— А ещё Европа и Азия. Даже Австралия нервно закурит…

— Давай ёпипи по последней, и я пойду собираться в дорогу. Мне сегодня в Венгрию лететь, — заторопился вдруг генсек, а потом неожиданно попросил, — Ты, это… Что-нибудь спой из своего творчества. Хорошо поёшь, бродяга, душевно.

Дедулька наверняка ценит народняк, поэтому сбацал ему «Зорьку алую».

— Белов её поёт часто. Так ты и есть тот самый Чеканов — самородок из глубинки? — обрадованно воскликнул Брежнев.

— Чекалин, если быть точнее, — поправил его.

— А ещё какие-нибудь такие песни у тебя имеются? — он покрутил пальцами в воздухе, — Задушевные.

Наиграл на струнах мелодию песни «Полюби меня такой».

— Для матери моего друга презентовал эту песню. Она на праздничном концерте на 8 марта её исполняла. Может быть, помните — Ирина Медведева.

— Как же не помнить! Я же ей собрался звание присвоить, — обрадованно задвигался генсек, — Познакомишь с прекрасной певуньей?

— Без вопросов. Только у неё очень ревнивый муж имеется, милицейский начальник. Не побоитесь? — слегка прикололся над всесоюзным главой.

— Как-нибудь переживу, — усмехнулся он.

Понедельник, 17.03.1975 г.

Кажется, руководитель партии и государства уже больше никуда не торопился. Небольшой самопиар удался. Далее последовали байки, военные воспоминания, охотничьи рассказы, даже анекдоты. Иногда наигрывал на гитаре что-нибудь особо душевное, есенинское. Анекдоты, ясен пень, я рассказывал самые безопасные: про Петьку и Василия Иваныча, про Штирлица. Брежневу особенно понравились анекдоты про выдуманного шпиона в тылу гитлеровцев.

— Вот, встречусь со Штирлицем, всё ему расскажу, — заявил он, вытирая слёзы от смеха, — Надо будет вас обоих с собой на охоту в Завидово взять. Гарного хлопчика завлекла мне Галинка, пипипипи. А почему ты так много разных анекдотов знаешь, а про меня нет?

— Зачем я буду так рисковать? — удивился я, — Хочется на воле пожить. Да и вы вдруг обидитесь и в Завидово меня не возьмёте.

— Не бойся, — заговорщецки оглянулся Брежнев, — Кроме нас тут никого больше нет. Некому подслушивать.

Поверим отцу нации на словах, хотя что-то всплывает в памяти про зама Андропова — Цынёва — брежневского выдвиженца. Именно он сейчас занимается всякими пионскими прибамбасами. Не станет этот рисковать прослушкой главной особы государства.

— Корреспондент западной газеты спрашивает у Леонида Ильича, — начал я выполнять заказ, — Какое ваше любимое увлечение?

— Собирать о себе анекдоты, — получает он ответ.

— И как много насобирали?

— Почти на два лагеря…

— Пипиню городишь, — обидчиво прореагировал генсек, — Не сажают в Советском Союзе за анекдоты.

— А вы по этому вопросу поинтересуйтесь у Андропова, Юрия Владимировича, — с трудом удержался от ехидцы, — Недавно его люди мальчишек сопливых похватали и в психушки попрятали за то, что те посмели критиковать курс нашей коммунистической партии. Вместо того, чтобы провести с ними дискуссию о ленинском курсе, их пытают и кое-кого уже убили. Представляете, какой это удар по репутации партии?

— Не знал, — заметно растерялся Брежнев, — Спрошу у Юры. Я ведь ему полностью доверяю. Меня он ведь спас, когда на меня покушался псих Ильин после торжественной встречи космонавтов.

— Гиммлер тоже любил устраивать покушения на Гитлера, чтобы потом их же успешно устранять, добиваясь благосклонности вождя.

Начиная с девяти часов, помощник принялся приносить звонящий радиотелефон, отвлекая генсека от общения со мной по несколько минут. Удивляли его ответы:

— Отправь это всё Косте Черненко. Он разберётся…

— Пусть Георгий сначала посмотрит. К Цуканову…

— Эти вопросы все к Андрюше отправляйте. К помощнику моему, Александрову…

— С Костиком Русаковым вместе решите, потом уже ко мне обращайтесь…

— Да что вы всё мне звоните, пипи пипи пипи. Мне скоро в Будапешт ехать, а они всё звонят и звонят. Больше в ЦК некому работать, что ли?

Если я был директором какого-нибудь завода и вёл так дела, то от этого предприятия вскоре даже названия бы не осталось. Генсек передоверил все свои дела помощникам и превратился в ходячее факсимиле. Конечно, любой уважающий себя правитель заводит штат советников, помощников и просто близких по крови и духу людей. Иногда ему сопутствует удача в делах правления с талантливыми помощниками, как у Екатерины II с любовниками. Или же нет, вспоминая Бирона у Анны I, или Распутина у Николая II. Сила Брежнева поначалу была в том, что он не стеснялся признавать свою ограниченность и некомпетентность по многим вопросам. Не боялся привлекать в свою свиту сильных умом людей. Как известно, свита делает короля. Эпоху генсека Брежнева на начальной стадии отличало относительная устойчивость курса и качественность принимаемых государственных решений.

На заключительном этапе правления, когда у и так не блещущего интеллектом генсека, от лекарств и славословий окончательно потекли мозги, в штат помощников набежало много ограниченных и откровенно тупых исполнителей, зато очень верных и преданных хозяину и, самое главное, умеющих ему угождать.

Существуют разные систем правления государствами, начиная от первобытной общины и кончая монархиями и республиками. После большевистской революции мир с удивлением узнал, что страной могут рулить секретари. Теперь настала пора ещё большему удивлению — власти референтов секретарей.

На кремлёвском олимпе неизбежно возникнет борьба между небожителями за влияние на этих референтов. Для простолюдинов эта может оказаться как благом, потому что любая конкурентная борьба есть благо, так и злом. Курс страны может оказаться изменчивым и нестабильным. Сами референты из-за деградации системы и по своим личностным качествам могут оказаться неспособными к должному управлению.

Смачно выматерившись после очередного звонка, генсек вдруг сообщил:

— Пойду-ка я ещё малость поваляюсь. От этих пипипи голова разболелась. А с тобой мы ещё увидимся. Понравился ты мне чем-то, сам не пойму.

Всё-таки не избежал самого страшного, что в кошмарных снах мне порой транслировалось. Брежнев вдруг как-то по-молодецки ко мне подскочил и так впился мне в губы, что дыхалку спёрло и слёзы потекли. Первым рефлексом было оттолкнуть от себя тушу бровастого, но вовремя пришёл в себя, а руки остались в позиции «Здаёмсу». Засос был сотворён по высшему разряду, даже голова слегка закружилась и… агрегат вздыбился. У меня от страха ещё большего посрамления заурчало в животе, да ещё обдало пОтом. Мда, запашочек тот ещё. Тело то почти голое. Ильич заулыбался как-то скабрезно и, со словами:

— Топай молодец! — влепил от души своей пятернёй мне по заднице.

Кажется, я подскочил на метр, или более, но не от боли, а от… В общем, это чувство не передать словами. Удрал от позора заячьим скоком. Залез в ванную и успокаивал себя струями прохладной воды, проклиная Рея и прочих там высоколетающих особей за своё идиотское тело. Брежневу тоже доставались кое-какие словеса из перечня великого и могучего.

— Руки ещё распускает, гад застойный, — стонал я бессильно.

Галина сидела в кресле и курила в опустошении, судя по состоянию бутылок на столике. Я злобно натянул на себя шмотки, почёсывая пострадавшее место.

— Папа уехал? — спросила она.

— Нет, у него голова разболелась. Пошёл отдыхать, — ответил несколько грубовато.

— Ты извини меня, Миша. Я не знала, что он здесь окажется. Досталось тебе? — встрепенулась женщина и участливо на меня посмотрела.

— Что ты! Очень даже интересно с ним поговорили… по душам, — фыркнул в ответ.

— Как мать его умерла в январе, с тех пор много пьёт. Все грешат на инфаркт, или инсульт, а он просто в запое, — попыталась объясниться Галина, — Молчи о том, что здесь видел.

— Могла бы не говорить. Чай не маленький, — высказался всё так же резко.

Не буду оповещать, чем мы занялись с принцессой. Умный не скажет, а дурак не поймёт. Правильный ответ — ничем, потому что я вдруг вспомнил, что у меня есть куча неотложных дел. Развлекать пожилую женщину в относительно трезвом своём состоянии как-то не тянуло. Галина тут же изъявила желание составить мне компанию.