— Ясно, — перевёл Юрка. — Потом поговоришь с командиром… Что ты ему-то говоришь, он просто исполняет, что приказано.

В башне, куда их привезли, было множество беженцев. Они занимали почти все этажи. Тут и там лежало самое разное оружие, боеприпасы, снаряжение… Среди сдержанного шума, нелюдского запаха, чужой, хотя и понятной беды Олег вдруг ощутил себя очень маленьким и беспомощным. Ему просто-напросто захотелось плакать, и он лёг на живот на расстеленный коврик, похожий на туристскую пенку, уткнулся лицом в руку и затих. Юрка устроился рядом, Димка опять забился в угол.

Раненая нога заныла, замозжила. Навалилась мерзкая усталость, от которой казалось — тело превратилось в свинец. А через полминуты Олег провалился в сон — хорошо ещё, что без сновидений…

…Разбудил его Юрка. Мальчишка принёс три миски, в которых из бурой смеси торчали ложки. Выглядело это отвратительно, но оказалось просто-напросто сушёной картошкой с мясными консервами — и на вкус было куда лучше, чем на вид. Через несколько минут уррв-офицер — другой — принёс котелок с обычным чаем.

— Ми зосла вас, — он кивнул мальчишкам. — Наперррв нашим. Пррриказ: наперррв зосла славяне. День неже дву…

— Мне надо… — начал Олег, привставая, но уррв покачал рукой:

— Знам. Не. Барргай… — и опять покачал рукой.

Стало ясно, что уррвы их не отпустят. Кроме того, кажется, их воспринимали, как непонятно почему оказавшихся тут представителей ещё какого-то народа — и, судя по всему, во исполнение союзнического долга готовы были эвакуировать любой ценой.

Когда он ушёл, Олег мрачно сказал:

— Ну что ж… Придётся пробираться в горы одному. Тем более, что Марата тут нет.

— Я пойду с тобой, — сказал Юрка. — Ты ранен, тебе нельзя одному.

— А ты что, в порядке? — хмыкнул Олег. Ему было тоскливо, но не страшно.

— В порядке я буду, когда окажусь дома.

— А если не окажешься? — Олег поднял на него глаза. Юрка пожал плечами:

— Значит, не окажусь… Я поищу снарягу какую-никакую. Вечером уйдём?

Кажется, он признавал в Олеге командира. И мысль об этом помогла мальчишке собраться:

— Вечером… А его? — Олег кивнул на Димку. Юрка несколько секунд молчал, потом сказал:

— Его нельзя брать с собой. Пусть остаётся. Он просто не пройдёт через фронт, без вариантов.

Олег ожидал — честно ожидал! — что Димка возмутится. Но мальчишка молчал, испуганно глядя перед собой. И Олег отвёл глаза. Да, не все в этом возрасте как Борька.

Поэтому он, Олег, обязан вытащить тех.

Он подумал так, отвёл глаза…

И увидел входящего в помещение Артура.

Это было до такой степени поразительно и странно, что Олег не двигался, глядя на происходящее. Для Юрки и Димки все вошедшие были незнакомы, мальчишки и не глядели в их сторону. А для Олега…

Артур шёл впереди, неся на плече пулемёт. Голова у него была обвязана, совсем не романтично — грязной серой тряпкой. Следом шла Саша с двустволкой, за ней — Оля-старшая, к которой жались Тимка, Данила, Маша, младшая Оля… глядящий себе под ноги Генка. Дальше — Борька. С баргайским автоматом, прихрамывающий. И — Кирилл с Максом. Тоже с автоматами.

Они вошли и остановились, озираясь — перемазанные, видно, что усталые до последнего предела, но живые, живые, живые…

…Юрка не понял, почему Олег вдруг, издав какой-то странный горловой звук, поднялся, держась за стену и рванулся навстречу вошедшим. Остановился в шаге от высокого парня с пулемётом на плече…

…Артур смотрел на Олега и улыбался. Потом сказал:

— Дошли все, командир.

Не глядя, передал пулемёт Сашке. Олег сделал ещё один шаг и обнял кадета изо всех сил, чувствуя, как Артур дышит, как стучит сердце, как от него неудержимо разит потом и порохом.

— Живой, — сказал Олег. — Ты живой. Вы живые.

И ощутив, как пальцы Артура стиснули куртку на спине, больно защемили кожу — счастливо, со всхлипами, рассмеялся…

… — В общем-то мы с самого начала живы остались благодаря Борьке, — Артур лежал на пенке, прикрыв глаза. Больше всего Олег боялся, что он уснёт, но кадет явно собирался сначала всё рассказать. — Это кадр, Олег. Это не просто кадр, это уникум. Я его только вот в эти два дня оценил. Дирижабли, туда-сюда — это всё потом… А началось с него. Нас в пещере зажали, спустились по скалам. Я не то что проморгал, нет — просто совершенно этого не ожидал, вверх и не смотрел даже. Свалились, как снег на голову… Не знаю, то ли выследили нас, то ли случайно наткнулись… Прямо через несколько часов, как ты ушёл…

— Я зря вас оставил, — хмуро сказал Олег. — Я ещё когда их отряд в долине увидел — понял, что зря.

— Ну, был бы ты с нами — какая разница? — Артур, не открывая глаз, пожал плечами. — Вломились внутрь. А Борька сидел как раз с ружьём на коленях. И прямо сразу в передних — картечью. Из одного ствола, из другого… Не раздумывая. Мы-то все окаменели… Ну, дальше Макс до гранат у одного на поясе добрался, кинул две наружу, мы похватали, что ближе лежит…- Артур помолчал, тише сказал: — Я двоих мечом зарубил… Они вниз откатились. До темноты постреливали, а ночью мы ушли по скалам… — Артур покачал головой. — Борька с Данилкой влезли наверх по выступам, трофейные тросы закрепили, и мы поднялись. А потом они обуваться стали — а вместо пальцев месиво… Данилку Олька на закорках несла, Борька сам ковылял… В общем, на плоскогорье нас дирижабль подобрал. Мы чудом только по нему стрелять не начали…

— Артур, я не нашёл Марата, — Олег порывисто сел. Кадет наконец открыл глаза:

— Ну не нашёл, так не нашёл… Эвакуируемся, там что-нибудь придумаем. Главное, что всех наших собрал.

— Собрали, — поправил Олег. Но Артур возразил спокойно:

— Собрал. Ты собрал. Без тебя ничего не было бы.

Олег собирался опять беспредметно возразить. Но послышались шаги, усталый шум беженцев затих — в башенный зал вошёл офицер-уррв в грязной форме.

Вошедший офицер что-то громко сказал — и стало тихо. Он поднял руку и заговорил — отрывисто, Олег не мог избавиться от ощущения, что это просто лает сторожевой пёс. Уррвы вокруг переглядывались, кто-то из женщин заскулил, но тут же умолк. Офицер сделал ещё несколько странных, нечеловеческих жестов (уже молча) — но уррвам они, очевидно, что-то говорили.

Люди увидели, как начали подниматься дети и подростки — кто быстро и решительно, кто почти неохотно, но без промедления. Они подходили к куче оружия и выбирали что-то из неё, брали боеприпасы и выходили. Чаще всего — не оглядываясь на своих родных, которые теперь уже не могли сдержать криков, почти человеческих. Но ни одна мать не остановила сына. Впрочем, некоторых, уж слишком маленьких, останавливал и возвращал офицер.

— Что они делают? — прошептала Саша. — Там же совсем дети, младше Борьки…

Странно, но офицер услышал. Он повернул лицо к людям и сказал, с трудом подбирая слова:

— Смерррт… за све… ту и там. Но… любче… измеррррт в детса… неггг быт… ррроб.

И отвернулся, следя за тем, как вооружаются дети и подростки.

— Аой! — вдруг сказала одна из женщин, гладя руку подошедшего к ней попрощаться сына — на вид одних лет с Олегом. И резко оттолкнула его…

— Аой! — поддержала её другая. И через несколько секунд слаженно и дружно слышалось в зале:

— Аой! Аой!! Аой!!! Аой-аа!!!

— Что он сказал — офицер? — спросил Тимка. — А?

— Что-то вроде того, что лучше умереть ребёнком, чем жить рабом, — сказал Юрка. И крикнул: — Слышите, мы тоже пойдём!

— Пойдём! — поддержал Кирилл. Офицер повёл рукой:

— Нем. Оберрреч… приказ…

Отсалютовал — и вышел тоже. Следом за своим наспех собранным отрядом.

— Совсем плохо, — сказал Борька. — Видите, у них совсем плохо… а мы тут крупу переводим!

И зло двинул ногой по пустой миске.

Она насмешливо задребезжала на каменном полу.

— Всё, — Макс сел на корточки, посмотрел вокруг, потом оглянулся на дверь — которая вела на лестницу вверх. — Дирижабли, много. Не меньше дюжины. Идут от гор сюда. Ну, не сюда — в порт идут. И их даже никто не перехватывает…