Собор превратился в желчную свару. Линли Мак-Синн с горечью в голосе, который не попытался даже понизить, сказал, что убийство ведьм не принесло им никакой пользы, а лишь сделало оставшихся в живых совершенно беззащитными перед Фэйргами. Аласдер Мак-Танах зашикал на него, назвав его речь изменнической. Мак-Синн огрызнулся:

— А мне плевать. Это правда. Тысячу лет ведьмы защищали нас от свирепого морского народа, а теперь, когда их не осталось, у нас нет никакой защиты, и мы можем лишь покинуть побережья. А без возможности свободно плавать по морям мы не выживем!

Спор заходил все дальше и дальше, и обстановка начала накаляться. Ри вступал в спор совсем редко, а когда делал это, казалось, что он почти не слушал, о чем говорили. Майи не было, но ее служанка Сани говорила так уверенно, точно сама была Банри, и никто не осмеливался ни перечить ей, ни выказывать неуважения.

И действительно, под конец Собора ее голос звучал чаще всех остальных, и она говорила от имени Ри, как будто была его женой. Изабо показалось, что она искусно подогревает напряжение и нерешительность, вместо того, чтобы искать решение проблем, но никто другой, похоже, не заметил, как она подзуживала Мак-Синна и дразнила Адмирала, а если кто-то и заметил, то ни один из них не осмелился ничего сказать. Она даже высмеяла родственника Ри, Дугалла, когда тот начал настаивать на том, чтобы они направили все средства на восстановление флота, строительство новых кораблей и защиту побережья. Несколькими ловкими фразами она выставила его пустоголовым франтом, спустившим все свое наследство на игру в карты и роскошную одежду.

Затем приняли Маргрит Эрранскую и главу дипломатической миссии из Тирсолера. Ник-Фоган выступила с заверениями в своем дружественном отношении, предложив помочь Эйлианану в борьбе с Фэйргами людьми и припасами. Джаспер поблагодарил ее и принял ее помощь, правда, довольно осторожно.

Барон Невилл Сен-Клер произнес длинную и цветистую речь об их общих предках и необходимости сплотиться перед лицом надвигающейся опасности. Он рассказал о том, как Фэйрги опустошали их северное побережье в последние несколько лет. Филде попыталась заключить с Фэйргами мирный договор, но их посланцы вернулись обратно с отрубленными руками и языками.

Затем он тактично коснулся собственных потерь Ри и со множеством цветистых оборотов попросил разрешения пропустить флотилию торговых кораблей торговать в Дан-Горме, упомянув об их нужде в зерне, вине, соли и стекле.

При этих словах постоянные возражения Мак-Танаха стали менее настойчивыми. Прионнса Блессема очень подозрительно относился к Ярким Солдатам и выступал против них. Однако, стоило лишь барону Невиллу заговорить о торговле, как его возражения иссякли, хотя он и пробормотал на ухо Ри что-то насчет кошмаров, снившихся его родственнице.

— Лучше бы нам быть осторожными, — пробурчал он.

Он явно не хотел, чтобы его услышали другие прионнса, хотя Латифа и Изабо отчетливо разобрали его слова благодаря способностям кухарки к усилению звуков. Сани, наделенная острым слухом, тоже услышала его и прошипела:

— Вы собираетесь поставить под угрозу важное торговое соглашение из-за того, что вашей родственнице что-то приснилось?

— Она — Ник-Эйслин, — многозначительно заявил прионнса, но Ри или не слышал, или не придал его словам значения, поскольку ничего не ответила на это. Мак-Танах, откинувшись на спинку своего кресла, пожал плечами. Изабо подумала, а не мучили ли родственницу Мак-Танаха те же кошмары, что и ее — башни в тумане, языки пламени, солдаты в серебряных доспехах, ревущие: «Смерть! Смерть!», льющаяся ручьями кровь.

Когда барон Сен-Клер, наконец, закончил, Ри со вздохом сказал:

— Благодарю вас, милорд. Это, разумеется, нужно обдумать. Возможно, вы подождете в вестибюле, пока мы выслушаем мнение наших прионнса.

Барон Невилл и его сторонники довольно неохотно вышли из зала, а оставшиеся снова принялись спорить. Злобные замечания Сани заставляли умолкнуть всех, кто выступал против тирсолерцев. Когда Ламмасский Собор, наконец, завершился, разногласия между прионнса и Ри были глубже, чем когда-либо до этого. Единственное, по поводу чего удалось достичь согласия, было разрешение флоту Яркой Страны пройти через шлюзы в озеро Бертфэйн. Изабо очень удивилась почему только ей одной заверения Ярких Солдат в дружбе показались лживыми. Даже Латифа пришла в возбуждение при мысли о ярмарке, гадая вслух, не привезут ли тирсолерцы пламенник.

— Я уже сто лет не делала рагу с пламенником, — сказала она, спеша вместе с Изабо обратно в кухню. — Если даже оно не сможет поднять аппетит Джаспера, тогда ничто не сможет!

Празднества длились целую неделю, завершившись Всеобщими Скачками, когда все горожане отправились на верховую прогулку, стегая ивовыми прутами пограничные столбы, чтобы они остались в общественной памяти. Это был шумный парад, сопровождаемый всеобщим весельем и винопитием, который закончился праздником на главной площади Дан-Горма. Обычно в конце Всеобщих Скачек Ри легонько стегали прутиками, чтобы напомнить ему о том, что он всего лишь слуга народа, но в этом году он был слишком болен, чтобы выйти из дворца.

Изабо думала, что ей будет некогда прохлаждаться, но через два дня после Ламмаса Латифа обнаружила, что у нее закончились все запасы очитка, использовавшегося для лечения Ри. Никто лучше Изабо не знал, где найти целебные травы, поэтому ее и послали в лес. Она не сказала Латифе, что точно знает, где растет это редкое растение, решив выкроить себе несколько часов и погулять с Лазарем. Сначала она съездила на полянку, где на развалинах старого дома набрала очитков и аккуратно спрятала их в карман своего фартука. Потом они с Лазарем поскакали по лесу, наслаждаясь теплым деньком.

Она пыталась держаться от моря подальше, но Лазарь сам свернул в ту сторону, и она немного виновато подумала, что не будет никакого вреда, если она взглянет на море одним глазком. Вскоре в воздухе начал явственно ощущаться соленый морской бриз и послышался грохот бьющихся о скалы волн. Она подъехала к мысу, где море устремлялось в отверстие в скалах, взлетая в небо фонтаном соленых брызг и производя зловещий шум. Эти звуки пугали Лазаря, поэтому она отпустила его пастись, а сама улеглась на краю утеса, глядя на, беспокойно вздымающееся и опускающееся море. Она почти уже собралась возвращаться домой, когда услышала за спиной легкие шаги.

— Вижу, ты не прислушалась к моему совету держаться от моря подальше, — сказал хрипловатый голос.

— Нет, — ответила Изабо. — Но я больше не спускалась на пляж.

— Боишься песчаных скорпионов? — спросила ее черноволосая знакомая. — Изабо кивнула, и женщина, презрительно фыркнув, сказала: — Ну, они выходят только на рассвете и на закате, так что сейчас их бояться нечего.

— Значит, мы можем спуститься?

Женщина нахмурилась, потом пожала плечами и ответила:

— А почему бы и нет? — Но, встав на лестницу, остановилась, передумав. — Нет, я знаю гораздо лучшее место, где можно спуститься на пляж. Пойдем, я покажу тебе.

Изабо разрывалась на части. Ей очень хотелось продолжить знакомство с черноволосой женщиной, но она боялась, как бы та не увидела Лазаря, щиплющего травку на поляне. Но если она прикажет Лазарю уходить, то не сможет добраться до дома.

Поразмыслив некоторое время, она все-таки послала жеребцу мысленный приказ, а потом пошла за женщиной по краю утеса к реке. Так, объяснила женщина, гуляя по песчаным дюнам Стрэнда, они могли избежать опасных скал и утесов побережья Равеншо.

Сначала им пришлось перейти реку — но женщина привела ее к одному из множества массивных шлюзов, перекрывавших поток, и всего за несколько минут они перебрались на другой берег по узким мосткам над огромными железными балками. Изабо загляделась на шлюзы, зачарованная резким перепадом между уровнем воды в Бертфэйне и в заливе по другую сторону дамбы.

— Как тебя зовут? — спросила женщина.