Еще одним сателлитом Германии в войне против СССР являлась Италия, отношение к которой тоже было особым.

В первую мировую итальянцы — союзники Антанты, с которыми, впрочем, русским войскам не приходилось иметь дела, так что сведения о событиях на далеком итальянском театре военных действий черпались исключительно из газет. Впрочем, 3 тыс. итальянцев участвовали в иностранной интервенции во время Гражданской войны в России, но их было слишком мало, чтобы оставить в сознании русского народа какую-либо о себе память.

Другое дело — Вторая мировая война, когда в СССР вместе с гитлеровскими полчищами вошел довольно многочисленный итальянский экспедиционный корпус, а затем и целая армия. «Когда план Барбаросса стал известен Муссолини, тот немедленно отправил по своей собственной инициативе итальянский экспедиционный корпус, состоящий из трех дивизий, насчитывающих в своем составе 60 тыс. человек, в южный сектор Восточного фронта. Очень скоро численность этих войск возросла до 250 тыс. человек, и на Восточном фронте появилась 8-я итальянская армия. Причем Муссолини вовсе не стремился помочь своим союзникам, Он просто хотел поставить Италию в такое положение, чтобы она могла претендовать на изрядную долю военной добычи, как сторона, внесшая весомый вклад в войну против Советского Союза. Муссолини только беспокоился, чтобы экспедиционная армия успела прибыть в Россию вовремя и приняла участие в военных действиях».[542]

Моральный дух итальянских частей был, пожалуй, одним из самых низких среди германских сателлитов. По воспоминаниям участников событий, «итальянские части, воюющие на Восточном фронте, не пользовались уважением свои немецких союзников».[543] А советские контрразведчики, говоря о «моральном разложении и признаках упадка дисциплины» в этих войсках, приводят интересные факты: «…Нашим зафронтовым агентом… отмечено прохождение с Ростовского направления через ст. Ханженково целого железнодорожного эшелона с закованными в кандалы итальянскими солдатами».[544] О напряженных отношениях с немцами пишут и итальянские мемуаристы. «…Немцы … послали двух автоматчиков занять позиции за нашими спинами, причем на значительном расстоянии друг от друга. Поэтому горе тем, кто попытается покинуть поле боя… Я невесело усмехнулся, вспомнив пропагандистские рассказы о советских комиссарах, держащих бойцов на мушке»,[545] — вспоминал бывший офицер итальянского экспедиционного корпуса Эудженио Корти. Он же отмечал: «В наших несчастьях все винили немцев. Это из-за них у нас не было горючего. К тому же они, в отличие от нас, имели и топливо, и еду, да и обмундирование у них было не в пример лучше нашего. Как тут не чувствовать неприязнь?».[546] Таким образом, при всей специфике отношения с итальянским союзником, немцы проявляли к нему такое же пренебрежение, как и к остальным.

Итальянцам, как и другим сателлитам Гитлера, досталось от советской пропаганды. 12 апреля 1942 г. Илья Эренбург едко высмеял их в заметке «Петушиные перья». Он приводит отзывы об итальянских частях немцев, взятых в плен на Украине: «Офицеры говорят: «Итальянцы годны только для тыловой службы… Они не выдерживают артиллерийского огня… Они неизменно требуют от нас помощи…» Немецкие солдаты презрительно называют итальянцев «макаронщиками», а один немецкий ефрейтор заявил: «По-моему, итальянцы хуже румын, а уж румыны дерутся, как опытные зайцы…»[547] Далее говорится о том, что «в экспедиционном корпусе нет интендантства: итальянцы пущены на подножный корм. Они научились грабить на славу. Жители освобожденных сел рассказывают: «Немец не нашел картошку, а пришел итальянец, понюхал и сразу стал копать…» Берсальеры ходят в шляпах с петушиными перьями; несмотря на это, их смертельно боятся все украинские куры: итальянцы в куроедстве превзошли немцев. Они исправно несут полицейскую службу: реквизируют, арестовывают, расстреливают, но в бою они показали себя классически трусливыми…» И в подтверждение приводит слова пленного итальянского лейтенанта: «Нашим солдатам опасно показывать противника, — как только они видят русских, они тотчас сдаются в плен».[548]

Присутствие итальянцев в СССР, с которым Италия не имела общих границ, не предъявляла территориальных претензий, воспринималось с недоумением, как бессмыслица и нелепость. Лучше всего это общественное настроение выразил Михаил Светлов в своем стихотворении «Итальянец», написанном в 1943 г. — после разгрома немецких войск под Сталинградом, к северо-западу от которого в районе р. Дон полностью погибла 8-я итальянская армия. Пожалуй, именно светловское стихотворение и стало основой того образа-стереотипа, сформировавшегося в советском общественном сознании: «итальянцы — печальные, замерзающие в русских снегах уроженцы юга, бессмысленно погибающие на ненужной им войне».

вопрошал Светлов. И рассказывая тому, кого «привезли в эшелоне для захвата далеких колоний», как сам грезил о прекрасной Италии, заявлял:

И вывод, который делает солдат, убивший итальянца под Моздоком, не вызывает ни тени сомнения:

Итальянец — такой же чужеземный захватчик, как и все остальные. Но…

И в этом финальном образе присутствовал даже некоторый элемент сочувствия к «экзотическому» врагу.

В обеих мировых войнах германские союзники являлись второстепенными противниками России, и именно так и воспринимались российским массовым сознанием. Специфическое отношение к ним определялось многими факторами: и предысторией межгосударственных и межнациональных отношений, и степенью и характером участия каждой из стран в войнах против России, и поведением их армий в боевой обстановке и на оккупированных территориях, в чем реализовывались не только политика их правительств, но и социокультурные и иные качества самих наций.

После окончания Второй мировой войны отношение к бывшим противникам во многом зависело от того, в каком политическом лагере оказались эти государства. Однако «военное наследие» — стереотип «образ врага», сформировавшийся в военное время, еще долго оказывал влияние на восприятие стран и их народов уже в мирных условиях.

«Образ союзника» занимал меньшее по сравнению с «образом врага», хотя и существенное место в структуре массового сознания в период обеих мировых войн. Далеко не безоблачными были отношения между Германией и ее сателлитами, которых она использовала, но при этом откровенно презирала, что отражалось и на взаимовосприятии народов этих стран. Сложными, причем не только политически, но и психологически, были и отношения внутри антигерманских коалиций — Антанты в период Первой мировой и Антигитлеровской коалиции в годы Второй мировой войны.