Грехов за мной много, но хлебать из чужих стаканов, как говорят в Савойе, не люблю. Разыгрывать из себя Тартарена, потрясать добычей, не мной пойманной, ниже моих моральных устоев.

Все, что я могу сделать, — помочь Глории дотащить ее улов до дворца судовладельца. По дороге машинально продолжаю думать о своем.

Например, меня интересует, давно ли «мой» труп лежит на дне океана.

Судя по толстому слою водорослей и кораллов, послуживших ему саркофагом, давно. Но чтобы дать более точный ответ, необходим специалист. Я так думаю, речь может идти о сведении счетов между контрабандистами. Тихий океан набит ими. Галапагосские острова кишат всякими торгашами и бандитами, промышляющими в Южной Америке.

Но стоит ли делиться новостью с Окакисом? Вот в чем вопрос, как сказал бы Шекспир, цитируя самого себя.

Так я терзаю себя догадками и сомнениями, пока мы с триумфом не появляемся на парадной площадке перед дворцом. Свежий улов и шампанское, как писал когда-то чревоугодник Пьер Гурманн. Он бы так вкратце и изложил нынешнюю ситуацию. То есть мы, значит, приносим свежий улов, а господа и дамы уже вкушают шампанское в душистой тени окакисовского рая. Клянусь, этот грек сумел воссоздать Олимп!

Между тем на гидроплане прибыли новые гости. Окакис как раз заканчивает церемонию представления. Я имею честь непосредственно пожать пять Сальвадору Маразмелло, бывшему диктатору с Берега Берцовой Кости; королеве Педоке из крошечного государства Бью-бегги, утонувшего в Атлантическом океане после землетрясения; толстухе, чей зоб не удается закрыть даже двадцатью двумя рядами огромных жемчужных бус, и, наконец, пожимаю двумя руками одновременно протянутые пятерни господ Берри и Носси из банковского дома «Жесткая валюта».

Я уже собираюсь отчалить, но не тут-то было, поскольку Окакис подводит меня к еще одному столу.

— А вот два ваших соотечественника, мой дорогой друг, — любезно произносит владелец танкерного флота. — Профессор В. Кюветт из Центра научной обработки околонаучных разработок наукообразных исследований и его верный помощник Верзиль.

Я приветствую профессора, поскольку его имя мне знакомо. По-моему, именно он открыл и придумал много интересного, а главное, полезного, например, дырокол для сыра, трубку с двумя чашечками для табака, дезодорант для слонов, жевательную резинку с никотином, позволяющую некурящим вдоволь отравиться, кофейную чашку для левшей, штопор обратного действия, карниз для вертикальных занавесок и машинку для чистки артишоков. Это принесло ему неслыханную славу. Кроме того, профессор получил награды и звания, в том числе розетку для включения в сеть ордена Почетного легиона, а ныне носит новую награду — Детей Марии (его мать была Марией). Кюветт маленького роста, лысый, сильно смахивает цветом лица на кабачок цуккини.

Отдав должное профессору, я поворачиваюсь к его верному соратнику, и тут, мужики, на меня наваливается столбняк! Человек крупной наружности, весь из себя в белом костюме, стоящий передо мной, вылитая копия Берюрье. Двойник! Одно лицо! То ли они оба от одного пэра, то ли от одного мэра! Наманикюренный, побритый, причесанный, набриолиненный, напудренный, воспитанный, с манерами и прочее, но Берю! Отпад! Потрясающее сходство!

На помощнике ученого большие очки-велосипед с затемненными стеклами и дужкой шириной с бампер автомобиля. На массивную голову напялена легкая шляпа желтоватого цвета, украшенная лиловой лентой. Белая шелковая рубашка с безукоризненными манжетами придает ему очень важный вид.

Рука расслабленная, мягкая, что очень отличается от лап костолома Берюрье — того, настоящего.

Мы выказываем обоюдную радость от знакомства. Голос также не похож на рык моего Берю — глотка скорее работает в высокой тональности, во всяком случае, не в харкающем баритоне моего сослуживца.

Для проформы обмениваемся несколькими фразами.

— Мы прибыли в Гуаякиль сегодня утром, — объясняет мне двойник Толстяка. — Там мы сели на гидроплан, принадлежащий господину Окакису, который доставил нас сюда за рекордно короткое время. Я полагал, эпоха гидропланов закончилась, но мне представился случай по достоинству оценить полезность их применения в районах архипелагов.

Если минуту назад у меня и кипел котелок по поводу сходства этого малого с моим Берюрье, то теперь все сомнения улетучились. Зная способности Толстяка, могу с уверенностью утверждать, что он в жизни не сформулирует такую фразу.

И действительно, какого, собственно, черта Берю попрется на Галапагосы? Он сейчас крутится где-нибудь в Конторе, составляя отчет, так как должен уехать в отпуск после моего возвращения.

Я откланиваюсь, поскольку до сих пор пребываю в лягушачьей коже, и иду нацепить что-нибудь цивильное.

Разодевшись как рекламная картинка, быстренько сматываюсь из номера, не оставив адреса, пока ненасытная Глория не накинула на меня аркан. Мне тоже необходимо, хоть я и в роли жениха, глотнуть немного воздуха свободы. Широко открыв ноздри и рассчитывая на свой прирожденный нюх, иду на поиски Антигоны Окакис, дабы убедиться в благосклонности ее возможных намерений по отношению ко мне, а заодно и слегка пофлиртовать, показывая настойчивую искренность собственных.

Гости куч куются по ранжиру, в зависимости от важности положения.

Королевы с королевами треплются о шмотках «от Картье» , короли между собой — о футболе, а финансисты с калькуляторами в руках про свое купить-продать. Омон Бам-Там I учит мамашу Меланию из Брабанса чистить кожуру банана ногами, в то время как баночный князь Франц-Иосиф Хольстен (светлый) объясняет сырному королю, как осветлять сусло и сколько нужно добавлять солода в хмель, чтобы не вылететь в трубу.

Барон Самуил де Леви-Тель-авош разъясняет господам из «Жесткой валюты» причины падения курса туалетных бумаг на нью-йоркской бирже. Тут же рядом господин Педе из Разъединенных Наций пытается ухаживать за церемониймейстером Окакиса.

Как вы помните, судовладелец горячо рекомендовал гостям делать все, что им заблагорассудится. Так, например, мне, Сан-Антонио, чемпиону по разгадкам тайн всех категорий, первым делом заблагорассудилось вытащить на свет божий труп, лежавший на дне океана. Вы можете подумать, что это сущая безделица, согласен, но зато она внесла некоторое разнообразие в бессодержательное времяпрепровождение, не так ли?