гает такой религиозной глубины, с которой мож-
но было бы сопоставить только проникновен-
ность Данте. Революционная же политика исхо-
дит от небольшого, не способного уже чувство-
вать <по-русски> и по происхождению своему
едва ли русского, слоя жителей больших горо-
дов, она проявляется поэтому в форме доктри-
нерского принуждения с одной стороны и ин-
стинктивной самозащиты с другой.
Отсюда та плодотворная, глубокая, исконная
русская ненависть к Западу, этому яду в собст-
венном теле, которая с одинаковой силой сказы-
вается как во внутренних страданиях Достоев-
ского и в резких выпадах Толстого, так и в бес-
словесных переживаниях среднего человека;
эта часто бессознательная, часто скрывающаяся
за искренней любовью, ненасытная ненависть
ко всем символам фаустовской воли, к городам
- прежде всего к Петербургу - которые, как
опорные пункты этой воли, внедрились в крес-
тьянскую стихию этой бесконечной равнины,
ненависть к наукам и искусствам, мышлению,
чувствованию, государству, праву, управлению,
к деньгам, промышленности, образованию, об-
ществу, ко всему. Эта исконная ненависть апо-
калипсиса к античной культуре, нечто от мрач-
ного ожесточения времени Маккавеев^ и того
150
восстания, которое в гораздо более позднюю эпо-
ху привело к разрушению Иерусалима, лежит,
безусловно, в основе большевизма. Его доктри-
нерские построения не смогли бы вызвать той
силы движения, с которой оно продолжается до
сих пор. Инстинкты коренной России наталки-
вают его на борьбу с Западом. Запад воплотился
в <петровстве>, и большевизм, как порождение
этого <петровства>, в конце концов будет унич-
тожен для завершения внутреннего освобожде-
ния от Европы.
Западный пролетарий стремится преобразо-
вать цивилизацию Запада в своем духе; русский
же интеллигент стремится ее уничтожить, боль-
шей частью вопреки своему знанию, которое со-
ставляет тонкую поверхностную оболочку его
инстинктов. Таков смысл восточного нигилизма.
Наша цивилизация стала чисто городской, там
уже не существует <массы>, а только <народ>.
Истинный русский всегда крестьянин, кем бы он
ни был - ученым или чиновником. Города, воз-
никшие из подражания, с их искусственно со-
зданной массой и массовой идеологией, не затра-
гивают интересов русского человека. Несмотря
на весь марксизм, здесь существует только аг-
рарный вопрос. <Рабочий> - это недоразуме-
ние. Нетронутая, неразрушенная страна, как
у германцев времен Каролингов, здесь единст-
венная действительность. Эту ступень мы пере-
жили тысячелетие тому назад. Мы не понимаем
друг друга. Мы, западные европейцы, больше не
связаны с землей. Если мы селимся в деревне,
то мы приносим туда с собой город, со всеми его
душевными условиями, и притом носим их
151
в крови, а не как русский интеллигент только
в голове. Русский же переносит в душе своей де-
ревню в русские города. Необходимо постоянно
отличать русскую душу от русской системы, со-
знание вождей от инстинктов идущих за ними
масс, чтобы постичь непроходимую пропасть
между восточным и западным <социализмом>.
Что такое панславизм, как не западно-политиче-
ская маска, за которой кроется чувство великой
религиозной миссии? Русский рабочий, несмот-
ря на все промышленные лозунги вроде приба-
вочной стоимости и экспроприации, не является
рабочим большого города; это не человек массы,
как рабочий в Манчестере, Эссене и Питтсбурге,
а бежавший от земли пахарь и косарь, исполнен-
ный ненавистью к чужой далекой силе, оторвав-
шей его от прирожденного призвания, от связи
с которым его душа все же не может освободить-
ся. Совершенно безразлично, на основании ка-
ких воззрений действует большевизм. Если в его
программе стояли бы прямо противоположные
требования, то его бессознательная миссия по от-
ношению к пробуждающейся России была бы
все же та же - нигилизм.
Но духовные подонки наших городов вооду-
шевляются большевизмом. Он стал модой у пра-
здных и расхлябанных умов, оружием для за-
ржавевших душ жителей мировых городов, -
проявление гнилой крови. Салонный спарта-
кизм - тоже самое, что теософия и оккультизм:
у нас это то, чем был не для восточных рабов Ри-
ма, а для самих вырождающихся римлян, культ
Изиды. То, что спартакизм внедрился в Берли-
не, объясняется невероятной лживостью этой
152
революции, в которой не осталось ничего истин-
ного. Что непроходимые глупцы учредили крес-
тьянские советы, чтобы подражать советским
формулам, не заметив, что там проблемой яв-
лялся аграрный вопрос, здесь же вопрос город-
ской - все это имеет мало значения. В Герма-
нии спартакизм, в противоположность социа-
лизму, не имеет будущего. Но большевизм заво-
юет Париж, и здесь в соединении с анархичес-
ким синдикализмом даст удовлетворение уста-
лой, нуждающейся в сенсациях французской
душе. Он будет формой, в которой выразится
taedium vitae* этого пресыщенного жизнью го-
рода-великана. Большевизм, как опасный яд
для рафинированных душ, имеет на Западе
большую будущность, чем на Востоке.
В России его сменит единственно возможная
при таких условиях народная форма в виде ново-
го царизма какого-либо типа, и можно предпо-
лагать, что этот строй будет стоять ближе к прус-
ско-социалистическим формам, чем к парламен-
тарно-капиталистическим. Однако будущее,
скрытое в глубоких недрах России, заключается
не в разрешении политических и социальных за-
труднений, но в подготовляющемся рождении
новой религии, третьей из числа богатых воз-
можностей в христианстве, подобно тому как
германско-западная культура начала к 1000 го-
ду бессознательно создавать вторую. Достоев-
ский - один из идущих вперед глашатаев этой
безымянной, но ныне уже с тихой, бесконечной
нежной силой распространяющейся веры.
* Пресыщение жизнью (лат.).
153
Мы, люди Запада, в религиозном отношении
конченные люди. В наших городских душах
прежняя религиозность давно приняла интел-
лектуальную форму <проблем>. Деятельность
церкви завершилась на Тридентском соборе.
Из пуританства родился капитализм, из пие-
тизма - социализм. Англо-американские сек-
ты воплощают только потребность нервных де-
ловых людей в душевном развлечении при по-
мощи богословских вопросов. Ничего не может
быть отвратительнее попытки известного на-
правления в протестантизме оживить его труп,
растирая его большевистской грязью. В другом
месте тот же опыт был проделан с оккультиз-
мом и теософией. И нет ничего обманчивее на-
дежды на то, что русская религия будущего оп-
лодотворит западную. В этом ныне не должно
было бы быть сомнений: русский нигилизм, на-
правляя свою ненависть против государства,
знания, искусства, направляет ее также против
Рима и Виттенберга, дух которых сказался на
всех формах западной культуры и разрушается
