если угодно, — окрысился я. — Могу вернуть.

С минуту император тяжело дышал, словно его только сейчас вынули из лагуны. Затем пробормотал негромко:

— Не осуждайте меня.

— Я не осуждаю вас, — сказал я. — Мне жаль человека, которого вы удавили в себе, чтобы остаться императором. Его больше нет, того человека, и я всплакну о нем в свое время. Но лично вас мне не жаль.

— А хоть кого-нибудь на этом свете вам жаль? — проскрипел Рудольф.

— Безусловно, — вздохнул я. — Мне жаль робота, который утонул, спасая нас.

Император медленно встал и, сильно ссутулившись, пошел вдоль песчаной полосы. Он не оглянулся ни на меня, ни на крик какого-то разодетого попугая из свиты: «Ваше величество, флаер готов», — и я понял, что он не хочет, чтобы кто-нибудь увидел его лицо. Я подождал немного и поплелся следом, чувствуя себя вконец разбитым. Нет, я не сомневался в том, что прав, но больше всего хотел сейчас влить в себя изрядную дозу шестидесятипроцентного раствора воды в этаноле. Почему я не озаботился завести у себя в доме перегонный куб? Ведь из кокосов, наверное, получится славная бражка…